Неточные совпадения
— Вот и изменило вам хваленое
чувство собственного достоинства, — флегматически заметил Базаров, между тем как Аркадий весь вспыхнул и засверкал глазами. — Спор наш зашел слишком далеко… Кажется, лучше его прекратить. А я тогда буду готов согласиться
с вами, — прибавил он
вставая, — когда вы представите мне хоть одно постановление в современном нашем быту, в семейном или общественном, которое бы не вызывало полного и беспощадного отрицания.
Напевая, Алина ушла, а Клим
встал и открыл дверь на террасу, волна свежести и солнечного света хлынула в комнату. Мягкий, но иронический тон Туробоева воскресил в нем не однажды испытанное
чувство острой неприязни к этому человеку
с эспаньолкой, каких никто не носит. Самгин понимал, что не в силах спорить
с ним, но хотел оставить последнее слово за собою. Глядя в окно, он сказал...
Он не забыл о том
чувстве,
с которым обнимал ноги Лидии, но помнил это как сновидение. Не много дней прошло
с того момента, но он уже не один раз спрашивал себя: что заставило его
встать на колени именно пред нею? И этот вопрос будил в нем сомнения в действительной силе
чувства, которым он так возгордился несколько дней тому назад.
Пустой, не наполненный день, вечер — без суеты, выездов, театра, свиданий — страшен. Тогда проснулась бы мысль,
с какими-нибудь докучливыми вопросами, пожалуй,
чувство, совесть,
встал бы призрак будущего…
Это было как раз в тот день; Лиза в негодовании
встала с места, чтоб уйти, но что же сделал и чем кончил этот разумный человек? —
с самым благородным видом, и даже
с чувством, предложил ей свою руку. Лиза тут же назвала его прямо в глаза дураком и вышла.
Само собою, я был как в чаду; я излагал свои
чувства, а главное — мы ждали Катерину Николаевну, и мысль, что через час я
с нею наконец встречусь, и еще в такое решительное мгновение в моей жизни, приводила меня в трепет и дрожь. Наконец, когда я выпил две чашки, Татьяна Павловна вдруг
встала, взяла со стола ножницы и сказала...
Катерина Николаевна стремительно
встала с места, вся покраснела и — плюнула ему в лицо. Затем быстро направилась было к двери. Вот тут-то дурак Ламберт и выхватил револьвер. Он слепо, как ограниченный дурак, верил в эффект документа, то есть — главное — не разглядел,
с кем имеет дело, именно потому, как я сказал уже, что считал всех
с такими же подлыми
чувствами, как и он сам. Он
с первого слова раздражил ее грубостью, тогда как она, может быть, и не уклонилась бы войти в денежную сделку.
Он проговорил это
с самым неприязненным
чувством. Тем временем
встал с места и озабоченно посмотрел в зеркало (может быть, в сороковой раз
с утра) на свой нос. Начал тоже прилаживать покрасивее на лбу свой красный платок.
Впоследствии, в минуты невольных уединений, когда я оглядывался на прошлое и пытался уловить, что именно в этом прошлом определило мой жизненный путь, в памяти среди многих важных эпизодов, влияний, размышлений и
чувств неизменно
вставала также и эта картина: длинный коридор, мальчик, прижавшийся в углублении дверей
с первыми движениями разумной мечты о жизни, и огромная мундиро — автоматическая фигура
с своею несложною формулой...
Удивленная мать
с каким-то странным
чувством слушала этот полусонный, жалобный шепот… Ребенок говорил о своих сонных грезах
с такою уверенностью, как будто это что-то реальное. Тем не менее мать
встала, наклонилась к мальчику, чтобы поцеловать его, и тихо вышла, решившись незаметно подойти к открытому окну со стороны сада.
— И вот, видишь, до чего ты теперь дошел! — подхватила генеральша. — Значит, все-таки не пропил своих благородных
чувств, когда так подействовало! А жену измучил. Чем бы детей руководить, а ты в долговом сидишь. Ступай, батюшка, отсюда, зайди куда-нибудь,
встань за дверь в уголок и поплачь, вспомни свою прежнюю невинность, авось бог простит. Поди-ка, поди, я тебе серьезно говорю. Ничего нет лучше для исправления, как прежнее
с раскаянием вспомнить.
— Что будет через эти два дня… Боже мой!.. А я вас познакомлю
с одной замечательной девушкой. В ней виден положительный талант и
чувство, — добавила маркиза,
вставая и впадая в свою обычную колею.
Что-то такое новое, хорошее, еще не испытанное проснулось у ней в груди, не в душе, а именно — в груди, где теперь
вставала с страшной силой жгучая потребность не того, что зовут любовью, а более сильное и могучее
чувство…
Она забыла осторожность и хотя не называла имен, но рассказывала все, что ей было известно о тайной работе для освобождения народа из цепей жадности. Рисуя образы, дорогие ее сердцу, она влагала в свои слова всю силу, все обилие любви, так поздно разбуженной в ее груди тревожными толчками жизни, и сама
с горячей радостью любовалась людьми, которые
вставали в памяти, освещенные и украшенные ее
чувством.
Она
встала с лавки, призвала на помощь всю сумму
чувства собственного достоинства, какая была у нее в распоряжении, и сказала...
Он увидал свою маленькую комнатку
с земляным неровным полом и кривыми окнами, залепленными бумагой, свою старую кровать
с прибитым над ней ковром, на котором изображена была амазонка, и висели два тульские пистолета, грязную,
с ситцевым одеялом постель юнкера, который жил
с ним; увидал своего Никиту, который
с взбудораженными, сальными волосами, почесываясь,
встал с полу; увидал свою старую шинель, личные сапоги и узелок, из которого торчали конец мыльного сыра и горлышко портерной бутылки
с водкой, приготовленные для него на бастьон, и
с чувством, похожим на ужас, он вдруг вспомнил, что ему нынче на целую ночь итти
с ротой в ложементы.
Он
встал с места и начал ходить, видно было, что он весь находился под влиянием приятного
чувства человека, вышедшего из опасности.
— А это вот дороже для меня всего! — проговорил
с чувством отец Василий, и так как Егор Егорыч поднимался
с своего места, то и он не преминул
встать.
«Вот тоже сирота-человек, —
с добрым
чувством в груди подумал Кожемякин,
вставая на ноги. — Ходит везде, сеет задор свой, — какая ему в этом корысть? Евгенья и Марк Васильев они обижены, они зря пострадали, им возместить хочется, а этот чего хочет?»
Матвей изумлённо посмотрел на всех и ещё более изумился, когда,
встав из-за стола, увидал, что все почтительно расступаются перед ним. Он снова вспыхнул от стыда, но уже смешанного
с чувством удовольствия, —
с приятным сознанием своей власти над людьми.
Инсаров проснулся поздно,
с глухою болью в голове,
с чувством, как он выразился, безобразной слабости во всем теле. Однако он
встал.
С тем же
чувством в груди он протискался сквозь толпу и
встал рядом
с полицейским. Тот сердито толкнул его в плечо, крикнув...
«Вот
с такой женой не пропадёшь», — думал он. Ему было приятно: сидит
с ним женщина образованная, мужняя жена, а не содержанка, чистая, тонкая, настоящая барыня, и не кичится ничем перед ним, простым человеком, а даже говорит на «вы». Эта мысль вызвала в нём
чувство благодарности к хозяйке, и, когда она
встала, чтоб уйти, он тоже вскочил на ноги, поклонился ей и сказал...
Игнат, должно быть, по глазам сына отгадал его
чувства: он порывисто
встал с места, схватил его на руки и крепко прижал к груди.
— Непременно, это необходимо! — согласилась она и,
встав, сначала поцеловала Мерову, а потом перекрестила. — Целую вас и кладу на вашу грудь крестное знамение
с таким же
чувством, как бы делала это мать ваша, — проговорила она и вышла.
Бучинский любил прибавить для красного словца, и в его словах можно было верить любой половине, но эта характеристика Гараськи произвела на меня впечатление против всякого желания. При каждой встрече
с Гараськой слова Бучинского
вставали живыми, и мне начинало казаться, что действительно в этом изможденном теле жило что-то особенное, чему не приберешь названия, но что заставляло себя чувствовать. Когда Гараська улыбался, я испытывал неприятное
чувство.
Скажу только, что, наконец, гости, которые после такого обеда, естественно, должны были чувствовать себя друг другу родными и братьями,
встали из-за стола; как потом старички и люди солидные, после недолгого времени, употребленного на дружеский разговор и даже на кое-какие, разумеется, весьма приличные и любезные откровенности, чинно прошли в другую комнату и, не теряя золотого времени, разделившись на партии,
с чувством собственного достоинства сели за столы, обтянутые зеленым сукном; как дамы, усевшись в гостиной, стали вдруг все необыкновенно любезны и начали разговаривать о разных материях; как, наконец, сам высокоуважаемый хозяин дома, лишившийся употребления ног на службе верою и правдою и награжденный за это всем, чем выше упомянуто было, стал расхаживать на костылях между гостями своими, поддерживаемый Владимиром Семеновичем и Кларой Олсуфьевной, и как, вдруг сделавшись тоже необыкновенно любезным, решился импровизировать маленький скромный бал, несмотря на издержки; как для сей цели командирован был один расторопный юноша (тот самый, который за обедом более похож был на статского советника, чем на юношу) за музыкантами; как потом прибыли музыканты в числе целых одиннадцати штук и как, наконец, ровно в половине девятого раздались призывные звуки французской кадрили и прочих различных танцев…
Представьте себе пропойца, который
встает с постели
с разбитым лицом,
с угнетенною винными парами головой, весь подавленный
чувством тупого самоотсутствия, которое не дает ему возможности не только что-нибудь ощущать, но просто даже разобрать, где он и кто он.
Полный тягостного
чувства, он решился
встать с постели, схватил простыню и, приблизясь к портрету, закутал его всего.
Ходим в церковь
с женой,
встанем рядом в уголок и дружно молимся. Молитвы мои благодарные обращал я богу
с похвалой ему, но и
с гордостью — такое было
чувство у меня, словно одолел я силу божию, против воли его заставил бога наделить меня счастьем; уступил он мне, а я его и похваливаю: хорошо, мол, ты, господи, сделал, справедливо, как и следовало!
Как вижу,
встали от меня, начали ходить по комнате, что-то шептать
с большим
чувством и, ударяя себя в грудь, утирали слезы.
Да и сколько раз сам он,
вставая наутро
с постели, начинал стыдиться своих мыслей и
чувств, пережитых в ночную бессонницу!
Увидав дилижанс, Гоголь торопливо
встал, начал собираться и простился
с нами, равно как и мы
с ним, не
с таким сильным
чувством, какого можно было ожидать.
Какое-то даже радостное
чувство наполняло грудь девочки, когда,
встав вместе
с зарею, раным-рано, вооружась хворостиною, выгоняла она за околицу свое стадо.
Софья начала ноктюрн. Она играла довольно плохо, но
с чувством. Сестра ее играла одни только польки и вальсы, и то редко. Подойдет, бывало, своей ленивой походкой к роялю, сядет, спустит бурнус
с плеч на локти (я не видал ее без бурнуса), заиграет громко одну польку, не кончит, начнет другую, потом вдруг вздохнет,
встанет и отправится опять к окну. Странное существо была эта Варвара!
Встав из-за стола, она упросила мать отпустить ее
с дежурства из гостиной, говоря, что у ней разболелась голова; мать позволила ей уйти, но Шатов просидел
с хозяевами еще часа полтора, проникнутый и разогретый
чувством искренней любви, оживившей его несколько апатичный ум и медленную речь; он говорил живо, увлекательно, даже тепло и совершенно пленил Болдухиных, особенно Варвару Михайловну, которая, когда Ардальон Семеныч ушел, несколько времени не находила слов достойно восхвалить своего гостя и восполняла этот недостаток выразительными жестами, к которым только в крайности прибегала.
Софья Михайловна(
вставая). Хотела было
с добрым
чувством проститься
с вами, но и того не могу. (Идет к выходу.)
Мы оба
встали с мест и на него смотрим, а он, раскрасневшись от внутренних
чувств или еще вина подбавивши, и держит в одной руке дворницкий топор на долгом топорище, а в другой поколотую в щепы дощечку, на которой была моя плохая вывесочка
с обозначением моего бедного рукомесла и фамилии: «Старье чинит и выворачивает Лапутин».
— А я, батюшка, так нисколько не чувствую качки, точно ее и нет! —
с счастливым и радостным
чувством говорил Ашанин. — А вчера-то… Впрочем, это может быть пока, а когда
встану…
Один из пяти молодых людей, более других недовольный и собой, и другими, и всем вечером,
с чувством отвращения
встал, отыскал шляпу и вышел
с намерением потихоньку уехать.
Ксендз
встал, приложил руку к сердцу и, покланившись собранию, произнес
с чувством...
Княжна Людмила спаслась каким-то чудом. По всей вероятности, она услыхала шум в соседней комнате,
встала с постели, приотворив дверь и увидав отвратительную и ужасную картину, выскочила в открытое окно в сад, бросилась бежать куда глаза глядят и упала в изнеможении в кустах и лишилась
чувств.
«Я сейчас уйду, я ни слова больше не скажу
с ним», думал Пьер. Он думал это, а между тем сидел всё на том же месте. Какое-то странное
чувство слабости приковало его к своему месту: он хотел и не мог
встать и уйти.
Когда он в первый день,
встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Новодевичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом
с востока и торжественно выплыл край солнца из-за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, всё заиграло в радостном свете, — Пьер почувствовал новое, неиспытанное
чувство радости и крепости жизни.
С возбуждением сердечнейшего
чувства я
встал рано утром и, як взглянул на себя, так даже испугался, якiй сморщеноватый, и очи потухлы, и зубы обнаженны, и все дело дрянь. Кончено мое кавалерство: я старик! Скоро я увидал Юлию Семеновну н сейчас же ей сказал...
Но к хорошему скоро привыкаешь. Только неделя прошла, как я поселился у Нордена, а уже стала привычной вся роскошь моей жизни: и собственная комната, и
чувство приятной и ровной сытости, и тепло, и сухие ноги. И по мере того как я все дальше отходил от Петербурга
с его голодовками, пятачками и гривенниками, всей дешевкою студенческой борьбы за существование, новая жизнь
вставала передо мною в очень странных, совсем не веселых и нисколько не шуточных формах.