Неточные совпадения
Осип. Говорит: «Этак всякий приедет, обживется, задолжается, после и выгнать нельзя. Я, говорит, шутить не буду, я прямо с жалобою, чтоб на съезжую да
в тюрьму».
Что, если
в самом деле он потащит меня
в тюрьму?
Сначала он принял было Антона Антоновича немного сурово, да-с; сердился и говорил, что и
в гостинице все нехорошо, и к нему не поедет, и что он не хочет сидеть за него
в тюрьме; но потом, как узнал невинность Антона Антоновича и как покороче разговорился с ним, тотчас переменил мысли, и, слава богу, все пошло хорошо.
На дороге обчистил меня кругом пехотный капитан, так что трактирщик хотел уже было посадить
в тюрьму; как вдруг, по моей петербургской физиономии и по костюму, весь город принял меня за генерал-губернатора.
Хлестаков. Нет, я не хочу! Вот еще! мне какое дело? Оттого, что у вас жена и дети, я должен идти
в тюрьму, вот прекрасно!
Хлестаков. Нет, не хочу! Я знаю, что значит на другую квартиру: то есть —
в тюрьму. Да какое вы имеете право? Да как вы смеете?.. Да вот я… Я служу
в Петербурге. (Бодрится.)Я, я, я…
Городничий. Что, голубчики, как поживаете? как товар идет ваш? Что, самоварники, аршинники, жаловаться? Архиплуты, протобестии, надувалы мирские! жаловаться? Что, много взяли? Вот, думают, так
в тюрьму его и засадят!.. Знаете ли вы, семь чертей и одна ведьма вам
в зубы, что…
Крестьяне рассмеялися
И рассказали барину,
Каков мужик Яким.
Яким, старик убогонький,
Живал когда-то
в Питере,
Да угодил
в тюрьму:
С купцом тягаться вздумалось!
Как липочка ободранный,
Вернулся он на родину
И за соху взялся.
С тех пор лет тридцать жарится
На полосе под солнышком,
Под бороной спасается
От частого дождя,
Живет — с сохою возится,
А смерть придет Якимушке —
Как ком земли отвалится,
Что на сохе присох…
«Все живут, все наслаждаются жизнью, — продолжала думать Дарья Александровна, миновав баб, выехав
в гору и опять на рыси приятно покачиваясь на мягких рессорах старой коляски, — а я, как из
тюрьмы выпущенная из мира, убивающего меня заботами, только теперь опомнилась на мгновение.
— Благодетель! вы все можете сделать. Не закон меня страшит, — я перед законом найду средства, — но то, что непов<инно> я брошен
в тюрьму, что я пропаду здесь, как собака, и что мое имущество, бумаги, шкатулка… спасите!
Все, кажется, прожил, кругом
в долгах, ниоткуда никаких средств, и обед, который задается, кажется, последний; и думают обедающие, что завтра же хозяина потащут
в тюрьму.
— Мошенник, — отвечал Собакевич. — Такой скряга, какого вообразить трудно.
В тюрьме колодники лучше живут, чем он: всех людей переморил голодом.
И пишет суд: препроводить тебя из Царевококшайска
в тюрьму такого-то города, а тот суд пишет опять: препроводить тебя
в какой-нибудь Весьегонск, и ты переезжаешь себе из
тюрьмы в тюрьму и говоришь, осматривая новое обиталище: „Нет, вот весьегонская
тюрьма будет почище: там хоть и
в бабки, так есть место, да и общества больше!“ Абакум Фыров! ты, брат, что? где,
в каких местах шатаешься?
— Я подлец… Виноват… Я преступил… Но посудите, посудите, разве можно так поступать? Я — дворянин. Без суда, без следствия, бросить
в тюрьму, отобрать все от меня: вещи, шкатулка… там деньги, там все имущество, там все мое имущество, Афанасий Васильевич, — имущество, которое кровным потом приобрел…
— А набейте ему на ноги колодки да сведите
в тюрьму“.
И вот ты себе живешь
в тюрьме, покамест
в суде производится твое дело.
Проходит после того десять лет — мудрец все еще держится на свете, еще больше прежнего кругом
в долгах и так же задает обед, и все думают, что он последний, и все уверены, что завтра же потащут хозяина
в тюрьму.
— Управитель так и оторопел, говорит: «Что вам угодно?» — «А! говорят, так вот ты как!» И вдруг, с этим словом, перемена лиц и физиогномии… «За делом! Сколько вина выкуривается по именью? Покажите книги!» Тот сюды-туды. «Эй, понятых!» Взяли, связали, да
в город, да полтора года и просидел немец
в тюрьме.
Как часто летнею порою,
Когда прозрачно и светло
Ночное небо над Невою
И вод веселое стекло
Не отражает лик Дианы,
Воспомня прежних лет романы,
Воспомня прежнюю любовь,
Чувствительны, беспечны вновь,
Дыханьем ночи благосклонной
Безмолвно упивались мы!
Как
в лес зеленый из
тюрьмыПеренесен колодник сонный,
Так уносились мы мечтой
К началу жизни молодой.
— Можно; только не знаю, пропустят ли вас
в самую
тюрьму. Теперь уже нет Яна: вместо его стоит другой, — отвечал часовой.
— А пан разве не знает, что Бог на то создал горелку, чтобы ее всякий пробовал! Там всё лакомки, ласуны: шляхтич будет бежать верст пять за бочкой, продолбит как раз дырочку, тотчас увидит, что не течет, и скажет: «Жид не повезет порожнюю бочку; верно, тут есть что-нибудь. Схватить жида, связать жида, отобрать все деньги у жида, посадить
в тюрьму жида!» Потому что все, что ни есть недоброго, все валится на жида; потому что жида всякий принимает за собаку; потому что думают, уж и не человек, коли жид.
— Вы знаете, может быть (да я, впрочем, и сам вам рассказывал), — начал Свидригайлов, — что я сидел здесь
в долговой
тюрьме, по огромному счету, и не имея ни малейших средств
в виду для уплаты.
— Да и так же, — усмехнулся Раскольников, — не я
в этом виноват. Так есть и будет всегда. Вот он (он кивнул на Разумихина) говорил сейчас, что я кровь разрешаю. Так что же? Общество ведь слишком обеспечено ссылками,
тюрьмами, судебными следователями, каторгами, — чего же беспокоиться? И ищите вора!..
Да ведь ты и сама хотела, чтоб я пошел, ну вот и буду сидеть
в тюрьме, и сбудется твое желание; ну чего ж ты плачешь?
«Та королева, — думал он про себя, — которая чинила свои чулки
в тюрьме, уж конечно,
в ту минуту смотрела настоящею королевой и даже более, чем во время самых пышных торжеств и выходов».
А все-таки посадили было меня тогда
в тюрьму за долги, гречонка один нежинский.
Разумихин виделся с ним
в тюрьме, когда только это было возможно.
Меня опять отвели
в тюрьму и с тех пор уже к допросу не требовали.
— Эх, батюшка Петр Андреич! — отвечал он с глубоким вздохом. — Сержусь-то я на самого себя; сам я кругом виноват. Как мне было оставлять тебя одного
в трактире! Что делать? Грех попутал: вздумал забрести к дьячихе, повидаться с кумою. Так-то: зашел к куме, да засел
в тюрьме. Беда да и только! Как покажусь я на глаза господам? что скажут они, как узнают, что дитя пьет и играет.
Я приехал
в Казань, опустошенную и погорелую. По улицам, наместо домов, лежали груды углей и торчали закоптелые стены без крыш и окон. Таков был след, оставленный Пугачевым! Меня привезли
в крепость, уцелевшую посереди сгоревшего города. Гусары сдали меня караульному офицеру. Он велел кликнуть кузнеца. Надели мне на ноги цепь и заковали ее наглухо. Потом отвели меня
в тюрьму и оставили одного
в тесной и темной конурке, с одними голыми стенами и с окошечком, загороженным железною решеткою.
В тюрьму-та, князь, кто Чацкого схватил?
Как, Чацкого? кто свел
в тюрьму?
Нигде время так не бежит, как
в России;
в тюрьме, говорят, оно бежит еще скорей.
Но Елена знала, что Харламов — двоюродный племянник Прозорова, что его отец — ветеринар, живет
в Курске, а мать, арестованная
в седьмом году, умерла
в тюрьме.
— Когда роешься
в книгах — время течет незаметно, и вот я опоздал домой к чаю, — говорил он, выйдя на улицу, морщась от солнца.
В разбухшей, измятой шляпе,
в пальто, слишком широком и длинном для него, он был похож на банкрота купца, который долго сидел
в тюрьме и только что вышел оттуда. Он шагал важно, как гусь, держа руки
в карманах, длинные рукава пальто смялись глубокими складками. Рыжие щеки Томилина сыто округлились, голос звучал уверенно, и
в словах его Клим слышал строгость наставника.
— Нет, я ведь сказал: под кожею. Можете себе представить радость сына моего? Он же весьма нуждается
в духовных радостях, ибо силы для наслаждения телесными — лишен. Чахоткой страдает, и ноги у него не действуют. Арестован был по Астыревскому делу и
в тюрьме растратил здоровье. Совершенно растратил. Насмерть.
— Поздравляю, — сказал Самгин и неожиданно для себя прибавил: — Берегись, не усадил бы он тебя
в тюрьму.
В этой борьбе пострадала и семья Самгиных: старший брат Ивана Яков, просидев почти два года
в тюрьме, был сослан
в Сибирь, пытался бежать из ссылки и, пойманный, переведен куда-то
в Туркестан; Иван Самгин тоже не избежал ареста и
тюрьмы, а затем его исключили из университета; двоюродный брат Веры Петровны и муж Марьи Романовны умер на этапе по пути
в Ялуторовск
в ссылку.
— А я — сажал, — так же тихо откликнулся Тагильский. — Интеллигенты сажают друг друга
в тюрьмы. Это не похоже на… недоразумение? На анекдот?
— Кончится тем, что все вы будете
в тюрьме.
Никонова — действительно Никонова, дочь крупного помещика, от семьи откололась еще
в юности, несколько месяцев сидела
в тюрьме, а теперь, уже более трех лет, служит конторщицей
в издательстве дешевых книг для народа.
Глаза ее щурились и мигали от колючего блеска снежных искр. Тихо, суховато покашливая, она говорила с жадностью долго молчавшей, как будто ее только что выпустили из одиночного заключения
в тюрьме. Клим отвечал ей тоном человека, который уверен, что не услышит ничего оригинального, но слушал очень внимательно. Переходя с одной темы на другую, она спросила...
Через несколько дней он сидел
в местной
тюрьме и только тут почувствовал, как много пережито им за эти недели и как жестоко он устал.
Дронов рассказал, что историк, имея чин поручика, служил
в конвойной команде,
в конце пятидесятых годов был судим, лишен чина и посажен
в тюрьму «за спасение погибавших»; арестанты подожгли помещение этапа, и, чтоб они не сгорели сами, Козлов выпустил их, причем некоторые убежали.
— Но, издеваясь над стихами, не издевались ли вы и над идеями представительного правления, над идеями, ради реализации которых деды и отцы ваши боролись, умирали
в тюрьмах,
в ссылке, на каторге?
Рындин — разорившийся помещик, бывший товарищ народовольцев, потом — толстовец, теперь — фантазер и анархист, большой, сутулый, лет шестидесяти, но очень моложавый; у него грубое, всегда нахмуренное лицо, резкий голос, длинные руки. Он пользуется репутацией человека безгранично доброго, человека «не от мира сего». Старший сын его сослан, средний — сидит
в тюрьме, младший, отказавшись учиться
в гимназии, ушел из шестого класса
в столярную мастерскую. О старике Рындине Татьяна сказала...
— Как сиделось? Скверненькая у нас
тюрьма, а вот
в Седлеце…
Статистик, известный всему городу своей привычкой сидеть
в тюрьме, добродушно посмеивался, перечисляя...
«Хороша жизнь, когда человек чувствует себя
в тюрьме более свободным, чем на воле».