Неточные совпадения
Стародум. Оно и должно
быть залогом благосостояния государства. Мы видим все несчастные следствия дурного воспитания. Ну, что для отечества может выйти из Митрофанушки,
за которого невежды-родители платят еще и деньги невеждам-учителям? Сколько дворян-отцов, которые нравственное воспитание сынка своего поручают своему рабу крепостному! Лет через пятнадцать и выходят вместо одного раба двое, старый дядька да молодой барин.
Они нас благословят; мы обвенчаемся… а там, со временем, я уверен, мы умолим отца моего; матушка
будет за нас; он меня простит…» — «Нет, Петр Андреич, — отвечала Маша, — я не выйду
за тебя без благословения твоих
родителей.
Савельич явился меня раздевать; я объявил ему, чтоб на другой же день готов он
был ехать в дорогу с Марьей Ивановной. Он
было заупрямился. «Что ты, сударь? Как же я тебя-то покину? Кто
за тобою
будет ходить? Что скажут
родители твои?»
Может
быть, Илюша уж давно замечает и понимает, что говорят и делают при нем: как батюшка его, в плисовых панталонах, в коричневой суконной ваточной куртке, день-деньской только и знает, что ходит из угла в угол, заложив руки назад, нюхает табак и сморкается, а матушка переходит от кофе к чаю, от чая к обеду; что
родитель и не вздумает никогда поверить, сколько копен скошено или сжато, и взыскать
за упущение, а подай-ко ему не скоро носовой платок, он накричит о беспорядках и поставит вверх дном весь дом.
Как только рождался ребенок, первою заботою
родителей было как можно точнее, без малейших упущений, справить над ним все требуемые приличием обряды, то
есть задать после крестин пир; затем начиналось заботливое ухаживанье
за ним.
И нежные
родители продолжали приискивать предлоги удерживать сына дома.
За предлогами, и кроме праздников, дело не ставало. Зимой казалось им холодно, летом по жаре тоже не годится ехать, а иногда и дождь пойдет, осенью слякоть мешает. Иногда Антипка что-то сомнителен покажется: пьян не пьян, а как-то дико смотрит: беды бы не
было, завязнет или оборвется где-нибудь.
В городе прежде
был, а потом замолк,
за давностию, слух о том, как Тит Никоныч, в молодости, приехал в город, влюбился в Татьяну Марковну, и Татьяна Марковна в него. Но
родители не согласились на брак, а назначили ей в женихи кого-то другого.
Больше же всех
была приятна Нехлюдову милая молодая чета дочери генерала с ее мужем. Дочь эта
была некрасивая, простодушная молодая женщина, вся поглощенная своими первыми двумя детьми; муж ее,
за которого она после долгой борьбы с
родителями вышла по любви, либеральный кандидат московского университета, скромный и умный, служил и занимался статистикой, в особенности инородцами, которых он изучал, любил и старался спасти от вымирания.
— Ну, брат, не ври, меня не проведешь, боишься родителя-то? А я тебе скажу, что совершенно напрасно. Мне все равно, какие у вас там дела, а только старик даже рад
будет. Ей-богу… Мы прямо на маменькину половину пройдем. Ну, так едешь, что ли? Я на своей лошади
за тобой приехал.
— То
есть как тебе сказать; ведь мы, собственно, не ссорились, так что и мириться нечего
было. Просто приехал к
родителю, и вся недолга. Он сильно переменился
за это время…
За все четыре года после отъезда Екатерины Ивановны он
был у Туркиных только два раза, по приглашению Веры Иосифовны, которая все еще лечилась от мигрени. Каждое лето Екатерина Ивановна приезжала к
родителям погостить, но он не видел ее ни разу; как-то не случалось.
— Как же это нет-с? Следовало, напротив,
за такие мои тогдашние слова вам, сыну
родителя вашего, меня первым делом в часть представить и выдрать-с… по крайности по мордасам тут же на месте отколотить, а вы, помилуйте-с, напротив, нимало не рассердимшись, тотчас дружелюбно исполняете в точности по моему весьма глупому слову-с и едете, что
было вовсе нелепо-с, ибо вам следовало оставаться, чтобы хранить жизнь
родителя… Как же мне
было не заключить?
Так вот теперь это взямши, рассудите сами, Иван Федорович, что тогда ни Дмитрию Федоровичу, ни даже вам-с с братцем вашим Алексеем Федоровичем уж ничего-то ровно после смерти
родителя не останется, ни рубля-с, потому что Аграфена Александровна для того и выйдут
за них, чтобы все на себя отписать и какие ни на
есть капиталы на себя перевести-с.
Лопухов возвратился с Павлом Константинычем, сели; Лопухов попросил ее слушать, пока он доскажет то, что начнет, а ее речь
будет впереди, и начал говорить, сильно возвышая голос, когда она пробовала перебивать его, и благополучно довел до конца свою речь, которая состояла в том, что развенчать их нельзя, потому дело со (Сторешниковым — дело пропащее, как вы сами знаете, стало
быть, и утруждать себя вам
будет напрасно, а впрочем, как хотите: коли лишние деньги
есть, то даже советую попробовать; да что, и огорчаться-то не из чего, потому что ведь Верочка никогда не хотела идти
за Сторешникова, стало
быть, это дело всегда
было несбыточное, как вы и сами видели, Марья Алексевна, а девушку, во всяком случае, надобно отдавать замуж, а это дело вообще убыточное для
родителей: надобно приданое, да и свадьба, сама по себе, много денег стоит, а главное, приданое; стало
быть, еще надобно вам, Марья Алексевна и Павел Константиныч, благодарить дочь, что она вышла замуж без всяких убытков для вас!
Сын Дубровского воспитывался в Петербурге, дочь Кирила Петровича росла в глазах
родителя, и Троекуров часто говаривал Дубровскому: «Слушай, брат, Андрей Гаврилович: коли в твоем Володьке
будет путь, так отдам
за него Машу; даром что он гол как сокол».
Но так как мои
родители жили в Киеве, то я поступил в Киевский кадетский корпус, хотя
за мной осталось право в любой момент
быть переведенным в пажеский корпус.
Их привозили в Москву мальчиками в трактир, кажется, Соколова, где-то около Тверской заставы, куда трактирщики и обращались
за мальчиками. Здесь
была биржа будущих «шестерок». Мальчиков привозили обыкновенно
родители, которые и заключали с трактирщиками контракт на выучку, лет на пять. Условия
были разные, смотря по трактиру.
Мне
было, вероятно, лет семь, когда однажды
родители взяли ложу в театре, и мать велела одеть меня получше. Я не знал, в чем дело, и видел только, что старший брат очень сердит
за то, что берут не его, а меня.
Оказалось, что это
был тот же самый Балмашевский, но… возмутивший всех циркуляр он принялся применять не токмо
за страх, но и
за совесть: призывал детей, опрашивал, записывал «число комнат и прислуги». Дети уходили испуганные, со слезами и недобрыми предчувствиями, а
за ними исполнительный директор стал призывать беднейших
родителей и на точном основании циркуляра убеждал их, что воспитывать детей в гимназиях им трудно и нецелесообразно. По городу ходила его выразительная фраза...
— А затем, сватушка, что три сына у меня. Хотел каждому по меленке оставить, чтобы
родителя поминали… Ох, нехорошо!.. Мучники наши в банк закладываются, а мужик весь хлеб на базары свез. По деревням везде ситцы да самовары пошли… Ослабел мужик. А тут водкой еще его накачивают… Все
за легким хлебом гонятся да
за своим лакомством. Что только и
будет!..
Авторитет
родителей в интеллигенции, в дворянстве, в средних слоях,
за исключением, может
быть, купечества,
был слабее, чем на Западе.
Но в возрасте от 15 до 20 лет девушек свободного состояния больше, чем мужчин, которые обыкновенно оставляют остров до наступления брачного возраста; и, вероятно,
за недостатком молодых женихов и отчасти из экономических соображений
было совершено много неравных браков; молодые свободные девушки, почти девочки,
были выдаваемы
родителями за пожилых поселенцев и крестьян.
И однако же, дело продолжало идти все еще ощупью. Взаимно и дружески, между Тоцким и генералом положено
было до времени избегать всякого формального и безвозвратного шага. Даже
родители всё еще не начинали говорить с дочерьми совершенно открыто; начинался как будто и диссонанс: генеральша Епанчина, мать семейства, становилась почему-то недовольною, а это
было очень важно. Тут
было одно мешавшее всему обстоятельство, один мудреный и хлопотливый случай, из-за которого все дело могло расстроиться безвозвратно.
Да и предоставленные вполне своей воле и своим решениям невесты натурально принуждены же
будут, наконец, взяться сами
за ум, и тогда дело загорится, потому что возьмутся
за дело охотой, отложив капризы и излишнюю разборчивость;
родителям оставалось бы только неусыпнее и как можно неприметнее наблюдать, чтобы не произошло какого-нибудь странного выбора или неестественного уклонения, а затем, улучив надлежащий момент, разом помочь всеми силами и направить дело всеми влияниями.
Может
быть, и
родители убедились наконец, что женихи могут встретиться и
за границей, и что поездка на одно лето не только ничего не может расстроить, но, пожалуй, еще даже «может способствовать».
Она заговорила нетерпеливо и усиленно сурово; в первый раз она заговорила об этом «вечере». Для нее тоже мысль о гостях
была почти нестерпима; все это заметили. Может
быть, ей и ужасно хотелось бы поссориться
за это с
родителями, но гордость и стыдливость помешали заговорить. Князь тотчас же понял, что и она
за него боится (и не хочет признаться, что боится), и вдруг сам испугался.
— Конешно,
родителей укорять не приходится, — тянет солдат, не обращаясь собственно ни к кому. — Бог
за это накажет… А только на моих памятях это
было, Татьяна Ивановна, как вы весь наш дом горбом воротили.
За то вас и в дом к нам взяли из бедной семьи, как лошадь двужильная бывает. Да-с… Что же, бог труды любит, даже это и по нашей солдатской части, а потрудится человек — его и поберечь надо. Скотину, и ту жалеют… Так я говорю, Макар?
— А вот по этому самому… Мы люди простые и живем попросту. Нюрочку я считаю вроде как
за родную дочь, и жить она у нас же останется, потому что и деться-то ей некуда. Ученая она, а тоже простая… Девушка уж на возрасте, и пора ей свою судьбу устроить. Ведь правильно я говорю?
Есть у нас на примете для нее и подходящий человек… Простой он, невелико
за ним ученье-то, а только, главное, душа в
ём добрая и хороших
родителей притом.
— И не обернуть бы, кабы не померла матушка Палагея. Тошнехонько стало ему в орде, родителю-то, — ну, бабы и зачали его сомущать да разговаривать. Агафью-то он любит, а Агафья ему: «Батюшко, вот скоро женить Пашку надо
будет, а какие здесь в орде невесты?.. Народ какой-то морный, обличьем в татар, а то ли дело наши девки на Ключевском?» Побил, слышь, ее
за эти слова раза два, а потом, после святой, вдруг и склался.
Трудно
было примириться детскому уму и чувству с мыслию, что виденное мною зрелище не
было исключительным злодейством, разбоем на большой дороге,
за которое следовало бы казнить Матвея Васильича как преступника, что такие поступки не только дозволяются, но требуются от него как исполнение его должности; что самые
родители высеченных мальчиков благодарят учителя
за строгость, а мальчики
будут благодарить со временем; что Матвей Васильич мог браниться зверским голосом, сечь своих учеников и оставаться в то же время честным, добрым и тихим человеком.
Я так понимаю, что господа теперь для нас все равно, что
родители: что хорошо мы сделали, им долженствует похвалить нас, худо — наказать; вот этого-то мы, пожалуй, с нашим барином и не сумеем сделать, а промеж тем вы
за всех нас отвечать богу
будете, как пастырь —
за овец своих: ежели какая овца отшатнется в сторону, ее плетью по боку надо хорошенько…
—
За то самое, что
родитель наш эти самые деньги вместе с ним прогулял, а как начали его считать, он и не покрыл его: «Я, говорит, не один, а вместе с головой
пил на эти деньги-то!» — ну, тому и досадно это
было.
Вам хотелось бы, чтоб мужья жили с женами в согласии, чтобы дети повиновались
родителям, а
родители заботились о нравственном воспитании детей, чтобы не
было ни воровства, ни мошенничества, чтобы всякий считал себя вправе стоять в толпе разиня рот, не опасаясь ни
за свои часы, ни
за свой портмоне, чтобы, наконец, представление об отечестве
было чисто, как кристалл… так, кажется?
— Ну, вот! вот он самый и
есть! Так жил-был этот самый Скачков, и остался он после
родителя лет двадцати двух, а состояние получил — счету нет! В гостином дворе пятнадцать лавок, в Зарядье два дома, на Варварке дом,
за Москвой-рекой дом, в Новой Слободе… Чистоганом миллион… в товаре…
Добру учить
было некому, а и начнет, бывало,
родитель учить, так все больше со злом:
за волосы притаскает либо так прибьет, а не то так и прищемить норовит… как еще жива осталась…
—
Родитель высек. Привел меня — а сам пьяный-распьяный — к городничему:"Я, говорит, родительскою властью желаю, чтоб вы его высекли!"–"Можно, — говорит городничий: — эй, вахтер! розог!" — Я
было туда-сюда:
за что, мол?"А
за неповиновение, — объясняется отец, —
за то, что он нас, своих
родителей, на старости лет не кормит". И сколь я ни говорил, даже кричал — разложили и высекли!
Есть, вашескородие, в законе об этом?
— Да, и домой. Сидят почтенные
родители у окна и водку
пьют:"Проваливай! чтоб ноги твоей у нас не
было!"А квартира, между прочим, — моя, вывеска на доме — моя;
за все я собственные деньги платил. Могут ли они теперича в чужой квартире дебоширствовать?
С этих пор заведение Тюрбо сделалось рассадником нравственности, религии и хороших манер. По смерти
родителей его приняла в свое заведование дочь, m-lle Caroline Turbot, и, разумеется, продолжала родительские традиции. Плата
за воспитание
была очень высока, но зато число воспитанниц ограниченное, и в заведение попадали только несомненно родовитые девочки. Интерната не существовало, потому что m-lle Тюрбо дорожила вечерами и посвящала их друзьям, которых у нее
было достаточно.
Тут и
родители, и заступающие их место, и попечители, и начальники — словом сказать, все, которые и сами
были сечены, которых праотцы
были сечены и которые ни
за что не поверят, услыхав, что сыновья и внуки их не пожелают
быть сечеными.
Так, молодой князь Букиазба, уже в четырнадцатилетнем возрасте, без промаху сажал желтого в среднюю лузу; и однажды, тайно от
родителей, поступил маркёром в Малоярославский трактир,
за что
был высечен; молодой граф Мамелфин столь
был склонен к философским упражнениям, что, имея от роду тринадцать лет, усомнился в бессмертии души,
за что
был высечен; молодой граф Твэрдоонто тайком от
родителей изучал латинскую грамматику,
за что
был высечен; молодой подпрапорщик Бедокуров, в предвидении финансовой карьеры, с юных лет заключал займы,
за что
был высечен.
Мальчик в штанах. Мне в штанах очень хорошо. И если б моим добрым
родителям угодно
было лишить меня этого одеяния, то я не иначе понял бы эту меру, как в виде справедливого возмездия
за мое неодобрительное поведение. И, разумеется, употребил бы все меры, чтоб вновь возвратить их милостивое ко мне расположение!
— Интереснее всего
было, — продолжал Калинович, помолчав, — когда мы начали подрастать и нас стали учить: дурни эти мальчишки ничего не делали, ничего не понимали. Я
за них переводил, решал арифметические задачи, и в то время, когда гости и
родители восхищались их успехами, обо мне обыкновенно рассказывалось, что я учусь тоже недурно, но больше беру прилежанием… Словом, постоянное нравственное унижение!
Я докладывал и покойному вашему
родителю и нынешнему господину управляющему жаловался, — от всех одни ответы
были: «Что ж, говорят, если он оброк и подушные оплачивает, как же и
за что ж его задерживать?..» — «Да помилуйте, говорю, при чем же мы тут,
родители его?
Впрочем, она
была так ловка, что, подметив это, принялась тоже выделывать своими ножками более мелкие па, и таким образом оба они при громе музыки облетали залу вихрем и решительно затмили собою другие пары, которых, впрочем, немного и
было: студент Демидовского лицея, приехавший на праздник к
родителям и вертевшийся с родной сестрой своей, исполняя это с полным родственным равнодушием, а
за ним вслед вертелся весьма малорослый инвалидный поручик, бывший на целую голову ниже своей дамы.
Дальнейшая очередь
была за мной. Но только что я приступил к чтению"Исторической догадки": Кто
были родители камаринского мужика? — как послышался стук в наружную дверь. Сначала стучали легко, потом сильнее и сильнее, так что я, переполошенный, отворил окно, чтоб узнать, в чем дело. Но в ту самую минуту, как я оперся на подоконник, кто-то снаружи вцепился в мои руки и сжал их как в клещах. И в то же время, едва не сбив меня с ног, в окно вскочил мужчина в кепи и при шашке.
— Стой, подожди. Я тогда тоже
родителя схоронил, а матушка моя пряники, значит, пекла, на Анкудима работали, тем и кормились. Житье у нас
было плохое. Ну, тоже заимка
за лесом
была, хлебушка сеяли, да после отца-то всё порешили, потому я тоже закурил, братец ты мой. От матери деньги побоями вымогал…
Потом внушается
родителям и даже требуется от них под страхом наказания
за неисполнение, чтобы ребенок
был непременно крещен, т. е. обмокнут священником три раза в воду, причем читаются никому не понятные слова и совершаются еще менее понятные действия, — мазание маслом разных частей тела, стрижка волос и дутье и плевание восприемников на воображаемого дьявола.
— Знаешь ты, — спросил он Матвея, — что её отца от семьи продали? Продали мужа, а жену с дочерью оставили себе. Хороший мужик
был, слышь, родитель-то у ней, —
за строптивость его на Урал угнали железо добывать. Напоследях, перед самой волей, сильно баре обозлились, множество народа извели!
Отец мой Пугачева-изверга помнит, а деда моего вместе с барином, Матвеем Никитичем, — дай бог им царство небесное — Пугач на одной осине повесил,
за что
родитель мой от покойного барина, Афанасья Матвеича, не в пример другим
был почтен: камардином служил и дворецким свою жизнь скончал.
Старших дочерей своих он пристроил: первая, Верегина, уже давно умерла, оставив трехлетнюю дочь; вторая, Коптяжева, овдовела и опять вышла замуж
за Нагаткина; умная и гордая Елисавета какими-то судьбами попала
за генерала Ерлыкина, который, между прочим,
был стар, беден и
пил запоем; Александра нашла себе столбового русского дворянина, молодого и с состоянием, И. П. Коротаева, страстного любителя башкирцев и кочевой их жизни, — башкирца душой и телом; меньшая, Танюша, оставалась при
родителях; сынок
был уже двадцати семи лет, красавчик, кровь с молоком; «кофту да юбку, так больше бы походил на барышню, чем все сестры» — так говорил про него сам отец.