Вся эта горячешная тирада, весь этот наплыв страстных и беспокойных слов и
восторженных мыслей, как бы толкавшихся в какой-то суматохе и перескакивавших одна через другую, всё это предрекало что-то опасное, что-то особенное в настроении так внезапно вскипевшего, по-видимому ни с того ни с сего, молодого человека.
Неточные совпадения
Она и без того показалась мне, при всех, впрочем, своих превосходных качествах, несколько
восторженного и романического оттенка в
мыслях…
Путь, как известно из прежнего, тут не длинный. Я извозчика не взял, а пробежал всю дорогу не останавливаясь. В уме моем было смутно и даже тоже почти что-то
восторженное. Я понимал, что совершилось нечто радикальное. Опьянение же совершенно исчезло во мне, до последней капли, а вместе с ним и все неблагородные
мысли, когда я позвонил к Татьяне Павловне.
Во-первых, его осаждала прискорбная
мысль, что все усилия, какие он ни делал, чтоб заслужить маменькино расположение, остались тщетными; во-вторых, Петенька всю ночь метался на постели и испускал какое-то совсем неслыханное мычание; наконец, кровать его была до такой степени наполнена блохами, что он чувствовал себя как бы окутанным крапивою и несколько раз не только вскакивал, но даже произносил какие-то непонятные слова, как будто бы приведен был сильными мерами в
восторженное состояние.
«Чего бог не дал, того негде взять», часто говаривала она сама, и признавая разумность такой
мысли, она покорилась бы своей судьбе; но, к несчастью, страстная,
восторженная любовь Алексея Степаныча, когда он был женихом, убедила ее, что он способен пламенно любить и вечно любил бы ее точно так же, если б не охладел почему-то в своих чувствах…
Мне всего больше в Гавриле Степаныче нравилась необыкновенная энергия его
мысли и какая-то
восторженная любовь к знанию; здесь он являлся жрецом чистого искусства, и, по моему мнению, эта сила любви поддерживала его растительный организм лучше всяких лекарств.
Все
мысли, все взоры были теперь прикованы к лицу государя. Это лицо было бледно и величественно. Оно было просто искренно и потому таким теплым,
восторженным и благоговейным чувством поражало души людские. Оно было понятно народу. Для народа оно было свое, близкое, кровное, родное. Сквозь кажущееся спокойствие в этом бледном лице проглядывала скорбь глубокая, проглядывала великая мука души. Несколько крупных слез тихо скатилось по лицу государя…
Раздвоялись ее
мысли. Скучающий отец и призвание от тьмы неведения к свету сокровенной тайны! Обычная жизнь купеческой девушки и вольная, свободная,
восторженная искательница благодати. Там — «изменщик» Петр Степаныч, здесь — таинственный духовный супруг… Но что ж это за духовный супруг?.. Узнаю ль когда?.. Скоро ли?
Молча, в каком-то полузабытьи сидела Дуня. Новые
мысли, новые чувства!.. Властно овладели и умом, и разбитым сердцем ее
восторженные, таинственные слова Марьи Ивановны. Страстно хотелось Дуне дослушать ее, но на этот раз разговор тем и кончился.
Был счастливый хмель крупного литературного успеха. Многие журналы и газеты отметили повесть заметками и целыми статьями. «Русские ведомости» писали о ней в специальном фельетоне, А. М. Скабичевский в «Новостях» поместил подробную статью. Но самый лестный, самый
восторженный из всех отзывов появился — в «Русской
мысли». Я отыскал редакционный бланк «Русской
мысли» с извещением об отказе напечатать мою повесть и послал его редактору журнала В. М. Лаврову, приписав под текстом отказа приблизительно следующее...
Первый тост провозгласила она за благоденствие Польши (в
мыслях и сердце своем она прибавляла: «и только в слиянии с Россией под русскою державой»).
Восторженный виват сопровождал этот тост.
Приезд князя,
восторженное состояние княжны Людмилы Васильевны после первого свиданья с Сергеем Сергеевичем подействовали, как мы видели, на нервную систему Татьяны Берестовой: она озлобилась на княжну и на княгиню и, естественно, старалась придать своим
мыслям другое направление.
Он нередко останавливался на пути своем, скидал шапку, как бы
мыслил о святыне, осматривался кругом; казалось, то любовался зрелищем Москвы, возносившей золотые главы своих церквей из бесконечного табора домов, то
восторженным взором преследовал блестящие излучины Москвы-реки и красивые берега ее, то прислушивался к звону колоколов.