Неточные совпадения
В канаве бабы ссорятся,
Одна кричит: «Домой идти
Тошнее, чем на каторгу!»
Другая: — Врешь,
в моем дому
Похуже твоего!
Мне старший
зять ребро сломал,
Середний
зять клубок украл,
Клубок плевок, да
дело в том —
Полтинник был замотан
в нем,
А младший
зять все нож берет,
Того гляди убьет, убьет!..
—
В том-то и
дело, что есть.
Зять делал выправки: говорит, будто и след простыл, но ведь он человек военный: мастер притопывать шпорой, а если бы похлопотать по судам…
— Ты — глуп, Дронов, — возразил Тагильский, как будто трезвея, и, ударяя ладонью по ручке кресла, продолжал: — Если рядом со средневековым процессом об убийстве евреями воришки Ющинского, убитого наверняка воровкой Чеберяковой, поставить на суде
дело по убийству Зотовой и привлечь к нему сначала
в качестве свидетеля прокурора,
зятя губернатора, — р-ручаюсь, что означенный свидетель превратился бы
в обвиняемого…
— В-вывезли
в лес,
раздели догола, привязали руки, ноги к березе, близко от муравьиной кучи, вымазали все тело патокой, сели сами-то, все трое — муж да хозяин с
зятем, насупротив, водочку пьют, табачок покуривают, издеваются над моей наготой, ох, изверги! А меня осы, пчелки жалят, муравьи, мухи щекотят, кровь мою пьют, слезы пьют. Муравьи-то — вы подумайте! — ведь они и
в ноздри и везде ползут, а я и ноги крепко-то зажать не могу, привязаны ноги так, что не сожмешь, — вот ведь что!
Нехлюдов видел, что людоедство начинается не
в тайге, а
в министерствах, комитетах и департаментах и заключается только
в тайге; что его
зятю, например, да и всем тем судейским и чиновникам, начиная от пристава до министра, не было никакого
дела до справедливости или блага народа, о которых они говорили, а что всем нужны были только те рубли, которые им платили за то, чтобы они делали всё то, из чего выходит это развращение и страдание.
Нехлюдов же, не говоря о досаде, которую он испытывал за то, что
зять вмешивался
в его
дела с землею (
в глубине души он чувствовал, что
зять и сестра и их дети, как наследники его, имеют на это право), негодовал
в душе на то, что этот ограниченный человек с полною уверенностью и спокойствием продолжал считать правильным и законным то
дело, которое представлялось теперь Нехлюдову несомненно безумными преступным.
Затем, когда сам Гуляев совсем состарился, он принял
зятя в часть по своим сибирским приискам, причем всем
делом верховодил по-прежнему Бахарев.
— Отчего же он не остановился у Бахаревых? — соображала Заплатина, заключая свои кости
в корсет. — Видно, себе на уме… Все-таки сейчас поеду к Бахаревым. Нужно предупредить Марью Степановну… Вот и партия Nadine. Точно с неба жених свалился! Этакое счастье этим богачам: своих денег не знают куда
девать, а тут, как снег на голову,
зять миллионер… Воображаю: у Ляховского дочь, у Половодова сестра, у Веревкиных дочь, у Бахаревых целых две… Вот извольте тут
разделить между ними одного жениха!..
Однако ж не ошибался ли Полозов, предусматривая себе
зятя в Бьюмонте? Если у старика было еще какое-нибудь сомнение
в этом, оно исчезло, когда Бьюмонт, недели через две после того как начал бывать у них, сказал ему, что, может быть, покупка завода задержится на несколько
дней; впрочем, едва ли от этого будет задержка: вероятно, они и, не дожидаясь мистера Лотера, не составили бы окончательных условий раньше недели, а мистер Лотер будет
в Петербурге через четыре
дня.
— Что ж, Параска, — сказал Черевик, оборотившись и смеясь к своей дочери, — может, и
в самом
деле, чтобы уже, как говорят, вместе и того… чтобы и паслись на одной траве! Что? по рукам? А ну-ка, новобранный
зять, давай магарычу!
В малыгинском доме поднялся небывалый переполох
в ожидании «смотрин». Тут своего горя не расхлебаешь: Лиодор
в остроге, Полуянов пойдет на поселение, а тут новый
зять прикачнулся. Главное, что
в это
дело впуталась Бубниха, за которую хлопотала Серафима. Старушка Анфуса Гавриловна окончательно ничего не понимала и дала согласие на смотрины
в минуту отчаяния. Что же, посмотрят — не съедят.
— Ну, это уж попы знают… Ихнее
дело. А ты, Илья Фирсыч, как переметная сума: сперва продал меня Ечкину, а теперь продаешь Замараеву. За Ечкина
в остроге насиделся, а за любезного
зятя в самую отдаленную каторгу уйдешь на вечное поселенье… Верно тебе говорю.
Выпущенный из тюрьмы Полуянов теперь занимался у Замараева
в кассе. С ним опять что-то делалось — скучный такой, строгий и ни с кем ни слова. Единственным удовольствием для Полуянова было хождение по церквам. Он и с собой приносил какую-то церковную книгу
в старинном кожаном переплете, которую и читал потихоньку от свободности. О судах и законах больше не было и помину, несмотря на отчаянное приставанье Харитона Артемьича, приходившего
в кассу почти каждый
день, чтобы поругаться с
зятем.
Писарь давно обленился, отстал от всякой работы и теперь казнился, поглядывая на молодого
зятя, как тот поворачивал всякое
дело. Заразившись его энергией, писарь начал заводить строгие порядки у себя
в доме, а потом
в волости. Эта домашняя революция закончилась ссорой с женой, а
в волости взбунтовался сторож Вахрушка.
В действительности происходило так. Все
зятья, за исключением Пашки Булыгина, не принимали
в этом
деле никакого участия, предоставив все своим женам. Из сестер ни одна не отказалась от своей части ни
в пользу других сестер, ни
в пользу отца.
В другой раз Анфуса Гавриловна отвела бы душеньку и побранила бы и дочерей и
зятьев, да опять и нельзя: Полуянова ругать — битого бить, Галактиона — дочери досадить, Харитину — с непокрытой головы волосы драть, сына Лиодора — себя изводить. Болело материнское сердце
день и ночь, а взять не с кого. Вот и сейчас, налетела Харитина незнамо зачем и сидит, как зачумленная. Только и радости, что суслонский писарь, который все-таки разные слова разговаривает и всем старается угодить.
Да и все остальные растерялись.
Дело выходило самое скверное, главное, потому, что вовремя не оповестили старика. А суббота быстро близилась…
В пятницу был собран экстренный семейный совет.
Зять Прокопий даже не вышел на работу по этому случаю.
Так Мыльников и делал:
в неделю работал
день или два, а остальное время «компанился». К нему приклеился и Яша Малый, и
зять Прокопий, и машинист Семеныч. Было много и других желающих, но Мыльников чужим всем отказывал. Исключение представлял один Семеныч, которого Мыльников взял назло дорогому тестюшке Родиону Потапычу.
«Банный
день» справлялся у Зыковых по старине: прежде, когда не было
зятя, первыми шли
в баню старики, чтобы воспользоваться самым дорогим первым паром, за стариками шел Яша с женой, а после всех остальная чадь, то есть девки, которые вообще за людей не считались.
Прокопий, по обыкновению, больше отмалчивался. У него всегда выходило как-то так, что и да и нет. Это поведение взорвало Яшу. Что,
в самом-то
деле, за все про все отдувайся он один, а сами, чуть что, — и
в кусты. Он напал на
зятя с особенной энергией.
— Нечего вам мудрить-то, старые черти! — огрызнулась на всех троих Рачителиха. — Не вашего это ума
дело… Видно, брать тебе, Никитич, Пашку к себе
в дом
зятем. Федорку принял, а теперь бери Пашку… Парень отличный.
И, как это всегда бывает, на нее же наваливали все
дела, какие нужны были, и ее же все трое и ругали и даже бил
зять в пьяном виде.
Санин с первого
дня знакомства пришелся по нутру фрау Леноре; свыкшись с мыслию, что он будет ее
зятем, она уже не находила
в ней ничего особенно неприятного, хотя и считала долгом сохранять на лице своем несколько обиженное… скорей озабоченное выражение.
Он говорил, что она до сих пор исполняла долг свой как дочь, горячо любящая отца, и что теперь надобно также исполнить свой долг, не противореча и поступая согласно с волею больного; что, вероятно, Николай Федорыч давно желал и давно решился, чтоб они жили
в особом доме; что, конечно, трудно, невозможно ему, больному и умирающему, расстаться с Калмыком, к которому привык и который ходит за ним усердно; что батюшке Степану Михайлычу надо открыть всю правду, а знакомым можно сказать, что Николай Федорыч всегда имел намерение, чтобы при его жизни дочь и
зять зажили своим, домом и своим хозяйством; что Софья Николавна будет всякий
день раза по два навещать старика и ходить за ним почти так же, как и прежде; что
в городе, конечно, все узнают со временем настоящую причину, потому что и теперь, вероятно, кое-что знают, будут бранить Калмыка и сожалеть о Софье Николавне.
— Да ты, дедушка, послушай, дело-то какое! — живо подхватил парень. — Они, наши, сосновские-то ребята, сказывали, твой зять-то… Григорьем, что ли, звать?.. Слышь, убежал, сказывают, нонче ночью… Убежал и не знать куда!.. Все, говорят, понятые из Комарева искали его — не нашли… А того, слышь, приятеля-то, работника, Захара, так того захватили, сказывают. Нонче, вишь, ночью обокрали это они гуртовщика какого-то, вот что волы-то прогоняют… А
в Комареве суд, говорят, понаехал — сейчас и доследились…
И вот теперь она сама выходит лишь потому, что — пора, и потому еще, что отцу ее нужно
зятя, преемника
в делах.
— Какая у нас
в деревне любовь? — ответил Степан и усмехнулся. — Собственно, сударыня, ежели вам угодно знать, я женат во второй раз. Я сам не куриловский, а из Залегоща, а
в Куриловку меня потом
в зятья взяли. Значит, родитель не пожелал
делить нас промежду себе — нас всех пять братьев, я поклонился и был таков, пошел
в чужую деревню,
в зятья. А первая моя жена померла
в молодых летах.
Дело было
в том, что
в городе жила престарелая вдова купчиха, у которой были два сына и замужняя дочь. Старушка имела неразделенный с детьми капитал и заветное право
разделить им детей, когда сама того пожелает. Но такое желание ей, по русскому купеческому обычаю, долго не приходило, а между тем
в это время
зять ее погорел.
— Я, любезный
зять, вас раньше ждала, — и она прикусила слегка нижнюю губу и внимательно слушала, пока Функендорф извинялся, что его утром звали
в кабинет по важному
делу.
Зять накупил тысяч на двадцать хлеба, половину на деньги, половину
в долг под тещину поруку; снарядил на ее же кредит баржи и отправился от пристани вниз по реке, но, как известно, беда одна не любит ходить, а всегда ведет за собою другую, и
зять нашей старушки потонул, спасая груз своего разбившегося каравана, и сразу нанес семейству старушки такой удар, что
дела их зашатались.
Жило семейство Норков как нельзя тише и скромнее. Кроме каких-то двух старушек и пастора Абеля, у них запросто не бывал никто. С выходом замуж Берты Ивановны, которая поселилась с своим мужем через два дома от матери, ежедневным их посетителем сделался
зять. Шульц вместе с женою навещал тещину семью аккуратно каждый вечер и был настоящим их семьянином и сыном Софьи Карловны. Потом
в доме их, по известному читателям случаю, появился я, и
в тот же
день, вслед за моим выходом, Шульц привез художника Истомина.
— Да какой черт ею жертвует? Не
в Сибирь ссылают, замуж выдают; она, я думаю, сама этого желает. Жертвуют ею!
В этом
деле скорей наш брат жертвует. Будь у меня состояние, я, может быть,
в зятья-то пригнул бы и не такого человека.
На другой
день старуха переехала, но, видно, эта разлука с идолом была слишком тяжела для Катерины Архиповны, и, видно, страстная мать справедливо говорила, что с ней бог знает что будет, если ошибется
в выборе
зятя, потому что, тотчас же по переезде на новую квартиру, она заболела, и заболела бог знает какою-то сложною болезнью: сначала у нее разлилась желчь, потом вся она распухла, и, наконец, у нее отнялись совершенно ноги.
Причем, как
в деле прошлом, фундаментально сознаюсь, что когда обнял меня Иван Афанасьевич и назвал
зятем, я хотел объяснить ему все
дело, и что я, вместо своего сердца, подношу перстень с петухом, и сказал бы, точно сказал бы; но тут кстати слова стихотворца...
Фетинья. Как ты говоришь! Одно
дело, девке удержу нет, а другое, нам
зять в дом нужен. Сам стар, торговля у нас опасная.
На другой
день, 18 мая, после завтрака,
в 12 часов, Гоголь, простившись очень дружески и нежно с нами и с сестрой, которая очень плакала, сел с Пановым
в тарантас, я с Константином и Щепкин с сыном Дмитрием поместились
в коляске, а Погодин с
зятем своим Мессингом — на дрожках, и выехали из Москвы.
Фернандо! до меня доходят слухи,
Что ищешь ты войти
в мое семейство!..
Безумец ты! — клянусь святою
девой! —
И мысль одна, мой милый, быть мне
зятем,
Должна казаться смертною обидой.
Переярков. Да что вы за разговоры завели! За
делом пришли, а не разговоры разводить; мне время-то дорого, у меня другие конкурсы есть. (Смотрит на часы.) Вона, десятый час! Вот предложите зятю-то, коли
в нем человеческие чувства есть, пусть подпишет эту бумагу-то.
— Какие шутки! — на всю комнату крикнул Макар Тихоныч. — Никаких шуток нет. Я, матушка, слава тебе Господи, седьмой десяток правдой живу, шутом сроду не бывал… Да что с тобой, с бабой, толковать — с родителем лучше решу… Слушай, Гаврила Маркелыч, плюнь на Евграшку, меня возьми
в зятья — дело-то не
в пример будет ладнее. Завтра же за Марью Гавриловну дом запишу, а опричь того пятьдесят тысяч капиталу чистоганом вручу… Идет, что ли?
— Значит — наше
дело выгорает, — сказала Фленушка. — С места мне не сойти, коль не будешь ты у Патапа Максимыча
в зятьях жить. Ступай, — сказала она, отворив дверь
в светелку и втолкнув туда Алексея, — я покараулю.
У Патапа Максимыча
в самом
деле новые мысли
в голове забродили. Когда он ходил взад и вперед по горницам, гадая про будущие миллионы, приходило ему и то
в голову, как дочерей устроить. «Не Снежковым чета женихи найдутся, — тогда думал он, — а все ж не выдам Настасью за такого шута, как Михайло Данилыч… Надо мне людей богобоязненных, благочестивых, не скоморохов, что теперь по купечеству пошли. Тогда можно и небогатого
в зятья принять, богатства на всех хватит».
Таков на Петров
день бабам дается приказ от отцов да от свекоров, и накануне праздников зачинается вкруг печей возня-суетня.
Дела по горло, а иной хозяюшке вдвое того: есть
зять молодой — готовь ему, теща, петровский сыр, есть детки богоданные — пеки тобо́лки [Пресные пироги с творогом.], неси их крестникам на рóзговенье, отплачивай за пряники, что приносили тебе на поклон
в Прощено воскресенье вечером [Обычай на Севере, а отчасти
в Средней России.].
— Василий Свитка, из хохлов, — как бы шутя, отрекомендовался незнакомый. — Бывший казанский студент… теперь,
в некотором роде, торговыми предприятиями занимаемся. Я еще недавно здесь,
в Славнобубенске, — говорил он совершенно просто и добродушно; — по
делам зятя моего.
— Потому что гордан. Уж больно высоко́ себя держит, никого себе
в версту не ставит. Оттого и не хочется ему, чтобы сказали: родную, дескать, дочь прозевал. Оттого на себя и принял… — с насмешливой улыбкой сказал Феклист Митрич. — А с зятем-то у них, слышь,
в самом
деле наперед было слажено и насчет приданого, и насчет иного прочего. Мы уж и сами немало дивились, каких ради причин вздумалось вам уходом их венчать.
«Верных семьдесят тысяч, не то и побольше, будет мне припену от этой покупки, — размышляет Марко Данилыч. — Дураки же, да какие еще дураки пустобородые
зятья Доронина!.. Сколько денег зря упустили, все одно что
в печке сожгли. Вот они и торговцы на новый лад!.. Вот и новые порядки!.. Бить-то вас некому!.. Да пускай их, — у Дунюшки теперь лишних семьдесят тысяч — это главное
дело!»
На другой
день после сиденья рыбников
в Рыбном трактире, чуть не на рассвете, Орошин подъехал
в лодке к каравану
зятьев Доронина. Ему сказали, что они еще не бывали. Спросил, где живут, и погнал извозчика на Нижний Базар. Ровно молоденький, взбежал он на лестницу бубновской гостиницы, спрашивает Меркулова, а ежели его дома нет, так Веденеева.
Первый Спас на дворе — к Макарью пора. Собрался Марко Данилыч без дочери и поселился на Гребновской пристани
в своем караване. Нехорошо попахивало, да Марку Данилычу это нипочем — с малых лет привык с рыбой возиться.
Дня через два либо через три после его приезда пришел на Гребновскую огромный рыбный караван. Был он «Зиновья Доронина с
зятьями».
Работники всегда бывают чутки к хозяйским
делам, давно они уже заметили, что Патап Максимыч
зятя в грош не ставит, на каждом шагу глумится над ним и считает ни на что не годным.
Оба
зятя Зиновья Алексеича с женами приехали на ярманку, с тестем и с тещею. Пристали они
в той же гостинице Бубнова, где жили и прошлого года. Сам Зиновий Алексеич рыбным
делом не занимался, не взглянул даже на караван, носивший имя его, а Меркулов с Веденеевым каждый
день с утра до сумерек по очереди там бывали.
— Таких же, как и все, — ответила Таисея. — Сначала-то
в недоуменье была, и на того думала, и на другого; чего греха таить, мекала и на тебя, и как приехала из Питера Таифа, так все это
дело и распутала, как по ниточкам. А потом и сам Патап Максимыч сказывал, что давно Василья Борисыча
в зятья себе прочил.