Неточные совпадения
А именно: в день битвы, когда обе стороны
встали друг против друга
стеной, головотяпы, неуверенные в успешном исходе своего дела, прибегли
к колдовству: пустили на кособрюхих солнышко.
Обжигаясь, оглядываясь, Долганов выпил стакан кофе, молча подвинул его хозяйке,
встал и принял сходство с карликом на ходулях. Клим подумал, что он хочет проститься и уйти, но Долганов подошел
к стене, постучал пальцами по деревянной обшивке и — одобрил...
Он легко,
к своему удивлению,
встал на ноги, пошатываясь, держась за
стены, пошел прочь от людей, и ему казалось, что зеленый, одноэтажный домик в четыре окна все время двигается пред ним, преграждая ему дорогу. Не помня, как он дошел, Самгин очнулся у себя в кабинете на диване; пред ним стоял фельдшер Винокуров, отжимая полотенце в эмалированный таз.
Кутузов, задернув драпировку, снова явился в зеркале, большой, белый, с лицом очень строгим и печальным. Провел обеими руками по остриженной голове и, погасив свет, исчез в темноте более густой, чем наполнявшая комнату Самгина. Клим, ступая на пальцы ног,
встал и тоже подошел
к незавешенному окну. Горит фонарь, как всегда, и, как всегда, — отблеск огня на грязной, сырой
стене.
Дмитрий Федорович
встал, в волнении шагнул шаг и другой, вынул платок, обтер со лба пот, затем сел опять, но не на то место, где прежде сидел, а на другое, на скамью напротив, у другой
стены, так что Алеша должен был совсем
к нему повернуться.
Он облокотился на стол и подпер рукой голову. Он сидел
к ним боком и смотрел в
стену, пересиливая в себе дурное чувство. В самом деле ему ужасно как хотелось
встать и объявить, что более не скажет ни слова, «хоть ведите на смертную казнь».
Он знал это и потому, предчувствуя что-нибудь смешное, брал мало-помалу свои меры: вынимал носовой платок, смотрел на часы, застегивал фрак, закрывал обеими руками лицо и, когда наступал кризис, —
вставал, оборачивался
к стене, упирался в нее и мучился полчаса и больше, потом, усталый от пароксизма, красный, обтирая пот с плешивой головы, он садился, но еще долго потом его схватывало.
Встанет заинтересовавшийся со скамейки, подойдет
к дому — и секрет открылся: в
стене ниже тротуара широкая дверь, куда ведут ступеньки лестницы. Навстречу выбежит, ругаясь непристойно, женщина с окровавленным лицом, и вслед за ней появляется оборванец, валит ее на тротуар и бьет смертным боем, приговаривая...
— Правда, правда, — подхватил Бахарев. — Пойдут дуть да раздувать и надуют и себе всякие лихие болести, и другим беспокойство. Ох ты, господи! господи! — произнес он,
вставая и направляясь
к дверям своего кабинета, — ты ищешь только покоя, а оне знай истории разводят. И из-за чего, за что девочку разогорчили! — добавил он, входя в кабинет, и так хлопнул дверью, что в зале задрожали
стены.
Сейчас же улегшись и отвернувшись
к стене, чтобы только не видеть своего сотоварища, он решился, когда поулягутся немного в доме, идти и отыскать Клеопатру Петровну; и действительно, через какие-нибудь полчаса он
встал и, не стесняясь тем, что доктор явно не спал, надел на себя халат и вышел из кабинета; но куда было идти, — он решительно не знал, а потому направился, на всякий случай, в коридор, в котором была совершенная темнота, и только было сделал несколько шагов, как за что-то запнулся, ударился ногой во что-то мягкое, и вслед за тем раздался крик...
Оставшись одна, она подошла
к окну и
встала перед ним, глядя на улицу. За окном было холодно и мутно. Играл ветер, сдувая снег с крыш маленьких сонных домов, бился о
стены и что-то торопливо шептал, падал на землю и гнал вдоль улицы белые облака сухих снежинок…
Перед детским воображением
вставали, оживая, образы прошедшего, и в душу веяло величавою грустью и смутным сочувствием
к тому, чем жили некогда понурые
стены, и романтические тени чужой старины пробегали в юной душе, как пробегают в ветреный день легкие тени облаков по светлой зелени чистого поля.
Затем они подробно изложили мне план работ. Прежде всего они приступили
к исследованию Парижа по сю сторону Сены, разделив ее на две равные половины.
Вставши рано утром, каждый отправляется в свою сторону и наблюдает, а около двух часов они сходятся в русском ресторане и уже совместно наблюдают за
стеною Комической Оперы. Потом опять расходятся и поздно ночью, возвратись домой, проверяют друг друга.
Кожемякин
встал на ноги; ему казалось, что все чего-то ждут: из окна торчало жёлтое лицо кухарки, удлинённое зобом; поставив фонарь
к ногам, стоял в светлом круге Фока, а у
стены — Шакир, точно гвоздями пришитый.
Лунёв тоже
встал у дверей, прислонясь спиной
к стене.
Сколько прелестей было измято его могильными руками! сколько ненависти родилось от его поцелуев!..
встал месяц; скользя вдоль
стены, его луч пробрался в тесную комнату, и крестообразные рамы окна отделились на бледном полу… и этот луч упал на лицо Ольги — но ничего не прибавил
к ее бледности, и красное пятно не могло утонуть в его сияньи… в это время на стенных часах в приемной пробило одиннадцать.
Настя не слыхала, как кузнечиха
встала с постели и отперла мужу сеничные двери, в которые тот вошел и сам отпер ворота своего дворика. Она проснулась, когда в избе уж горел огонь и приехавшие отряхивались и скребли с бород намерзшие ледяные сосульки. Увидя между посетителями брата, Настя словно обмерла и, обернувшись
к стене, лежала, не обнаруживая никакого движения.
Забегали люди. Там и здесь, в люстрах и по
стене, вспыхнули отдельные лампочки, — их мало было для света, но достаточно для того, чтобы появились тени. Всюду появились они:
встали в углах, протянулись по потолку; трепетно цепляясь за каждое возвышение, прилегли
к стенам; и трудно было понять, где находились раньше все эти бесчисленные уродливые, молчаливые тени, безгласные души безгласных вещей.
Так говорит она самой себе и легкими, послушными шагами бежит по дороге
к городу. У Навозных ворот около
стены сидят и дремлют в утренней прохладе двое сторожей, обходивших ночью город. Они просыпаются и смотрят с удивлением на бегущую девушку. Младший из них
встает и загораживает ей дорогу распростертыми руками.
Поплакав минут с десять, Фустов
встал, лег на диван, повернулся лицом
к стене и остался неподвижен. Я подождал немного, но, видя, что он не шевелится и не отвечает на мои вопросы, решился удалиться. Я, быть может, взвожу на него напраслину, но едва ли он не заснул. Впрочем, это еще бы не доказывало, чтоб он не чувствовал огорчения… а только природа его была так устроена, что не могла долго выносить печальные ощущения… Уж больно нормальная была природа!
Проснувшись, Павлу очень не хотелось
вставать; ночные мечтания снова начали овладевать его воображением. Он лежал, повернувшись
к стене, как вдруг почувствовал, что с него сдернули одеяло. Бешметев обернулся: перед ним стоял Масуров.
Прошло еще две недели. Иван Ильич уже не
вставал с дивана. Он не хотел лежать в постели и лежал на диване. И, лежа почти всё время лицом
к стене, он одиноко страдал всё те же не разрешающиеся страдания и одиноко думал всё ту же неразрешающуюся думу. Что это? Неужели правда, что смерть? И внутренний голос отвечал: да, правда. Зачем эти муки? И голос отвечал: а так, ни зачем. Дальше и кроме этого ничего не было.
Внезапно прилив слез подступил
к глазам Кругликова, горло его сжалось спазмами. Он
встал, отошел
к стене и простоял несколько времени лицом
к какому-то почтовому объявлению.
Через несколько мгновений Кругликов поднялся с полу, и тотчас же мои глаза встретились с его глазами. Я невольно отвернулся. Во взгляде Кругликова было что-то до такой степени жалкое, что у меня сжалось сердце, — так смотрят только у нас на Руси!.. Он
встал, отошел
к стене и, прислонясь плечом, закрыл лицо руками. Фигура опять была вчерашняя, только еще более убитая, приниженная и жалкая.
Господин Кругликов
встал, вошел в свою каморку, снял со
стены какой-то портрет в вычурной рамке, сделанной с очевидно нарочитым старанием каким-нибудь искусным поселенцем, и принес его
к нам. На портрете, значительно уже выцветшем от времени, я увидел группу: красивая молодая женщина, мужчина с резкими, характерными чертами лица, с умным взглядом серых глаз, в очках, и двое детей.
Она
встала, снесла чулки
к печке, повесила их на отдушник. Какой-то особенный был отдушник. Она повертела его и потом, легко ступая босыми ногами, вернулась на койку и опять села на нее с ногами. За
стеной совсем затихло. Она посмотрела на крошечные часы, висевшие у нее на шее. Было два часа. «Наши должны подъехать около трех». Оставалось не больше часа.
Василий Петрович
встал с дивана и подошел
к стене. Синяя, красная, бурая и черная краски ничего не говорили его уму, равно как и какие-то таинственные цифры около точечных линий, сделанные красными чернилами.
Настал час воли писаря, допустили Алексея в присутствие. Перед тем как позвать его, Морковкин
встал с кресел и, оборотясь спиной
к дверям, стал читать предписания удельного начальства, в рамках за стеклом по
стенам развешанные. Не оглядываясь на Алексея, писарь сердито спросил...
Но сестра его
встала, сняла со
стены сааз и отдала ему; тогда он поднял глаза
к небу и сотворил такую молитву: «О! всемогущий Аллах! если я должен достигнуть до желаемой цели, то моя семиструнная сааз будет так же стройна, как в тот день, когда я в последний раз играл на ней».
Я повернулся
к стене и заплакал: спал или не спал я после этого — не знаю, но только я слышал, как пришел Лаптев, как он долго зажигал свечу отсыревшими спичками, и все шепотом на что-то ворчал, и очень долго укладывался, и потом опять
встал, скрипел что-то дверями, вероятно запирал их, и снова ложился.
Катя
встала, на голое тело надела легкое платье из чадры и босиком вышла в сад. Тихо было и сухо, мягкий воздух ласково приникал
к голым рукам и плечам. Как тихо! Как тихо!.. Месяц закрылся небольшим облачком, долина оделась сумраком, а горы кругом светились голубовато-серебристым светом. Вдали ярко забелела
стена дачи, — одной, потом другой. Опять осветилась долина и засияла тем же сухим, серебристым светом, а тень уходила через горы вдаль. В черных кустах сирени трещали сверчки.
…Я сидел в ванне с горячей водой, а брат беспокойно вертелся по маленькой комнате, присаживаясь, снова
вставая, хватая в руки мыло, простыню, близко поднося их
к близоруким глазам и снова кладя обратно. Потом стал лицом
к стене и, ковыряя пальцем штукатурку, горячо продолжал...
Он еще упирается, он еще тянется руками
к неизведанному счастливому простору, а в голове его уже
встают, как роковая неизбежность, жестокие картины неволи среди каменных
стен и железных решеток.
Амвросий тоже
встал и подошел
к вделанному в
стене шкафу, отпер его и, вынув пачку денег, подал ее Григорию Александровичу.
Он
встал со стула, взял ночник, запер дверь кабинета ключом, вышел в ближнюю комнату, в которой стояла кровать со штофными, зеленого, порыжелого цвета, занавесами, висевшими на медных кольцах и железных прутьях; отдернул занавесы, снял со
стены, в алькове кровати, пистолет, подошел
к двери на цыпочках, приставил ухо
к щели замка и воротился в кабинет успокоенный, что все в доме благополучно.
Дарья Николаевна
встала, подошла
к висевшему на
стене большому зеркалу и стала внимательно осматривать в него свое отражение.
— Ну, слово!.. — Он подошел сзади, губами припал
к ее шее и попытался положить руки на грудь. Исанка решительно
встала и отошла
к стене. Борька сел
к столу, огорченно положил голову на руку.