Безлюди. Последний хартрум

Женя Юркина, 2023

Ризердайн Уолтон совершил невозможное: освободил лютенов и приручил живые дома. Его безлюди – послушные, как дрессированные псы, – принесли ему славу, уважение и деньги. Но одно неверное решение ставит под удар все его дело, а вместе с тем – и жизнь. Когда привычный мир рушится, на помощь приходят союзники, и каждый преследует свою цель: кто-то хочет сохранить систему, кто-то – обратить ее в руины. Образцовый домограф, непокорный лютен и та, что мечтает его освободить – какую роль они сыграют в этом противостоянии? Продолжение YA-романа Жени Юркиной о сестрах, потерявших родных и переехавших в другой город, и о домах, у которых есть душа. Вторая книга трилогии о живых домах. История в духе готического романа с детективной линией и неповторимой атмосферой. Туго сплетенный многослойный сюжет. Обложку для романа нарисовала популярная художница Вельга Северная.

Глава 2

Пернатый дом

Флориана

Шарообразная люстра, собранная из бусин перламутра, подрагивала от ветра, проникающего в распахнутое с ночи окно. Море затопило собой комнату: далекими отзвуками волн, привкусом соли в воздухе, свежестью, что принес утренний бриз.

Соскользнув с кровати, Флори ощутила голыми ступнями холод каменного пола и на цыпочках прошла в гостевую купальню. Сквозь витражное стекло сюда проникал слабый, рассеянный свет, отбрасывающий разноцветные блики на стены. Присев на краешек ванны, она повернула вентили, запустив в работу паровой котел и трубы, чей натужный гул наверняка был слышен на весь дом.

Флори заколола волосы наверх, скинула ночную сорочку и, не дожидаясь, когда ванна наберется, забралась в нее. Подтянув ноги к груди и обхватив их руками, она пристроила на коленях подбородок и стала наблюдать, как латунные рыбьи рты извергают потоки: от горячего исходил пар, от холодного летели колючие брызги, норовившие попасть в лицо. С наслаждением вытянувшись, Флори в мыслях вернулась в тот вечер с лавандовым мылом и чашками, полными бессонницы. Тогда разговор с Дартом не заладился, но воспоминания о нем были теплыми и обволакивающими, как прикосновение воды. Обещание, данное Голодному дому, запрещало ей появляться в безлюде и тревожить его лютена, но ничто не могло запретить думать и тосковать о них.

Ей стоило волноваться о другом: о сестре, оставшейся в школе-пансионе, покинутом доме, предстоящей работе, своем будущем. Вместо этого ее разумную, светлую голову занимали мысли о Дарте. Флори ждала, что он придет на причал, чтобы попрощаться. Провожая ее в Лим, он сказал ей важные слова, а она, смущенная и напуганная его признанием, не нашла в себе смелости ответить. Теперь же, чувствуя растущую пропасть между ними, Флори надеялась все исправить и объясниться перед отъездом в столицу. Дарт так и не появился, и все невысказанные обещания, нераскрытые объятия, упущенные моменты остались на его совести.

От клубящегося пара ее бросило в жар, и сердце, будто свинцовое, забилось тяжело, нервно. Она вынырнула из воды, позволила ознобу прильнуть к мокрым плечам и, зачерпнув мыльной пены, принялась тереть лицо, смывая с себя тревогу и сомнения.

К тому моменту, когда в дверь постучал мажордом, приглашая на завтрак, Флори уже собралась: аккуратно уложила волосы, надела скромное платье из сизого муслина и успокоилась, приняв облик прилежной практикантки, какой хотела казаться при знакомстве с хозяином дома. Вчера, занятый важными делами, он так и не появился перед гостями, и они чувствовали себя как ночные грабители, проникшие в чужие владения. Исправить ситуацию не смог даже радушный прием Саймона, представившегося мажордомом, но выполнявшего всю работу по дому в одиночку.

Он проводил Флори в столовую, где уже сидел Рин, гипнотизируя тарелки, на которых лежали рыбный паштет, мягкий пласт сливочного масла и ломти ржаного хлеба.

За завтраком они вели обычную для такого случая беседу: как спалось на новом месте, удалось ли отдохнуть после дороги, какая прекрасная погода за окном. Улучив момент, когда Саймон оставил их вдвоем, Флори спросила:

— Мы здесь надолго?

Рин посмотрел на нее с удивлением и долей осуждения за то, что ее волнует не учебная практика, а возвращение в Пьер-э-Металь. Флори стало неловко, когда она поняла, что ведет себя неблагодарно. Чтобы привезти ее сюда, Рину пришлось оставить контору и отложить приготовления к свадьбе.

— Думаю, останемся на пару недель, — ответил он с выдержанным спокойствием. — Уверяю, время пролетит незаметно, пока будете выполнять задания.

— Задания? — растерянно переспросила Флори.

— Конечно. — Рин откинулся на спинку стула, приняв идеальное для нравоучений положение. — Или вы думали, что за две недели сразу превратитесь в домографа? — Пауза. Насмешливый взгляд темных глаз. — И не делайте такое обиженное лицо. Я не сомневаюсь в вас. Это лишь вопрос дисциплины.

Как бы они ни притворялись добрыми товарищами, в их общении четко прослеживались роли начальника и подчиненной. Так сложилось с самого начала, а после того как Флори приняли на работу, закрепилось официально. Пусть Эверрайн и пытался общаться по-приятельски, он все равно смотрел на нее свысока, словно они не покидали стен конторы.

В полдень за ними прислали водителя, и тот отвез их на объект для знакомства с Ризердайном, чья занятость служебными делами не оставляла времени на прием гостей.

У кромки дороги их встретил долговязый парень в комбинезоне, за пояс которого были заправлены перчатки из грубой материи. На его голове красовались очки в латунной выпуклой оправе с зелеными стеклами; похожие носил в портфеле Рин, но Флори до сих пор не разобралась, как работает это оптическое приспособление. Своего имени парень не назвал, представившись техником, и повел их по длинной тропе в глубину рощи, объясняя, как нужно вести себя с местным безлюдем: не совершать резких движений, не подходить близко и не поворачиваться к нему спиной. Их словно бы готовили ко встрече со свирепым зверем. Вначале Флори посмеялась над этим, но потом, услышав странный треск, рокот и встревоженные возгласы, убедилась, что предупреждения не были пустыми словами.

В центре небольшой поляны, окруженной частоколом деревьев, стояло странное сооружение, одновременно похожее и на дом, и на воздушный шар в паутине тросов. Они оплетали его от крыши до основания и пронизывали насквозь, удерживая на месте. Дом раскачивался из стороны в сторону, словно проверял путы на прочность и хотел вырваться на свободу. Скрипели натянутые канаты, дребезжали стекла в рамах, доски трещали и ходили ходуном. Вокруг суетились несколько техников.

Флори сразу обратила внимание на того, кто руководил ими. Высокий и остроплечий, он выделялся тем, что держался с невероятным спокойствием и решимостью, как будто все знал наперед, а остальных ни о чем не предупредил.

Неожиданно из окна привязанного дома выглянула девушка с взлохмаченными, черными как смоль волосами и озлобленно рявкнула на техников:

— Не тяните, вы его пугаете!

Несколько человек послушно выпустили канаты из рук, защищенных перчатками, и отступили. Безлюдь, почувствовав свободу, резко дернулся, отчего девушка, всем телом навалившись на подоконник, чуть не выпала наружу. Ее уберегло лишь то, что она успела схватиться за деревянную раму.

— Да сколько можно с ним возиться?! — возмутился один из техников и решительно дернул веревку на себя.

Он не рассчитал силы. Натянутый трос лопнул и, с громким свистом рассекая воздух, пролетел над головами, точно хлыст. Техники бросились врассыпную, кто-то пригнулся и спрятался за деревьями, кто-то, споткнувшись, упал. За пару секунд их слаженная работа превратилась в полнейшую неразбериху. Уследить за всеми было невозможно, и Флори не заметила, куда подевалась черноволосая девушка: скрылась ли она внутри дома, или стала частью живого клубка из веревок, комбинезонов и грязной брани.

Спустя минуту шум резко стих, будто жужжание пришлепнутой мухи. Окружение замерло, даже безлюдь угомонился и перестал рваться из пут. Немую сцену прервал строгий голос:

— Ты слышал, что сказала домтер?

Зачинщик беспорядка, к кому и был обращен вопрос, задиристо вскинул подбородок.

— Она впустую тратит наше время. — Он швырнул на землю перчатки, ясно давая понять, что больше не собирается подчиняться.

— Тогда ты свободен. В смысле уволен.

После этих слов у Флори не осталось сомнений, что перед ней сам Ризердайн Уолтон, о котором она столько раз слышала. Рин отзывался о нем столь почтительно, что она представляла его мужчиной в летах; усмешки и едкие комментарии Деса, называвшего столичного дельца «франтом», укрепили в ее воображении почти комичный образ, но этот серьезный, сдержанный почти до холодной отрешенности молодой человек выглядел совсем иначе.

— Сдай ключи. — Рука в перчатке властно вытянулась ладонью вверх и сцапала звякающую связку.

Разделавшись с одним подчиненным, Ризердайн обвел остальных суровым взглядом, словно вычисляя несогласных. Техники молчали, опустив головы или нервно перетаптываясь с ноги на ногу. Напрягся даже тот, что стоял рядом с Флори, хотя в его сторону даже не посмотрели.

— Кретины, — прорычал уволенный техник, сплюнув под ноги, но желчи в его словах меньше не стало: — Готовы плясать под дудку стервозной бабы!

Едва он сказал это, одна из веревок взвилась вверх и хлестким ударом обрушилась на него, на сей раз не промахнувшись. Техник гикнул от боли и упал на колени, уронив лицо в ладони. Рабочие опасливо отшатнулись, Ризердайн метнул сердитый взгляд на дом, вернее, на окно, в котором нарисовалась черноволосая дева. Глаза ее пылали гневом, щеки — пунцовым огнем.

— Вот что я тебе скажу, Батт. Когда не получается мериться содержимым головы, остается надеяться на содержимое штанов. Но у тебя, кажись, везде пусто, — презрительно бросила она и отпружинила обратно, скрывшись в доме, точно птичка в часах.

Кто-то из толпы сдавленно засмеялся, кто-то загоготал во все горло. Ризердайну пришлось повысить голос, чтобы перекричать их всех и отправить прочь. Техники вмиг разбежались, точно муравьи из потревоженного муравейника. Последним ушел Батт, чье лицо перечеркнула красная полоса — след от хлесткого, точно пощечина, удара. Он собирался что-то сказать, но вовремя вспомнил, что уже поплатился за свой грязный язык, и ограничился презрительным плевком под ноги.

— Твердой земли под безлюдями! — крикнул Эверрайн, привлекая внимание к их скромной компании, стоящей поодаль от основного места действа. Флори решила, что это какое-то особое приветствие среди домографов. В ответ Ризердайн натянуто улыбнулся и двинулся к ним, на ходу снимая рабочие перчатки.

Домографы тепло встретились, обменялись рукопожатиями и перекинулись парой только им понятных фраз.

Флори скромно отошла в сторону, пользуясь моментом, чтобы рассмотреть Ризердайна получше. Его лицо словно было собрано из осколков сахарного стекла — угловатое, с острыми скулами и матовой бледной кожей, подчеркивающей синеву под глазами. Когда Ризердайн повернулся, чтобы поздороваться с ней, Флори заметила свежие ушибы: на переносице — синяк от удара, на губе — кровоточащая рана. Это придавало ему отрешенный, суровый вид, доказывая, что работа с безлюдями бывает опасной.

— Домограф Делмара. Лучший специалист по безлюдям. — Так его представил Рин.

Тень смущения скользнула по лицу Ризердайна, однако он тут же замаскировал это легкой ухмылкой.

— И как у тебя язык поворачивается говорить так не о себе? — пробормотал он.

— В душе я рыдаю, — тут же отразил Рин.

Редкое явление, чтобы господин Зануда соизволил острить, осталось незамеченным. Ризердайн уже переметнулся к Флори и деловито протянул ей руку. Его ладонь была теплой и влажной после перчатки, а само рукопожатие — крепким, решительным.

— Флориана? — уточнил он. — Помощница Эверрайна, не так ли?

— Младший архивариус, — поправила она, сочтя эту должность более солидной.

Помощниками называли тех, кто приносил письма, складывал бумаги и протирал стол от пыли. Она же разбирала документы, чертежи, составляла картотеку, а пыль протирала исключительно по собственной инициативе. Пусть бумажная волокита была далека от работы домографа, но хотя бы воспринималась как самостоятельная должность, а не как приложение к начальнику.

— Архивариус, которого готовят в домографы. — Ризердайн улыбнулся краешками губ. — Взглянете на безлюдя?

Втроем они направились к привязанному дому. Цилиндрическое сооружение с окнами напоминало дырявую бочку, накрытую выпуклой, словно вздувшейся, крышкой. Ризердайн рассказал короткую историю: давным-давно это был охотничий домик, где разводили ловчих птиц. После место опустело, тропа к нему заросла. Брошенного безлюдя обнаружили лесорубы и продали Ризердайну.

— Я смотрю, у тебя на него большие планы. — Рин цокнул языком. Как бы он ни пытался сдержать заинтересованность, в глазах его читался азартный блеск.

Присмотревшись к дому, Флори поняла, что так поразило Рина. Вместо черепицы крышу покрывали перья, уложенные каким-то особым образом; наверняка тесная раскладка и образуемый ими узор имели смысл и техническое обоснование.

— Летающий безлюдь? — присвистнул Рин. — Смело…

Ризердайн подтвердил его предположения, не скрывая радости, что ему удалось произвести должное впечатление. Тогда у Флори закралась мысль, что обстоятельства их встречи были не случайностью, а заранее спланированным ходом. Все, что ей следовало знать о будущем наставнике, рассказывал сам безлюдь — дерзкий, поражающий воображение проект.

— Летать пробовали? — увлеченно продолжал Рин.

— Нет. Он еще капризный и дурной, пока учится ориентироваться в пространстве.

— Интересно, что внутри…

Не спрашивая разрешения войти, Рин потянул дверь на себя и шагнул вперед, но путь ему преградила высокая девушка, чье лицо в обрамлении черных волос уже примелькалось, а вот зеленый комбинезон смог удивить количеством карманов и металлических пуговиц. Она стояла, уперев руки в бока, как хозяйка, не желающая пускать незваных гостей на порог.

— Мой безлюдь не дрессированный песик для забавы.

— А вот и наша домтер, — протянул Ризердайн. — Илайн обучает безлюдей…

–…И оберегает их от чужаков, — продолжила она с хмурым, едва ли не враждебным видом.

— Брось, Ила. Это друзья.

— И с кем из них твоя дружба крепче?

В отличие от остальных работников домтер совсем не боялась перечить Ризердайну и делала это с особым энтузиазмом. Возможно, потому что имела особое расположение, или в силу своего скверного характера.

— Им можно доверять. — Он многозначительно посмотрел на Илайн и прошел в дом, бесцеремонно отодвинув ее в сторону. Она не посмела остановить его и только поджала губы, накрашенные темно-вишневой, почти черной помадой.

Флори примирительно улыбнулась ей, но Илайн ответила угрюмым взглядом, чтобы раз и навсегда прояснить: никакой дружбы между ними не получится. Это устраивало обеих. Флори не стремилась заводить здесь друзей и ближайшие две недели планировала посвятить работе и обучению.

Она вошла в дом последней и едва не налетела на Рина, застывшего посреди комнаты. Внутри безлюдь представлял собой круглое помещение, лишенное всякой мебели, если не считать парочки скамеек, привинченных к стенам по обеим сторонам для баланса во время полета, как пояснил Ризердайн. Из центра дощатого пола торчал металлический штырь, к которому крепились веревки. Благодаря им безлюдя удавалось удержать на месте. Потолок с балками напоминал замысловатый чертеж, где пересекалось и соединялось множество линий. Из деревянных перекладин торчали ржавые крюки. Возможно, когда-то на них висели клетки с хищными птицами или тушки животных, убитых охотником… Флори невольно поежилась и отвернулась.

Эверрайн до сих пор не сдвинулся с места и сам выглядел растерянным.

— Безлюдь не злится на меня, — озадаченно сказал он. — Странно.

— Учитывая, что мы находимся в его хартруме, — подхватила Флори, поздно осознав, что говорит очевидный факт. Илайн пренебрежительно хмыкнула, наверно, думая о том же.

— Мои безлюди ручные, — пояснил Ризердайн не без гордости.

— Ты отучил их от одиночества?

— Вернул им веру в людей. — Ему явно льстило, с каким удивлением приятель реагирует на результат его работы. — Новое поколение безлюдей: дома, пригодные для жилья и сохранившие свои способности.

— Как?

Ризердайн не успел ответить, потому что за него это сделала Илайн. Она по-прежнему стояла в дверях, сцепив руки за спиной: не иначе как стражник, охраняющий важный объект.

— А эта информация держится в секрете.

— Правда? — удивился Риз и приподнял брови.

Илайн пропустила его вопрос и с наигранной любезностью предложила «уважаемым гостям» оглядеться, явно желая увести их от темы и увлечь разными мелочами. Например, панелью управления. Щиток с тумблерами снаружи напоминал почтовый ящик, а изнутри светился красным. Металлический штырь в полу служил якорем, удерживающим Пернатый дом на земле. Без него безлюдь давно взмыл в воздух, и никакие тросы не смогли бы остановить его. Затем Илайн продемонстрировала веревочную лестницу, позволяющую забираться в дом, набравший высоту.

— Пока им тяжело управлять, вот и приходится успокаивать. — Она покрутила запястьем, обтянутым кожаным браслетом с петельками, в которые были вставлены маленькие пузырьки с неизвестным содержимым. Несколько петелек пустовало, из чего Флори сделала вывод, что домтер использовала какое-то другое, жидкое, успокоительное, а вовсе не сандаловые благовония, как это делал Рин.

После они отправились на улицу, чтобы осмотреть дом снаружи. Обошли его, ныряя под тросы, исследуя каждый выступ и каждое окно, пока Илайн не заявила:

— Ну все, хватит. Безлюдь устал от вас.

И, судя по выражению лица, то же самое справедливо было сказать и о ней самой.

Они вернулись как раз к ужину. Стол был сервирован, и Саймон за считаные минуты натаскал из кухни несколько подносов с едой, однако количество блюд не значило их разнообразия. Салат с тунцом и шпинатом, печеный окунь в миндале и пастуший пирог из овощей, коварно скрывающих под собой рыбную начинку. На десерт предлагалось дрожащее желе изумрудного цвета, приготовленное из неведомых водорослей, после которых у Флори осталось ощущение, будто она проглотила скользкую жабью шкурку. Больше она не притронулась ни к одному блюду и скромно сидела за столом, слушая разговор двух домографов.

Вопреки ее ожиданиям, обсуждали они вовсе не работу. То и дело звучали имена неизвестных людей, чьи судьбы волновали собеседников, а затем, после приговоренной бутыли портвейна, они окунулись в ностальгию по временам, проведенным вместе в строительной академии. Забавные случаи и байки вызывали приступы хохота, перетекающие в новые истории. Флори с унылым стаканом яблочного сока чувствовала себя лишней за этим развеселым столом. Теперь она понимала слова Деса о том, что одинаковые напитки всегда объединяют, а разные — вызывают недопонимание и даже способны спровоцировать вражду. Уж по части питейной философии его мудрость не знала границ.

В своем доме Ризердайн так преобразился, будто по дороге его подменили на беспечного весельчака: бледное лицо налилось румянцем, а строгий взгляд сделался мягким, осоловелым. Он поднял очередной бокал и произнес символический для всех домографов тост:

— Твердой земли под безлюдями!

Внезапно протяжный вибрирующий гул заполнил комнату доверху, как вода — графин. Звук нарастал, полнился странным придыханием, вибрацией и эхом… Его нельзя было спутать ни с чем другим. Голос безлюдя. Внезапное открытие настолько ошеломило ее, что Флори подскочила на стуле и воскликнула:

— Это безлюдь?!

Ризердайн бросил на нее непонимающий взгляд, словно удивился, что она до сих пор здесь.

— А вы разве не почувствовали? — спросил Рин. Он и раньше позволял себе отпускать колкости о невежестве Флори, однако она не ожидала столкнуться с ними сейчас. Вернувшийся на минуту господин Занудство-и-серьезность не заметил ее смятения, продолжив с наигранной печалью: — Не подводите меня, Флориана. Я поручился за вас, а вы не разбираетесь в элементарных вещах.

За столом повисла неловкая пауза. Отчетливо слышалось, как покашливает из кухни Саймон, которого отправили за новой бутылкой.

Флори хотела сказать многое, но вместо этого встала из-за стола и швырнула салфетку на освободившийся стул.

— А могло бы прилететь тебе в лицо, — сказал Ризердайн приятелю.

— Не сомневаюсь, ты бы хотел на это посмотреть, — пробормотал тот.

Их дальнейших острот она не слышала, потому что уже выскочила из столовой, чувствуя, как обида узлом стягивается в груди, а невысказанные слова становятся комком в горле.

Первым порывом было собрать вещи и немедля вернуться в Пьер-э-Металь. Флори даже вытащила чемодан из-под кровати и, опустившись на пол, долго просидела, глядя на клетчатую обшивку, пока линии не стали кривиться и расплываться. Она моргнула, и слезы скатились по щекам, но тут же были безжалостно стерты рукавом. Дрожащими пальцами Флори нащупала в обшивке чемодана потайной кармашек и достала маленький ключ от почтового ящика, а потом крепко сжала его в ладони, чтобы напомнить себе, ради чего должна остаться.

Не так давно она точно так же сидела, склонившись над дорожным чемоданом, и в растерянности разглядывала его клетчатое нутро. Одежда уже обосновалась в платяном шкафу, который оставили здесь прежние владельцы. В переездах и путешествиях Флори всегда следовала странной привычке: первым делом разбирала чемодан, чтобы заполнить чужое пространство знакомыми вещами. Несмотря на усталость после дороги, она упрямо опустошала саквояжи с одеждой и коробки с разным скарбом.

Офелия честно пыталась помочь, но быстро сдалась, да так и уснула в гостиной, окруженная нагромождением мебели и вещей, прибывших вместе с ними из Лима. Грузчики за несколько монет доставили багаж из порта, а с остальным предстояло справиться своими силами.

Раскладывать все по местам было сродни приведению мыслей в порядок. Обнаружив очередной чемодан пустым, Флори замерла, внезапно осознав, что средство не сработало и не помогло избавиться от тягостного чувства. Вначале она уехала из Пьер-э-Металя, надеясь, что в родном Лиме будет легче. Но дом без родителей превратился в пустые стены, навевавшие такую тоску и сожаление о потерянном, что хотелось уйти и никогда не возвращаться к руинам прошлого. Она сбежала и вернулась туда, где еще осталась надежда, — в Пьер-э-Металь.

Их новый дом располагался в уютном районе под названием Цветочный грот, отдаленно напоминавшем благоухающие улочки Лима. Ей казалось, что теперь все сложится, что здесь начнется другая, счастливая, жизнь. Но в тот момент, пялясь в пустой чемодан, Флори поняла, что возила с собой не только вещи. Куда бы она ни поехала, где бы ни поселилась, ее потаенные страхи, боль и тревоги были с ней. И сейчас чувство внутренней опустошенности напоминало о чемодане, из которого вытряхнули все содержимое.

Она так погрузилась в мысли, что испугалась стука в дверь. Кто мог явиться в столь поздний час? Не соседи же пришли знакомиться, в самом-то деле. Рин, помогавший ей с покупкой дома, обещал заглянуть с утра. Остальные и вовсе не знали, что они приезжают сегодня. Флори хотелось обосноваться на новом месте, прежде чем звать гостей, но кто-то пришел без приглашения и явно не собирался уходить, пока ему не откроют. Стук, уже более настойчивый, повторился.

Флори осторожно выглянула на улицу, но из окна спальни не увидела крыльца — только пятно света, падающее от уличного фонаря, и плоскую тень человека. Он стоял у двери, нервно ероша волосы, и по единственному жесту Флори узнала его. Сердце заколотилось часто и тревожно. Она замерла, не зная, что делать, разрываясь от противоречий.

Тем временем тень нырнула во тьму. Теперь Дарт стоял под окнами и, задрав голову, смотрел прямо на Флори.

— Прости, что поздно. Не смог дождаться утра.

Флори шикнула на него, чтобы не кричал.

— Ночь на дворе.

— И что же, ты меня даже на порог не пустишь?

В его голосе слышалась наигранная обида, и Флори поймала себя на мысли, что перебирает в памяти, какая из личностей Дарта любит притворствовать.

— Я… не могу.

— А есть расписание, когда ты согласишься уделить пару минут моей настырной персоне? — заискивающе спросил Дарт, изобразив шутливый поклон.

Неужели он не понимал, почему она так поступает? Неужели забыл про треклятый Протокол? Неужели нужно напоминать, что он лютен и его одиночество, определенное службой, виновато в том, что сейчас Флори стоит в растерянности, вцепившись в подоконник, борясь с порывом сбежать вниз, к нему?

Ее молчание Дарт принял за отказ, но сдаваться не собирался. То, что он провернул дальше, могло прийти в голову только циркачу. У водосточной трубы Дарт обнаружил ведро с дождевой водой, собранной для полива, подхватил его и опрокинул на себя. С хлестким звуком поток накрыл Дарта, ручьями заструился по волосам, лицу и одежде…

— Кажется, тут дождь на улице, — заявил он бодро и тряхнул головой, вызвав вокруг себя ореол серебристых брызг. — Теперь-то сжалишься надо мной? Или, как у жительницы Пьер-э-Металя, твое сердце стало куском камня в металлической клетке?

Ее сердце отозвалось щемящей болью, точно рвалось наружу, чтобы доказать: оно живое и все чувствует.

— Ну же, — поторопил Дарт. — Твоя очередь совершать глупость.

Не раздумывая больше ни секунды, Флори бросилась к нему: прочь из комнаты, вниз по лестнице, к двери. Непослушные пальцы долго крутили еще незнакомые, капризные замки. Справившись с ними, она распахнула дверь и застыла на пороге.

Дарт улыбался, явно довольный своей выходкой. Его глаза сверкали от лукавства, но в их чернильной глубине таилась безмолвная мольба: не уходи, не молчи, не прогоняй.

Флори сбежала по ступенькам и нырнула в распахнутые объятия. Его одежда была мокрой, с волос капала вода, но от кожи исходило невероятное тепло и знакомый запах — свежесть моря, смешанная с остротой перца.

Дарт склонился и нежно поцеловал ее в висок.

— С возвращением, Флори.

Она прижалась к нему сильнее, чувствуя, как и ее платье вбирает влагу, тесно соприкасаясь с промокшим камзолом циркача. Но когда в сознании, точно молния, вспыхнула внезапная мысль, Флори заставила себя отстраниться, хотя понимала, что этим обидит Дарта.

— Я рада, что ты пришел, но… — Она запнулась, не зная, как продолжить.

— Что?

— Я вернулась не к тебе. Я вернулась в Пьер-э-Металь.

Слова причинили боль обоим. И если Флори с трудом произнесла их, каково было Дарту? Он отступил на шаг. Извинился, не уточнив, за что. Спрятал руки за спину, как будто убрал подальше, чтобы они не могли позволить себе больше, чем разрешено Флори сцепила пальцы в замок, но желание прикоснуться к Дарту никуда не исчезло. Несколько долгих мгновений они стояли вот так, борясь с одним и тем же чувством, которое могло сблизить их, но только отталкивало.

— Может быть, чаю? — бросила она, пытаясь заглушить неловкость, возникшую между ними.

— Да, пожалуй.

— Только у меня нет чая.

Невесело усмехнувшись, он пообещал что-нибудь придумать и скользнул в темноту. Если бы не его шаги за домом, она бы подумала, что Дарт ей померещился. Вскоре он вернулся с трофеем, представив все фокусом, хотя Флори прекрасно знала, что этот ловкач перемахнул через ограду в соседский двор, где нарвал немного мяты и ягод шиповника. Она не стала раскрывать секрет трюка и отправилась заваривать обещанный чай.

Чтобы не разбудить Офелию, они расположились на крыльце, куда Флори принесла чайник и две разномастные кружки, какие смогла отыскать в неразобранных коробках с посудой. Дарту досталась с отколотым краешком, о который он умудрился порезать губу. Вернее, только притворился, что порезал, дабы обманом получить пару прикосновений от сердобольной Флори, бросившейся на помощь.

— Ни царапинки, — пробормотала она и, осознав, что попалась в ловушку, отняла руки от лица.

— Просто в темноте не видно.

После Флори поведала забавную историю о грузчике, едва не уронившем в канал чертежный стол, привезенный из Лима, а Дарт поделился, что учится управлять тринадцатой личностью при помощи музыкальных часов — ее прощального подарка. И хотя особых успехов пока не было, он обещал не бросать тренировки.

Обменявшись новостями, они надолго замолчали, боясь сказать лишнего: слишком личного, честного, неосторожного. Дарт барабанил пальцами по увечной чашке, словно ей без того не доставало страданий, а Флори рассеянно перебирала подол платья. На синей ткани, похожей на ночное небо, еще не высохли темные пятна-тучи — следы дождевой воды, оставшиеся после объятий.

Даже в минутах безмолвия рядом с Дартом она находила утешение. Ей нравилось, что они могут вместе сидеть на ступеньках, наблюдая за облаком мошек, слетевшихся на свет фонаря; потягивать горячий напиток, рискуя обжечь или поранить губы; слушать стрекот сверчков, соприкасаться коленями и ощущать себя нарушителями правил. Пусть их не поймают, не осудят, не пронзят им сердца цитатой из треклятого Протокола. Не сейчас, не сегодня.

Никем не замеченные, они проводили ночь и встретили рассвет. Легкая серая дымка окрасилась оранжевым, в небе проклюнулось солнце, и в утренней тишине послышался далекий шум с ферм. В этом новом дне жизнь вернулась на круги своя: снова лютен и наивная девица, заключившая с безлюдем договор, снова пропасть между ними. Лишь с виду она была величиной в дюжину ступеней, ведущих с крыльца, а на самом деле — всепоглощающая, стылая бездна. Дарт ушел, а Флори смотрела ему вслед, пока красный цирковой камзол в последний раз не мелькнул в конце улицы. В следующий миг все превратилось в обманчивое воспоминание, ночную грезу: опрокинутое ведро с дождевой водой, чай с мятой и шиповником, лукавая улыбка Дарта и его мимолетные, будто бы случайные прикосновения.

На следующее утро, спустившись к завтраку, Флори застала в столовой Ризердайна, который увлеченно спорил с Саймоном. Сути дискуссии она не поняла, однако говорили они о чем-то серьезном, явно не предназначенном для ее ушей. Мажордом оборвал реплику на полуслове и услужливо отодвинул стул, приглашая Флори присесть, а затем отправился на кухню караулить рыбную запеканку в печи. Впору бы обрадоваться, что на этот раз обойдется без водорослей, а ей, оставшейся в обществе Ризердайна, стало не по себе. Сегодня синяки на его бледном лице приобрели пугающий фиолетовый оттенок, ей было неловко смотреть на него. Зато он держался уверенно и расслабленно, даже когда завел разговор об инциденте за ужином.

— Не придавайте значения издевкам Рина. Умники вечно ведут себя так, будто все вокруг дураки.

Он заговорщицки улыбнулся, словно отныне их связывал общий секрет.

— Но я и впрямь многого не знаю. И потому здесь, — осторожно ответила Флори.

Под острым взглядом Ризердайна она чувствовала себя насекомым, булавкой приколотым к стенду. Ее рассматривали, изучали. Она привыкла к самым разным оттенкам темных глаз, научилась справляться с их загадочной глубиной и мрачным блеском, но этот проницательный льдисто-голубой взгляд заставлял ее цепенеть.

— Вы в самом деле думаете так о себе? Давайте я спрошу еще раз. Вы считаете себя глупой и ничего не смыслящей в безлюдях?

— Вовсе нет. Я много читала о них.

— Книги молчат. Авторы привирают. — Ризердайн небрежно пожал плечами. — Я видел сотни трудов о безлюдях. И ни один из них не соответствовал действительности. Легенды, мифы, больные выдумки, попытки рассуждать о неизведанном… Сплошная глупость. Те, кому действительно есть что рассказать о безлюдях, не пишут об этом. Они исследуют. Понимаете, о чем я?

Флори кротко кивнула, не осмеливаясь что-то сказать.

— Вам внушили, что кичиться нужно чужими знаниями и опытом, но я призываю гордиться своими. Итак. Я весь внимание. — Он подался вперед и, поставив локти на стол, положил подбородок на сплетенные пальцы. Принял вид заинтересованного слушателя.

Она нервно покрутила пуговицу на платье, и это привычное действие вернуло ей толику уверенности.

— Я с детства читаю чертежи любой сложности. Хорошо рисую. Жила в двух безлюдях, знаю, как ими управлять, исследовала хартрумы и… защищала лютена в суде.

— Его оправдали?

— Да.

— Впечатляет, — одобрительно хмыкнул Ризердайн, а Флори с облегчением выдохнула. Ей удалось если не удивить, то уж точно заинтересовать его.

Не успела она обрадоваться, как в столовой появился Рин, чья кислая физиономия, выдававшая плохое самочувствие после вчерашних возлияний, задала настроение всего рабочего дня, который начался с визита в контору Ризердайна.

Дорога пролегала по побережью, позволяя наслаждаться видами Делмара. Город, построенный из ракушечника и туфа, походил на цитрусовый сорбет, тающий под солнцем: молочно-лимонные дома перемежались с красно-оранжевыми, как мякоть грейпфрута, зданиями с купольными крышами, а если взгляду становилось горячо, можно было полюбоваться искрящейся синевой моря.

Панорама резко сменилась, когда автомобиль свернул в один из кварталов и остановился рядом с необычным строением, затаившимся в глубине улицы. Внешне оно больше напоминало уютную дачу на побережье, нежели контору столичного дельца. Фасад, увитый плющом, балкон и широкие арочные окна — все здесь было преисполнено уюта и праздной лености, явно не пытаясь продемонстрировать статус столичного домографа.

Внутри здание тоже сохраняло домашнюю атмосферу. Вместо кабинетов — комнаты, заставленные деревянной мебелью и застеленные мягкими коврами, благодаря которым эхо, свойственное всем официозным заведениям, поглощалось. Флори не могла отделаться от ощущения, что без спроса заявилась в чужой дом и нарушает размеренную жизнь его обитателей.

Они поднялись на второй этаж, в кабинет Ризердайна. Казалось, что все пространство заполнено бумагой: рулонами чертежей и книгами на полках, схемами неизвестных механизмов и городскими картами на стенах, а также сшитыми в объемные стопки документами и ворохом запечатанных конвертов на столе.

Флори украдкой посмотрела на Рина, чей кабинет был образчиком официоза и безупречного порядка. Еще вчера она задавалась вопросом, почему студенческая дружба домографов оборвалась, но ответ наглядно предстал перед ней в ту секунду, когда Рин застыл, будто увидел нечто ужасное, а Ризердайн, ничуть не смутившись, принялся рыться в бумагах, что-то выискивая. Они были слишком разными: талантливый клерк и талантливый изобретатель — каждый из них занял предназначенное ему место и преуспел. С привычкой делать все по правилам Рин никогда бы не решился пойти против устоявшейся системы, а такой человек, как Ризердайн, вряд ли снискал бы признание и успех в Пьер-э-Метале: этот жесткий город перемолол бы его металлическими зубами и задавил каменной громадой смелые идеи.

Визит в контору оказался не ознакомительной прогулкой, а рабочей необходимостью. Забрав документы, они не стали задерживаться и отправились на стройку, где их ждали другие дела. Флори знала Ризердайна всего лишь сутки, но уже уяснила, что он ничего не делал просто так; во всем был смысл, скрытая цель, продуманность. Он принадлежал к тем людям, которые даже чаю не выпьют, если не видят в этом пользы или дополнительной выгоды. Все в его жизни казалось подчиненным этому правилу.

Выбравшись из плена желто-оранжевых улиц, они проехали вдоль синего побережья, затем нырнули в черную пасть тоннеля — и оказались в другой, зеленой, части города. По дороге, петляющей под куполом листвы, автомобиль забрался в гору и свернул к площадке, огороженной металлическими щитами, скрывающими недостроенный дом. Они обошли его со всех сторон, отмечая ровную кладку камня без единой щели, сложную конструкцию крыши-луковицы и глухие черные окна. Ризердайн не успел объяснить, в чем особенность этого безлюдя, прерванный внезапным появлением Илайн. Комбинезон, запачканный пылью, и закатанные рукава рубашки говорили о том, что домтер отвлекли от работы.

— Не думал, что ты здесь, — вместо приветствия сказал Ризердайн.

— Вот как? — Брови Илайн изумленно подскочили и спрятались под длинной прямой челкой. — У нас сегодня занятие, а у вас, как вижу, очередная прогулка?

В ее голосе слышались враждебные нотки. Она метнула взгляд в сторону Флори, словно считала ту главной виновницей всеобщего безделья.

— Мы решаем вопрос о перевозке.

— Хочешь отдать им безлюдя?

— Нужно обезопасить самые ценные экземпляры. На случай, если ситуация ухудшится, — неохотно пояснил Ризердайн. Кажется, он жалел о том, что ему пришлось раскрыть планы.

— Немыслимо! — фыркнула домтер. — И вот так легко ты позволишь увезти свои изобретения?

— Послушайте, Илайн, — примирительным тоном начал Рин, — все мы здесь, чтобы помочь безлюдям.

— Сомневаюсь, что вы представляете масштаб проблемы! — прищурившись, ответила домтер и наверняка продолжила бы линчевание заезжих гостей, если бы Ризердайн не вмешался.

— Ила? — В одном его слове звучали и строгость, и предупреждение, и просьба.

— Не смотри на меня так, будто собираешься отчитывать. — Ее губы искривились, и темная помада лишь подчеркнула эмоции на молочно-белом лице.

Она замолчала, но весь ее вид по-прежнему выражал несогласие с тем, что затеял Ризердайн, а Флори продолжала ловить на себе жалящие взгляды красноречивее слов.

Они обсудили прочность конструкции и детали перевозки. Вместе с домом следовало перемещать и слой почвы под ним; так растения пересаживали в новый горшок вместе с грунтом, где оно выросло. Объяснение Ризердайна явно предназначалось Флори, среди присутствующих она была единственным новичком. Илайн не удержалась и презрительно фыркнула, — как отличница-всезнайка, в присутствии которой невежде объясняют очевидные вещи.

Внутри безлюдь представлял собой только голые стены, но уже начинал проявлять признаки жизни в хартруме, расположенном на чердаке. Чтобы попасть туда, следовало забраться наверх по веревочной лестнице, свисающей из дыры в потолке, где в будущем должны были появиться крепкие ступени.

Преодолеть препятствие оказалось не так просто, и Флори окончательно укрепилась во мнении, что ее летящие юбки и платья совсем не годятся для работы. Зато одежда Илайн была подобрана идеально, каждая мелочь продумана: рукава рубашки легко закатывались, если мешали, комбинезон имел множество карманов, кожаные браслеты на запястьях позволяли носить с собой арсенал склянок и пузырьков, а удобные сандалии фиксировались на ногах. Рядом с опытной домтер Флори чувствовала себя ребенком, что из любопытства полез куда не следовало. Минуты позора повторились, когда пришлось слезать обратно и сражаться с вихляющей лестницей. Флори так отчаянно цеплялась за канатные перекладины, что натерла ладони, и кожа на них зудела, словно от ожога.

Закончив осмотр, они оставили безлюдя в покое. В автомобиль забрались все четверо, поскольку Илайн попросила подбросить ее до Рыбьего проулка. Улицы Делмара носили «морские названия», и если местные уже привыкли к этому, то для приезжей Флори эти хитросплетения рыбьих проулков, коралловых тупиков, жемчужных набережных и корабельных улиц казались нелепицей.

Из-за вынужденного крюка дорога затянулась, и Флори погрузилась в долгие размышления. Она пыталась понять, зачем вдруг понадобилось вывозить безлюдей из Делмара. Что должно угрожать безлюдям в столице, чтобы они искали спасения во враждебном Пьер-э-Метале? Флори хотела спросить, как Рин собирался защищать столичных безлюдей, если не мог гарантировать сохранность собственных домов. Ей хватило такта не озвучить вопрос при всех, но не хватило воли, чтобы перестать думать об этом остаток дня, даже перед сном.

Сидя у распахнутого в ночь окна, она слушала далекий шум волн и уверяла себя, что должна предупредить Ризердайна. Пьер-э-Металь не был для его безлюдей безопасным убежищем.

Ее отвлек стук в дверь, и Флори невольно скользнула взглядом по циферблату часов, отметив, что время уже позднее. Еще больше она удивилась, когда обнаружила на пороге Рина, да еще и в непривычном для него виде: ворот на рубашке был небрежно расстегнут, обычно прилизанные волосы слегка растрепаны, взгляд блуждающий, неспокойный.

— Что это с вами? — не удержавшись, спросила Флори.

— Мы можем поговорить?

Едва она кивнула, он шагнул ей навстречу, оттесняя обратно в комнату, а после решительно закрыл за собой дверь. Ошеломленная таким напором, Флори замерла, наблюдая, как Рин шарит по карманам.

— Список заданий, — объявил он, протягивая ей бумажку. — Ризердайн считает теорию пустыми словами, но у меня другой подход. Поэтому, пожалуйста, не рассказывайте ему об этом, — продолжал Рин, пытаясь скрыть неловкость. Он не привык просить у нее. Уж так получилось, что их общение всегда сводилось к тому, что это он делал Флори одолжения, а не наоборот. — Не хочу, чтобы вы стали мишенью в борьбе наших взглядов.

Сохраняя невозмутимое молчание, она развернула листок: мелкий убористый почерк, такой аккуратный и ровный, что казался машинописным, позволил вместить на одной странице внушительный перечень поручений.

— Спасибо. Почитаю утром. — Флори надеялась, что после этого Рин уйдет, но он продолжал стоять перед ней, нервно потирая пальцы и щелкая суставами. — Что-нибудь еще?

Втайне она надеялась получить извинения за вчерашний инцидент за ужином. Однако сказанное Рином оказалось вовсе не тем, что ожидала услышать Флори.

— Должен дать вам один совет, — голос его вновь сделался ровным и серьезным. — Пусть вы на меня и обиделись тогда, за ужином, но не обратили внимания на суть замечания. Вам приходится сложно, Флориана, потому что безлюди не реагируют на вас.

— Намекаете на то, что я одинока? — с вызовом спросила она.

— Прямо об этом говорю, — ничуть не смутившись, продолжал Рин. — Вы должны подумать о будущем. О том, что может облегчить вам работу.

— Столичные безлюди не реагируют на безодиночество, — возразила Флори.

— А вы уже планируете переехать в Делмар? — Одним хлестким вопросом он разрушил ее решимость.

Флори хотела поспорить, заявить, что в будущем безлюди Пьер-э-Металя смогут стать такими же ручными, как в столице, но вовремя осеклась. Это было лишь ее наивным желанием, надеждой на изменения, к которым сами домографы не стремились. Рин не собирался признавать превосходство идеи Ризердайна, а тот не торопился раскрывать профессиональные секреты.

— Я намерена вернуться в Пьер-э-Металь.

— Тогда настоятельно рекомендую прислушаться к моим словам.

— То есть советуете мне поскорее обзавестись возлюбленным?

— Скорее желаю вам счастья. — Рин мягко коснулся ее руки. Совсем несвойственный, слишком личный для него жест.

Флори вздрогнула от прикосновения и укола обиды. Какое право он имел указывать, что ей делать со своими чувствами, как смел говорить об отношениях, словно о рабочей обязанности, как вообще мог рассуждать об этом, когда сам поддерживал Протокол, согласно которому лютенов обрекали на одиночество и казнили за нарушение правил. Слова комком встали в горле, а она так и не решилась их произнести. Ее бесцветное и холодное как лед «спасибо» поставило точку в разговоре. Рин, сама любезность, поспешил уйти, но в дверях его настиг оклик.

— И на будущее, господин Эверрайн. — Флори поймала его взгляд: пытливый, цепкий, внимательный. Ей хотелось увидеть, как меняется выражение его лица, когда Рин поймет смысл того, что она собиралась сказать: — Больше никогда не вламывайтесь в комнату, куда вас не приглашали. Это невежливо.

Она захлопнула дверь перед его носом, не позволив объясниться. Если Эверрайн полагал, что только ему можно манипулировать чужими чувствами, он глубоко заблуждался.