Неточные совпадения
И
выходит в результате, что всё
на одну только кладку кирпичиков да
на расположение коридоров и комнат в фаланстере [Фаланстеры — дворцы-общежития, о которых мечтал в своей утопии Ш. Фурье, французский социалист-утопист.] свели! фаланстера-то и готова, да натура-то у вас для фаланстеры еще не готова, жизни хочет, жизненного процесса еще не завершила, рано
на кладбище!
Этот день наступил в субботу, в начале зимы; было морозно и ветрено, с крыш сыпался снег. Все из дома
вышли на двор, дед и бабушка с тремя внучатами еще раньше уехали
на кладбище служить панихиду; меня оставили дома в наказание за какие-то грехи.
До самого
кладбища проводили девушки свою умершую подругу. Дорога туда шла как раз пересекая въезд
на Ямскую улицу. Можно было бы свернуть по ней налево, и это
вышло бы почти вдвое короче, но по Ямской обыкновенно покойников не возили.
— Скорее! — торопила мать, быстро шагая к маленькой калитке в ограде
кладбища. Ей казалось, что там, за оградой, в поле спряталась и ждет их полиция и, как только они
выйдут, — она бросится
на них, начнет бить. Но когда, осторожно открыв дверку, она выглянула в поле, одетое серыми тканями осенних сумерек, — тишина и безлюдье сразу успокоили ее.
Пришли
на кладбище и долго кружились там по узким дорожкам среди могил, пока не
вышли на открытое пространство, усеянное низенькими белыми крестами. Столпились около могилы и замолчали. Суровое молчание живых среди могил обещало что-то страшное, от чего сердце матери вздрогнуло и замерло в ожидании. Между крестов свистел и выл ветер,
на крышке гроба печально трепетали измятые цветы…
«Вчера Морозовы ореховские приезжали оба, и Викула и Тимофей, говорят, ваша газета бунт
на фабрике сделала, обе фабрики шумят. Ваш „Листок“ читают, по трактирам собираясь толпами,
на кладбище тоже все читают. Князь рассердился: корреспондента, говорит, арестовать и
выслать».
Вышли в сад.
На узкой полосе земли, между двух домов, стояло десятка полтора старых лип, могучие стволы были покрыты зеленой ватой лишаев, черные голые сучья торчали мертво. И ни одного вороньего гнезда среди них. Деревья — точно памятники
на кладбище. Кроме этих лип, в саду ничего не было, ни куста, ни травы; земля
на дорожках плотно утоптана и черна, точно чугунная; там, где из-под жухлой прошлогодней листвы видны ее лысины, она тоже подернута плесенью, как стоячая вода ряской.
Вечерами, по праздникам, все население улицы
выходило «за ворота», парни и девушки отправлялись
на кладбище водить хороводы, мужики расходились по трактирам,
на улице оставались бабы и ребятишки.
В следующую за сим ночь, в одиннадцатом часу, дьякон, не говоря никому ни слова, тихо
вышел из дому и побрел
на кладбище. Он имел в руке длинный шест и крепкую пеньковую петлю.
Прежде чем кто-нибудь мог решить, что может значить появление Препотенского с такою ношей, учитель прошел с нею величественным шагом мимо крыльца,
на котором стоял Туберозов, показал ему язык и
вышел через
кладбище на улицу.
Придя домой, юноша со стыдом почувствовал, что ему нестерпимо хочется есть; он видел, что поминки начнутся не скоро: рабочие остались врывать крест
на кладбище, и нищих собралось мало. Тогда он тихонько стащил со стола кусок ситного хлеба, ушёл в сад, там, спрятавшись в предбаннике, быстро съел его и, чувствуя себя виноватым,
вышел на двор.
— Вчера Морозовы ореховские приезжали оба, и Викула и Тимофей, говорят, ваша газета бунт
на фабрике сделала, обе фабрики шумят. Ваш «Листок» читают по трактирам, собираются толпами,
на кладбище, — там тоже читают. Князь рассердился, корреспондента, говорит, арестовать и
выслать.
И по сию пору стоит тот домик в полной неприкосновенности, окруженный большими домами, выстроенными в конце прошлого столетия вокруг церкви; в те времена фасад домика
выходил на церковный погост, а задние окна —
на пустырь, поросший бурьяном вплоть до самой Неглинки. В незапамятные времена это место было
кладбищем во время моровой язвы, и до сих пор при земляных работах там находят кости.
Иногда у могилы я застаю Анюту Благово. Мы здороваемся и стоим молча или говорим о Клеопатре, об ее девочке, о том, как грустно жить
на этом свете. Потом,
выйдя из
кладбища, мы идем молча, и она замедляет шаг — нарочно, чтобы подольше идти со мной рядом. Девочка, радостная, счастливая, жмурясь от яркого дневного света, смеясь, протягивает к ней ручки, и мы останавливаемся и вместе ласкаем эту милую девочку.
Он мыкает их по горам, по задворкам, по виноградникам, по
кладбищам, врет им с невероятной дерзостью, забежит
на минуту в чей-нибудь двор, наскоро разобьет в мелкие куски обломок старого печного горшка и потом, «как слонов», уговаривает ошалевших путешественников купить по случаю эти черепки — остаток древней греческой вазы, которая была сделана еще до рождества Христова… или сует им в нос обыкновенный овальный и тонкий голыш с провернутой вверху дыркой, из тех, что рыбаки употребляют как грузило для сетей, и уверяет, что ни один греческий моряк не
выйдет в море без такого талисмана, освященного у раки Николая Угодника и спасающего от бури.
Мольер. С чего ты взял, что я тебя люблю? Ты болтун. Меня никто не любит. Меня раздражают, за мной гоняются! И
вышло распоряжение архиепископа не хоронить меня
на кладбище. Стало быть, все будут в ограде, а я околею за оградой. Так знайте, что я не нуждаюсь в их
кладбище, плюю
на это! Всю жизнь вы меня травите, вы все враги мне.
Он видел, как все, начиная с детских, неясных грез его, все мысли и мечты его, все, что он выжил жизнию, все, что вычитал в книгах, все, об чем уже и забыл давно, все одушевлялось, все складывалось, воплощалось, вставало перед ним в колоссальных формах и образах, ходило, роилось кругом него; видел, как раскидывались перед ним волшебные, роскошные сады, как слагались и разрушались в глазах его целые города, как целые
кладбища высылали ему своих мертвецов, которые начинали жить сызнова, как приходили, рождались и отживали в глазах его целые племена и народы, как воплощалась, наконец, теперь, вокруг болезненного одра его, каждая мысль его, каждая бесплотная греза, воплощалась почти в миг зарождения; как, наконец, он мыслил не бесплотными идеями, а целыми мирами, целыми созданиями, как он носился, подобно пылинке, во всем этом бесконечном, странном, невыходимом мире и как вся эта жизнь, своею мятежною независимостью, давит, гнетет его и преследует его вечной, бесконечной иронией; он слышал, как он умирает, разрушается в пыль и прах, без воскресения,
на веки веков; он хотел бежать, но не было угла во всей вселенной, чтоб укрыть его.
Без цели, без намеренья,
выйдя за городскую околицу, зашел он
на кладбище.
Дорушка была кухаркина дочка. Пока она была маленькой, то жила за кухней в комнатке матери и с утра до ночи играла тряпичными куколками. А то
выходила на двор погулять, порезвиться с дворовыми ребятами.
На дворе ни деревца, ни садика, одни помойки да конюшня. А тут вдруг и лес, поле в Дуниных рассказах, и
кладбище. Занятно!
Деды не стало…
На горийском
кладбище прибавилась еще одна могила… Под кипарисовым крестом, у корней громадной чинары, спала моя деда! В доме наступила тишина, зловещая и жуткая. Отец заперся в своей комнате и не
выходил оттуда. Дед ускакал в горы… Я бродила по тенистым аллеям нашего сада, вдыхала аромат пурпуровых бархатистых розанов и думала о моей матери, улетевшей в небо… Михако пробовал меня развлечь… Он принес откуда-то орленка со сломанным крылом и поминутно обращал
на него мое внимание...
Спальня была угловая комната в четыре окна. Два из них
выходили на палисадник. Дом — деревянный, новый, с крылечком — стоял
на спуске в котловину, с тихой улицей по дороге к
кладбищу.
Красивым его лицо нельзя было назвать, но я редко видал более характерную голову с такой своеобразной, живой физиономией, с острыми и блестящими глазами, с очертаниями насмешливого рта, с этим лбом и седеющей шевелюрой. Скульптор Забелло сумел схватить посадку головы и всю фигуру со сложенными
на груди руками в статуе, находящейся
на кладбище в Ницце, только, как это
вышло и
на памятнике Пушкина в Москве, Герцен кажется выше ростом. Он был немного ниже среднего роста, не тучной, но плотной фигуры.
— Тут и конец
кладбищу. Теперь иди всё полем и полем, покеда не упрешься в казенную дорогу. Только сейчас тут межевой ров будет, не упади… А
выйдешь на дорогу, возьми вправо и так до самой мельницы…
— А иди всё прямо и прямо по этой аллее, пока в тупик не упрешься, а там сейчас бери влево и иди, покеда всё
кладбище пройдешь, до самой калитки. Там калитка будет… Отопри и ступай с богом. Гляди, в ров не упади. А там за
кладбищем иди всё полем, полем, полем, пока не
выйдешь на казенную дорогу.
По окончании обряда, после молебна, когда молодые приложились к местным образам, они оба, как бы побуждаемые одною мыслью,
вышедши из церкви, направились
на кладбище к могилам графа Владимира Петровича и Коры.
Екатерина Петровна
вышла почти последняя и медленно, с опущенными долу глазами, прошла
на кладбище, куда следом за ней направился священник с диаконом, несколько монашенок и кое-кто из богомольцев.
Екатерина Петровна приказала кучеру ехать в Новодевичий монастырь, от ворот которого и отпустила его домой, а сама, пробыв несколько минут
на кладбище монастыря,
вышла, наняла извозчика
на почтовую станцию, откуда через час уже катила
на почтовых по петербургскому шоссе.
Доложили ее сиятельству, и по ее приказанию, несмотря
на то что, как говорили крестьяне, «колдунья» не сподобилась христианской кончины, ее похоронили после отпевания в церкви
на сельском
кладбище и даже поставили большой дубовый крест. Батюшка, отец Семен, как говорили в народе, имел перед погребением Соломониды долгий разговор с «ее сиятельством» и
вышел от ее красный, как из бани. Кота зарыли в огороде.