Неточные совпадения
Григорий шел задумчиво
Сперва большой дорогою
(Старинная: с
высокимиКурчавыми березами,
Прямая, как стрела).
Ему то
было весело,
То грустно. Возбужденная
Вахлацкою пирушкою,
В нем сильно мысль работала
И в песне излилась...
Не ветры веют буйные,
Не мать-земля колышется —
Шумит,
поет, ругается,
Качается, валяется,
Дерется и целуется
У праздника народ!
Крестьянам показалося,
Как вышли на пригорочек,
Что все село шатается,
Что даже церковь старую
С
высокой колокольнею
Шатнуло раз-другой! —
Тут трезвому, что голому,
Неловко… Наши странники
Прошлись еще по площади
И к вечеру покинули
Бурливое село…
Скотинин. Люблю свиней, сестрица, а у нас в околотке такие крупные свиньи, что нет из них ни одной, котора, став на задни ноги, не
была бы
выше каждого из нас целой головою.
Софья. Так поэтому надобно, чтоб всякий порочный человек
был действительно презрения достоин, когда делает он дурно, знав, что делает. Надобно, чтоб душа его очень
была низка, когда она не
выше дурного дела.
Стало
быть, если допустить глуповцев рассуждать, то, пожалуй, они дойдут и до таких вопросов, как, например, действительно ли существует такое предопределение, которое делает для них обязательным претерпение даже такого бедствия, как, например, краткое, но совершенно бессмысленное градоправительство Брудастого (см.
выше рассказ"Органчик")?
Предпринят
был целый ряд последовательных мер, которые исключительно клонились к упомянутой
выше цели и сущность которых может
быть формулирована следующим образом: 1) просвещение и сопряженные с оным экзекуции временно прекратить, и 2) законов не издавать.
В это время к толпе подъехала на белом коне девица Штокфиш, сопровождаемая шестью пьяными солдатами, которые вели взятую в плен беспутную Клемантинку. Штокфиш
была полная белокурая немка, с
высокою грудью, с румяными щеками и с пухлыми, словно вишни, губами. Толпа заволновалась.
Первая война «за просвещение» имела, как уже сказано
выше, поводом горчицу и началась в 1780 году, то
есть почти вслед за прибытием Бородавкина в Глупов.
Сверх сего, новая претендентша имела
высокий рост, любила
пить водку и ездила верхом по-мужски.
Очень может статься, что многое из рассказанного
выше покажется читателю чересчур фантастическим. Какая надобность
была Бородавкину делать девятидневный поход, когда Стрелецкая слобода
была у него под боком и он мог прибыть туда через полчаса? Как мог он заблудиться на городском выгоне, который ему, как градоначальнику, должен
быть вполне известен? Возможно ли поверить истории об оловянных солдатиках, которые будто бы не только маршировали, но под конец даже налились кровью?
"
Будучи,
выше меры, обременены телесными упражнениями, — говорит летописец, — глуповцы, с устатку, ни о чем больше не мыслили, кроме как о выпрямлении согбенных работой телес своих".
Он смотрел на ее
высокую прическу с длинным белым вуалем и белыми цветами, на высоко стоявший сборчатый воротник, особенно девственно закрывавший с боков и открывавший спереди ее длинную шею и поразительно тонкую талию, и ему казалось, что она
была лучше, чем когда-нибудь, — не потому, чтоб эти цветы, этот вуаль, это выписанное из Парижа платье прибавляли что-нибудь к ее красоте, но потому, что, несмотря на эту приготовленную пышность наряда, выражение ее милого лица, ее взгляда, ее губ
были всё тем же ее особенным выражением невинной правдивости.
Однако счастье его
было так велико, что это признание не нарушило его, а придало ему только новый оттенок. Она простила его; но с тех пор он еще более считал себя недостойным ее, еще ниже нравственно склонялся пред нею и еще
выше ценил свое незаслуженное счастье.
Теперь, когда он не мешал ей, она знала, что делать, и, не глядя себе под ноги и с досадой спотыкаясь по
высоким кочкам и попадая в воду, но справляясь гибкими, сильными ногами, начала круг, который всё должен
был объяснить ей.
Но, несмотря на то, что его любовь
была известна всему городу — все более или менее верно догадывались об его отношениях к Карениной, — большинство молодых людей завидовали ему именно в том, что
было самое тяжелое в его любви, — в
высоком положении Каренина и потому в выставленности этой связи для света.
Размышления его
были самые сложные и разнообразные. Он соображал о том, как отец его получит вдруг и Владимира и Андрея, и как он вследствие этого нынче на уроке
будет гораздо добрее, и как он сам, когда
будет большой, получит все ордена и то, что выдумают
выше Андрея. Только что выдумают, а он заслужит. Они еще
выше выдумают, а он сейчас и заслужит.
— Может
быть, и
есть… Но его надо знать… Он особенный, удивительный человек. Он живет одною духовною жизнью. Он слишком чистый и
высокой души человек.
— Положим, какой-то неразумный ridicule [смешное] падает на этих людей, но я никогда не видел в этом ничего, кроме несчастия, и всегда сочувствовал ему», сказал себе Алексей Александрович, хотя это и
было неправда, и он никогда не сочувствовал несчастиям этого рода, а тем
выше ценил себя, чем чаще
были примеры жен, изменяющих своим мужьям.
Тяга
была прекрасная. Степан Аркадьич убил еще две штуки и Левин двух, из которых одного не нашел. Стало темнеть. Ясная, серебряная Венера низко на западе уже сияла из-за березок своим нежным блеском, и высоко на востоке уже переливался своими красными огнями мрачный Арктурус. Над головой у себя Левин ловил и терял звезды Медведицы. Вальдшнепы уже перестали летать; но Левин решил подождать еще, пока видная ему ниже сучка березы Венера перейдет
выше его и когда ясны
будут везде звезды Медведицы.
Попытка развода могла привести только к скандальному процессу, который
был бы находкой для врагов, для клеветы и унижения его
высокого положения в свете.
Он
был одет в длиннополый синий сюртук с пуговицами ниже зада и в
высоких, сморщенных на щиколках и прямых на икрах сапогах, сверх которых
были надеты большие калоши.
Рябинин
был высокий, худощавый человек средних лет, с усами и бритым выдающимся подбородком и выпуклыми мутными глазами.
Правда, что тон ее
был такой же, как и тон Сафо; так же, как и за Сафо, за ней ходили, как пришитые, и пожирали ее глазами два поклонника, один молодой, другой старик; но в ней
было что-то такое, что
было выше того, что ее окружало, — в ней
был блеск настоящей воды бриллианта среди стекол.
Это
были: очень
высокий, сутуловатый мужчина с огромными руками, в коротком, не по росту, и старом пальто, с черными, наивными и вместе страшными глазами, и рябоватая миловидная женщина, очень дурно и безвкусно одетая.
Дарья Александровна наблюдала эту новую для себя роскошь и, как хозяйка, ведущая дом, — хотя и не надеясь ничего из всего виденного применить к своему дому, так это всё по роскоши
было далеко
выше ее образа жизни, — невольно вникала во все подробности, и задавала себе вопрос, кто и как это всё сделал.
Из-за покрытой снегом крыши видны
были узорчатый с цепями крест и
выше его — поднимающийся треугольник созвездия Возничего с желтовато-яркою Капеллой.
Еще Анна не успела напиться кофе, как доложили про графиню Лидию Ивановну. Графиня Лидия Ивановна
была высокая полная женщина с нездорово-желтым цветом лица и прекрасными задумчивыми черными глазами. Анна любила ее, но нынче она как будто в первый раз увидела ее со всеми ее недостатками.
— Если б он не уезжал, я бы поняла ваш отказ и его тоже. Но ваш муж должен
быть выше этого, — говорила Бетси.
— Девять тысяч, — повторил Алексей Александрович и нахмурился.
Высокая цифра этого жалованья напомнила ему, что с этой стороны предполагаемая деятельность Степана Аркадьича
была противна главному смыслу его проектов, всегда клонившихся к экономии.
Это
было выше его понимания.
По плужной пахоте и вовсе нельзя
было проехать: только там и держало, где
был ледок, а в оттаявших бороздах нога вязла
выше ступицы.
Невидная еще без солнечного света роса в душистой
высокой конопле, из которой выбраны
были уже замашки, мочила ноги и блузу Левина
выше пояса.
Анализуя свое чувство и сравнивая его с прежними, она ясно видела, что не
была бы влюблена в Комисарова, если б он не спас жизни Государя, не
была бы влюблена в Ристич-Куджицкого, если бы не
было Славянского вопроса, но что Каренина она любила за него самого, за его
высокую непонятую душу, за милый для нее тонкий звук его голоса с его протяжными интонациями, за его усталый взгляд, за его характер и мягкие белые руки с напухшими жилами.
Утренняя роса еще оставалась внизу на густом подседе травы, и Сергей Иванович, чтобы не мочить ноги, попросил довезти себя по лугу в кабриолете до того ракитового куста, у которого брались окуни. Как ни жалко
было Константину Левину мять свою траву, он въехал в луг.
Высокая трава мягко обвивалась около колес и ног лошади, оставляя свои семена на мокрых спицах и ступицах.
Тут вдруг заговорило несколько голосов, и
высокий дворянин с перстнем, всё более и более озлобляясь, кричал громче и громче. Но нельзя
было разобрать, что он говорил.
— То
есть, позвольте, почему ж вы знаете, что вы потеряете время? Многим статья эта недоступна, то
есть выше их. Но я, другое дело, я вижу насквозь его мысли и знаю, почему это слабо.
— Ну что, Капитоныч? — сказал Сережа, румяный и веселый возвратившись с гулянья накануне дня своего рождения и отдавая свою сборчатую поддевку
высокому, улыбающемуся на маленького человека с высоты своего роста, старому швейцару. — Что,
был сегодня подвязанный чиновник? Принял папа?
Как будто он признавал за собой
высокое несомненное значение за то, что у него
были длинны ногти, и шапочка, и остальное соответствующее; но это можно
было извинить за его добродушие и порядочность.
Сани у этого извозчика
были высокие, ловкие, такие, на каких Левин уже после никогда не ездил, и лошадь
была хороша и старалась бежать, но не двигалась с места.
― Нет! ― закричал он своим пискливым голосом, который поднялся теперь еще нотой
выше обыкновенного, и, схватив своими большими пальцами ее за руку так сильно, что красные следы остались на ней от браслета, который он прижал, насильно посадил ее на место. ― Подлость? Если вы хотите употребить это слово, то подлость ― это. бросить мужа, сына для любовника и
есть хлеб мужа!
Венера перешла уже
выше сучка, колесница Медведицы с своим дышлом
была уже вся видна на темносинем небе, но он всё еще ждал.
«Одно честолюбие, одно желание успеть — вот всё, что
есть в его душе, — думала она, — а
высокие соображения, любовь к просвещению, религия, всё это — только орудия для того, чтоб успеть».
Она
была на угле и, тупо поставив узкие ножки в
высоких ботинках, видимо робея, катилась к нему.
Левин чувствовал всё более и более, что все его мысли о женитьбе, его мечты о том, как он устроит свою жизнь, что всё это
было ребячество и что это что-то такое, чего он не понимал до сих пор и теперь еще менее понимает, хотя это и совершается над ним; в груди его всё
выше и
выше поднимались содрогания, и непокорные слезы выступали ему на глаза.
— Долли, постой, душенька. Я видела Стиву, когда он
был влюблен в тебя. Я помню это время, когда он приезжал ко мне и плакал, говоря о тебе, и какая поэзия и высота
была ты для него, и я знаю, что чем больше он с тобой жил, тем
выше ты для него становилась. Ведь мы смеялись бывало над ним, что он к каждому слову прибавлял: «Долли удивительная женщина». Ты для него божество всегда
была и осталась, а это увлечение не души его…
Несмотря на то, что в этих словах
было то умиление пред своими
высокими чувствами и
было то, казавшееся Алексею Александровичу излишним, новое, восторженное, недавно распространившееся в Петербурге мистическое настроение, Алексею Александровичу приятно
было это слышать теперь.
В косой вечерней тени кулей, наваленных на платформе, Вронский в своем длинном пальто и надвинутой шляпе, с руками в карманах, ходил, как зверь в клетке, на двадцати шагах быстро поворачиваясь. Сергею Ивановичу, когда он подходил, показалось, что Вронский его видит, но притворяется невидящим. Сергею Ивановичу это
было всё равно. Он стоял
выше всяких личных счетов с Вронским.
И вдруг, вспомнив о раздавленном человеке в день ее первой встречи с Вронским, она поняла, что̀ ей надо делать. Быстрым, легким шагом спустившись по ступенькам, которые шли от водокачки к рельсам, она остановилась подле вплоть мимо ее проходящего поезда. Она смотрела на низ вагонов, на винты и цепи и на
высокие чугунные колеса медленно катившегося первого вагона и глазомером старалась определить середину между передними и задними колесами и ту минуту, когда середина эта
будет против нее.
В детской роскошь, которая во всем доме поражала Дарью Александровну, еще более поразила ее. Тут
были и тележечки, выписанные из Англии, и инструменты для обучения ходить, и нарочно устроенный диван в роде бильярда, для ползания, и качалки, и ванны особенные, новые. Всё это
было английское, прочное и добротное и, очевидно, очень дорогое. Комната
была большая, очень
высокая и светлая.
— Я несогласен, что нужно и можно поднять еще
выше уровень хозяйства, — сказал Левин. — Я занимаюсь этим, и у меня
есть средства, а я ничего не мог сделать. Банки не знаю кому полезны. Я, по крайней мере, на что ни затрачивал деньги в хозяйстве, всё с убытком: скотина — убыток, машина — убыток.