Неточные совпадения
Бабушку никто не любил. Клим, видя это, догадался, что он неплохо сделает, показывая, что только он любит одинокую старуху. Он охотно слушал ее рассказы о таинственном доме. Но
в день своего рождения бабушка повела Клима гулять и
в одной из
улиц города,
в глубине большого двора, указала ему неуклюжее, серое, ветхое здание
в пять окон, разделенных тремя колоннами, с развалившимся крыльцом, с мезонином
в два окна.
Дом и тогда был, как теперь, большой, с двумя воротами и четырьмя подъездами по
улице, с тремя дворами
в глубину. На самой парадной из лестниц на
улицу,
в бель — этаже, жила
в 1852 году, как и теперь живет, хозяйка с сыном. Анна Петровна и теперь осталась, как тогда была, дама видная. Михаил Иванович теперь видный офицер и тогда был видный и красивый офицер.
Вид был точно чудесный. Рейн лежал перед нами весь серебряный, между зелеными берегами;
в одном месте он горел багряным золотом заката. Приютившийся к берегу городок показывал все свои дома и
улицы; широко разбегались холмы и поля. Внизу было хорошо, но наверху еще лучше: меня особенно поразила чистота и
глубина неба, сияющая прозрачность воздуха. Свежий и легкий, он тихо колыхался и перекатывался волнами, словно и ему было раздольнее на высоте.
Но это уже была не просьба о милостыне и не жалкий вопль, заглушаемый шумом
улицы.
В ней было все то, что было и прежде, когда под ее влиянием лицо Петра искажалось и он бежал от фортепиано, не
в силах бороться с ее разъедающей болью. Теперь он одолел ее
в своей душе и побеждал души этой толпы
глубиной и ужасом жизненной правды… Это была тьма на фоне яркого света, напоминание о горе среди полноты счастливой жизни…
За углом
улицы,
в узком переулке, собралась толпа человек во сто, и
в глубине ее раздавался голос Весовщикова.
И все это звуки коренные, свежие, родившиеся на место, где-нибудь
в глубине Бретани или Оверни (быть может, поэтому-то они так и нравятся детям), и оттуда перенесенные на
улицы всемирной столицы.
В такую именно пору Валериан Николаевич Дарьянов прошел несколько пустых
улиц и, наконец, повернул
в очень узенький переулочек, который наглухо запирался старым решетчатым забором. За забором видна была церковь. Пригнув низко голову, Дарьянов вошел
в низенькую калиточку на церковный погост. Здесь,
в углу этого погоста, местилась едва заметная хибара церковного сторожа, а
в глубине, за целым лесом ветхих надмогильных крестов, ютился низенький трехоконный домик просвирни Препотенской.
Однако Джону Келли скоро стало казаться, что у незнакомца не было никаких намерений. Он просто вышел на платформу, без всякого багажа, только с корзиной
в руке, даже, по-видимому, без всякого плана действий и тупо смотрел, как удаляется поезд. Раздался звон, зашипели колеса, поезд пролетел по
улице, мелькнул
в полосе электрического света около аптеки, а затем потонул
в темноте, и только еще красный фонарик сзади несколько времени посылал прощальный привет из
глубины ночи…
В домах боялись зажигать огни, густая тьма заливала
улицы, и
в этой тьме, точно рыба
в глубине реки, безмолвно мелькала женщина, с головой закутанная
в черный плащ.
Он был рад предложению; он не мог бы теперь идти к себе один, по
улицам,
в темноте. Ему было тесно, тягостно жало кости, точно не по
улице он шёл, а полз под землёй и она давила ему спину, грудь, бока, обещая впереди неизбежную, глубокую яму, куда он должен скоро сорваться и бесконечно лететь
в бездонную, немую
глубину…
Скрытая за стеною
в глубине двора жизнь «Фелицатина раишка» была недоступна наблюдениям заречных людей. Летом горожане являлись с реки, подъезжая
в лодках к парку или крадучись берегом по кустам, зимою они проезжали слободской
улицей, кутаясь
в башлыках или скрывая лица воротниками шуб.
Околесив две-три
улицы, он указал наконец вознице своему настоящий путь и вскоре подъехал к высокому забору, за которым
в глубине двора ютился
в палисаднике каменный одноэтажный домик, рядом с небольшим католическим костелом, построенным во вкусе тех quasi-греческих зданий, которыми было столь богато начало нашего столетия.
Висленев
в это время жил
в одном из тех громадных домов Невского проспекта, где, как говорится, чего хочешь, того просишь: здесь и роскошные магазины, и депо, и мелочная лавка, и французский ресторан, и греческая кухмистерская восточного человека Трифандоса, и другие ложементы с парадных входов на
улицу, и сходных цен нищенские стойла
в глубине черных дворов.
Гости у Коромыслова. Кое-что изменено
в обычной обстановке, кое-что добавлено: взятый напрокат рояль, живые цветы на столе и
в вазах.
В стороне стол с вином, закусками и фруктами. Большое окно на
улицу наполовину занавешено.
В задней части мастерской — ближайшей к авансцене — высокий занавес отделяет угол с диваном: здесь одна только лампочка
в синем стекле, полутемно. Весь свет сосредоточен
в глубине мастерской: там все ярко, колоритно, богато.
Сам дом стоял
в глубине двора-сада, отделенного от
улицы железной решеткой
в каменных столбах, на вершине которых находились шары с воткнутыми
в них острием вверх копьями;
в середине были такие же железные ворота, на столбах которых были традиционные львы.
Первое впечатление, производимое ею на новичка, случайно забредшего
в ее по большей части узкие и кривые
улицы и
в переулки, состоящие из неказистых деревянных двухэтажных, а часто и одноэтажных домиков, построенных
в большинстве случаев
в глубине дворов, обнесенных решетчатыми или сплошными заборами, — это впечатление захолустного провинциального городка.
Дом этот, один из немногих сохранившихся до сих пор
в Москве
в своем прежнем виде, был построен полукругом
в глубине обширного двора, огражденного с
улицы массивной чугунной решеткою с двумя воротами, украшенными традиционными львами, со всеми причудами теперь, увы, отжившего барства.