Неточные совпадения
Стародум. О! такого-то доброго, что я удивляюсь, как на твоем месте можно
выбирать жену
из другого рода, как
из Скотининых?
Г-жа Простакова. Адам Адамыч! Да
из кого ж ты ее
выберешь?
Начали
выбирать зачинщиков
из числа неплательщиков податей и уже набрали человек с десяток, как новое и совершенно диковинное обстоятельство дало делу совсем другой оборот.
К довершению бедствия глуповцы взялись за ум. По вкоренившемуся исстари крамольническому обычаю, собрались они около колокольни, стали судить да рядить и кончили тем, что
выбрали из среды своей ходока — самого древнего в целом городе человека, Евсеича. Долго кланялись и мир и Евсеич друг другу в ноги: первый просил послужить, второй просил освободить. Наконец мир сказал...
И тогда старая партия может
выбрать другого
из своих, так как расчет весь будет потерян.
Из театра Степан Аркадьич заехал в Охотный ряд, сам
выбрал рыбу и спаржу к обеду и в 12 часов был уже у Дюссо, где ему нужно было быть у троих, как на его счастье, стоявших в одной гостинице: у Левина, остановившегося тут и недавно приехавшего из-за границы, у нового своего начальника, только что поступившего на это высшее место и ревизовавшего Москву, и у зятя Каренина, чтобы его непременно привезти обедать.
Его даже
выберут и нарочно переложат ему, так что противная партия собьется со счета, и, когда выставят кандидата
из наших, они же ему переложат.
Но в глубине своей души, чем старше он становился и чем ближе узнавал своего брата, тем чаще и чаще ему приходило в голову, что эта способность деятельности для общего блага, которой он чувствовал себя совершенно лишенным, может быть и не есть качество, а, напротив, недостаток чего-то — не недостаток добрых, честных, благородных желаний и вкусов, но недостаток силы жизни, того, что называют сердцем, того стремления, которое заставляет человека
из всех бесчисленных представляющихся путей жизни
выбрать один и желать этого одного.
— Цена дорога, Платону не выручить, Константин Дмитрич, — отвечал мужик,
выбирая колосья
из потной пазухи.
Дарья Александровна, в кофточке и с пришпиленными на затылке косами уже редких, когда-то густых и прекрасных волос, с осунувшимся, худым лицом и большими, выдававшимися от худобы лица, испуганными глазами, стояла среди разбросанных по комнате вещей пред открытою шифоньеркой,
из которой она
выбирала что-то.
Левин встал и пошел с ним к большому столу, уставленному водками и самыми разнообразными закусками. Казалось,
из двух десятков закусок можно было
выбрать, что было по вкусу, но Степан Аркадьич потребовал какую-то особенную, и один
из стоявших ливрейных лакеев тотчас принес требуемое. Они выпили по рюмке и вернулись к столу.
Так
из просвещенья-то мы все-таки
выберем то, что погаже; наружность его схватим, а его самого <не> возьмем.
Так распоряжал кошевой, и все поклонились ему в пояс и, не надевая шапок, отправились по своим возам и таборам и, когда уже совсем далеко отошли, тогда только надели шапки. Все начали снаряжаться: пробовали сабли и палаши, насыпали порох
из мешков в пороховницы, откатывали и становили возы и
выбирали коней.
Всю ночь потом черпаками и шапками
выбирали они воду, латая пробитые места;
из козацких штанов нарезали парусов, понеслись и убежали от быстрейшего турецкого корабля.
Выйду сейчас, пойду прямо на Петровский: там где-нибудь
выберу большой куст, весь облитый дождем, так что чуть-чуть плечом задеть, и миллионы брызг обдадут всю голову…» Он отошел от окна, запер его, зажег свечу, натянул на себя жилетку, пальто, надел шляпу и вышел со свечой в коридор, чтоб отыскать где-нибудь спавшего в каморке между всяким хламом и свечными огарками оборванца, расплатиться с ним за нумер и выйти
из гостиницы.
— О будущем муже вашей дочери я и не могу быть другого мнения, — твердо и с жаром отвечал Разумихин, — и не
из одной пошлой вежливости это говорю, а потому… потому… ну хоть по тому одному, что Авдотья Романовна сама, добровольно, удостоила
выбрать этого человека.
— Одним словом, я выхожу за Петра Петровича, — продолжала Дунечка, — потому что
из двух зол
выбираю меньшее. Я намерена честно исполнить все, чего он от меня ожидает, я, стало быть, его не обманываю… Зачем ты так сейчас улыбнулся?
Потому, в-третьих, что возможную справедливость положил наблюдать в исполнении, вес и меру, и арифметику:
из всех вшей
выбрал самую наибесполезнейшую и, убив ее, положил взять у ней ровно столько, сколько мне надо для первого шага, и ни больше ни меньше (а остальное, стало быть, так и пошло бы на монастырь, по духовному завещанию — ха-ха!)…
Робинзон. Я-то? Странный вопрос! Пожалуйте пяточек! (
Выбирает пять штук, вынимает
из кармана бумажку и тщательно завертывает.)
Друг. Нельзя ли для прогулок
Подальше
выбрать закоулок?
А ты, сударыня, чуть
из постели прыг,
С мужчиной! с молодым! — Занятье для девицы!
Всю ночь читает небылицы,
И вот плоды от этих книг!
А всё Кузнецкий мост, и вечные французы,
Оттуда моды к нам, и авторы, и музы:
Губители карманов и сердец!
Когда избавит нас творец
От шляпок их! чепцов! и шпилек! и булавок!
И книжных и бисквитных лавок...
И Аркадий и Катя молчали; он держал в руках полураскрытую книгу, а она
выбирала из корзинки оставшиеся в ней крошки белого хлеба и бросала их небольшой семейке воробьев, которые, с свойственной им трусливою дерзостью, прыгали и чирикали у самых ее ног.
Но, думая так, он в то же время ощущал гордость собою:
из всех знакомых ей мужчин она
выбрала именно его. Эту гордость еще более усиливали ее любопытствующие ласки и горячие, наивные до бесстыдства слова.
Она ушла, прежде чем он успел ответить ей. Конечно, она шутила, это Клим видел по лицу ее. Но и в форме шутки ее слова взволновали его. Откуда,
из каких наблюдений могла родиться у нее такая оскорбительная мысль? Клим долго, напряженно искал в себе: являлось ли у него сожаление, о котором догадывается Лидия? Не нашел и решил объясниться с нею. Но в течение двух дней он не
выбрал времени для объяснения, а на третий пошел к Макарову, отягченный намерением, не совсем ясным ему.
— В сущности, вы, марксята, духовные дети нигилистов, но вам уже хочется верить, а дурная наследственность мешает этому. Вот вы, по немощи вашей, и
выбрали из всех верований самое простенькое.
— Возьмем на прицел глаза и ума такое происшествие: приходят к молодому царю некоторые простодушные люди и предлагают: ты бы, твое величество,
выбрал из народа людей поумнее для свободного разговора, как лучше устроить жизнь. А он им отвечает: это затея бессмысленная. А водочная торговля вся в его руках. И — всякие налоги. Вот о чем надобно думать…
«Арестуют… Черт с ними! Вышлют
из Москвы, не более, — торопливо уговаривал он себя. —
Выберу город потише и буду жить вне этой бессмыслицы».
Выбирая печенье
из вазы, она взглянула на него, немножко прищурясь, и медленно, неохотно ответила...
Беседа тянулась медленно, неохотно, люди как будто осторожничали, сдерживались, может быть, они устали от необходимости повторять друг пред другом одни и те же мысли. Большинство людей притворялось, что они заинтересованы речами знаменитого литератора, который, утверждая правильность и глубину своей мысли, цитировал фразы
из своих книг, причем
выбирал цитаты всегда неудачно. Серенькая старушка вполголоса рассказывала высокой толстой женщине в пенсне с волосами, начесанными на уши...
Он чувствовал себя окрепшим. Все испытанное им за последний месяц утвердило его отношение к жизни, к людям. О себе сгоряча подумал, что он действительно независимый человек и, в сущности, ничто не мешает ему
выбрать любой
из двух путей, открытых пред ним. Само собою разумеется, что он не пойдет на службу жандармов, но, если б издавался хороший, независимый от кружков и партий орган, он, может быть, стал бы писать в нем. Можно бы неплохо написать о духовном родстве Константина Леонтьева с Михаилом Бакуниным.
— Ты мети,
выбирай сор
из углов — и не будет ничего, — учил Обломов.
Зато после, дома, у окна, на балконе, она говорит ему одному, долго говорит, долго
выбирает из души впечатления, пока не выскажется вся, и говорит горячо, с увлечением, останавливается иногда, прибирает слово и на лету хватает подсказанное им выражение, и во взгляде у ней успеет мелькнуть луч благодарности за помощь. Или сядет, бледная от усталости, в большое кресло, только жадные, неустающие глаза говорят ему, что она хочет слушать его.
Что ни встречалось, он сейчас употреблял тот прием, какой был нужен для этого явления, как ключница сразу
выберет из кучи висящих на поясе ключей тот именно, который нужен для той или другой двери.
Отчего все это? «Он ни в чем не виноват!» А ему отказывают в последнем свидании, — очевидно, не
из боязни страстного искушения, а как будто грубой обиды,
выбирают посредником другого!
— Да, — припомнила она и достала
из кармана портмоне. — Возьмите у золотых дел мастера Шмита porte-bouquet. [подставку для букета (фр.).] Я еще на той неделе
выбрала подарить Марфеньке в день рождения, — только велела вставить несколько жемчужин,
из своих собственных, и вырезать ее имя. Вот деньги.
— Какое же ты жалкое лекарство
выбрал от скуки — переливать
из пустого в порожнее с женщиной: каждый день одно и то же!
А между тем Ефим был именно тем лицом, к которому, будь
из чего
выбирать, я бы обратился с таким предложением к последнему.
Я воображал тысячу раз, как я приступлю: я вдруг очутываюсь, как с неба спущенный, в одной
из двух столиц наших (я
выбрал для начала наши столицы, и именно Петербург, которому, по некоторому расчету, отдал преимущество); итак, я спущен с неба, но совершенно свободный, ни от кого не завишу, здоров и имею затаенных в кармане сто рублей для первоначального оборотного капитала.
Иной
из книг
выбрал одни лишь цветочки, да и то по своему мнению; сам же суетлив, и в нем предрешения нет.
— Тут причина ясная: они
выбирают Бога, чтоб не преклоняться перед людьми, — разумеется, сами не ведая, как это в них делается: преклониться пред Богом не так обидно.
Из них выходят чрезвычайно горячо верующие — вернее сказать, горячо желающие верить; но желания они принимают за самую веру.
Из этаких особенно часто бывают под конец разочаровывающиеся. Про господина Версилова я думаю, что в нем есть и чрезвычайно искренние черты характера. И вообще он меня заинтересовал.
Эти дамы
выбирали из кучи по листу, раскладывали его перед собой на скамье и колотили каменьями так неистово, что нельзя было не только слышать друг друга, даже мигнуть.
Она
из другой корзинки
выбрала еще несколько самых лучших апельсинов и хотела мне подарить.
Пересев на «Диану» и
выбрав из команды «Паллады» надежных и опытных людей, адмирал все-таки решил попытаться зайти в Японию и если не окончить, то закончить на время переговоры с тамошним правительством и условиться о возобновлении их по окончании войны, которая уже началась, о чем получены были наконец известия.
Всякий брал, чего хотел, а
выбрать было
из чего: стояло блюд десять.
Адмирал не может видеть праздного человека; чуть увидит кого-нибудь без дела, сейчас что-нибудь и предложит: то бумагу написать, а казалось, можно бы morgen, morgen, nur nicht heute, кому посоветует прочесть какую-нибудь книгу; сам даже возьмет на себя труд
выбрать ее в своей библиотеке и укажет, что прочесть или перевести
из нее.
Фаддеев встретил меня с раковинами. «Отстанешь ли ты от меня с этою дрянью?» — сказал я, отталкивая ящик с раковинами, который он, как блюдо с устрицами, поставил передо мной. «Извольте посмотреть, какие есть хорошие», — говорил он,
выбирая из ящика то рогатую, то красную, то синюю с пятнами. «Вот эта, вот эта; а эта какая славная!» И он сунул мне к носу. От нее запахло падалью. «Что это такое?» — «Это я чистил: улитки были, — сказал он, — да, видно, прокисли». — «Вон, вон! неси к Гошкевичу!»
Выбрав из десятка галстуков и брошек те, какие первые попались под руку, — когда-то это было ново и забавно, теперь было совершенно всё равно, — Нехлюдов оделся в вычищенное и приготовленное на стуле платье и вышел, хотя и не вполне свежий, но чистый и душистый, в длинную, с натертым вчера тремя мужиками паркетом столовую с огромным дубовым буфетом и таким же большим раздвижным столом, имевшим что-то торжественное в своих широко расставленных в виде львиных лап резных ножках.
Тогда, получив разрешенье, она сняла замшевую перчатку с тремя пуговицами с пухлой белой руки, достала
из задних складок шелковой юбки модный бумажник и,
выбрав из довольно большого количества купонов, только что срезанных с билетов, заработанных ею в своем доме, один — в 2 рубля 50 коп. и, присоединив к нему два двугривенных и еще гривенник, передала их приставу.
Нехлюдов с утра вышел
из дома,
выбрал себе недалеко от острога в первых попавшихся, очень скромных и грязноватых меблированных комнатах помещение
из двух номеров и, распорядившись о том, чтобы туда были перевезены отобранные им
из дома вещи, пошел к адвокату.
— Вот вам и весь секрет, почему Половодов сразу рванул такой куш: не
из чего было
выбирать. Изволь-ка его теперь ловить по всей Европе, когда у него в кармане голеньких триста тысяч…
Самый заурядный
из заурядных людишек, а счастье
выбрало именно его…