Неточные совпадения
Но теперь другое дело: Хиония Алексеевна, по мнению Агриппины Филипьевны, готова была
вообразить о
себе бог знает что.
А в последнюю-то ночь,
вообразите вы
себе, — сижу я подле нее и уж об одном
Бога прошу: прибери, дескать, ее поскорей, да и меня тут же…
Право, я вот теперь смотритель, и, слава
богу, двадцать пятый год, и пенсийка уж недалеко: всяких людей видал, и всяких терпел, и со всеми сживался, ни одного учителя во всю службу не представил ни к перемещению, ни к отставке, а
воображаю себе, будь у меня в числе наставников твой брат, непременно должен бы искать случая от него освободиться.
— Чего тут не уметь-то! — возразил Ванька, дерзко усмехаясь, и ушел в свою конуру. «Русскую историю», впрочем, он захватил с
собою, развернул ее перед свечкой и начал читать, то есть из букв делать
бог знает какие склады, а из них сочетать какие только приходили ему в голову слова, и
воображал совершенно уверенно, что он это читает!
— Я вовсе не злая по натуре женщина, — заговорила она, — но, ей-богу, выхожу из
себя, когда слышу, что тут происходит.
Вообрази себе, какой-то там один из важных особ стал обвинять министра народного просвещения, что что-то такое было напечатано. Тот и возражает на это: «Помилуйте, говорит, да это в евангелии сказано!..» Вдруг этот господин говорит: «Так неужели, говорит, вы думаете, что евангелия не следовало бы запретить, если бы оно не было так распространено!»
И когда я
воображал себе это, мне вдруг подумалось: вот я на одно мгновение буду просить тебя у
бога, а между тем была же ты со мною шесть месяцев и в эти шесть месяцев сколько раз мы поссорились, сколько дней мы не говорили друг с другом!
Вообразил я
себе, как бы я целовал эту могилу, звал бы тебя из нее, хоть на одну минуту, и молил бы у
бога чуда, чтоб ты хоть на одно мгновение воскресла бы передо мною; представилось мне, как бы я бросился обнимать тебя, прижал бы к
себе, целовал и кажется, умер бы тут от блаженства, что хоть одно мгновение мог еще раз, как прежде, обнять тебя.
— Нашла кого ревновать, — презрительно замечала m-lle Эмма. — Да я на такого прощелыгу и смотреть-то не стала бы… Терпеть не могу мужчин, которые заняты
собой и
воображают бог знает что. «Красавец!», «Восторг!», «Очаровал!». Тьфу! А Братковский таращит глаза и важничает. Ему и шевелиться-то лень, лупоглазому… Теленок теленком… Вот уж на твоем месте никогда и не взглянула бы!
— А то сказал, что «привязанности, говорит, земные у тебя сильны, а любила ли ты когда-нибудь
бога, размышляла ли о нем, безумная?» Я стою, как осужденная, и, конечно, в этакую ужасную минуту, как
вообразила, припомнила всю свою жизнь, так мне сделалось страшно за
себя…
— В самом деле, пора. Ну, до свидания. А то
вообразят себя,
бог знает с чего, необыкновенными людьми, — ворчал Петр Иваныч, уходя вон, — да и того…
Хотя он и вышел уже при дневном свете, когда нервный человек всегда несколько ободряется (а майор, родственник Виргинского, так даже в
бога переставал веровать, чуть лишь проходила ночь), но я убежден, что он никогда бы прежде без ужаса не мог
вообразить себя одного на большой дороге и в таком положении.
— Конечно, выдумки. Просто одна дама рассказывала в каюте такой случай, который действительно был однажды на пароходе. Ее рассказ взволновал меня, и я так живо
вообразила себя в положении этой женщины, и меня охватил такой ужас при мысли, что ты возненавидел бы меня, если бы я была на ее месте, то я совсем растерялась… Но, слава
богу, теперь все прошло.
Суетой сею злобно
себя тешил, упорно
воображая себя архиереем, но, приехав домой, был нежно обласкан попадьей и возблагодарил
Бога, тако устроившего, яко же есть.
— «Почтеннейший Григорий Мартынович! Случилась черт знает какая оказия: третьего дня я получил от деда из Сибири письмо ругательное, как только можно
себе вообразить, и все за то, что я разошелся с женой; если, пишет, я не сойдусь с ней, так он лишит меня наследства, а это штука, как сам ты знаешь, стоит миллионов пять серебром. Съезди,
бога ради, к Домне Осиповне и упроси ее, чтобы она позволила приехать к ней жить, и жить только для виду. Пусть старый хрыч думает, что мы делаем по его».
Вот что думает эта барыня, которая и меценаткой
себя воображает, и умницей, и
бог знает чем, а на деле она больше ничего, как светская старушонка.
— Но я все-таки повторю, что только один
бог мог вас надоумить привезти его прямо ко мне! Я трепещу, когда
воображу себе, что бы с ним было, бедняжкой, если б он попал к кому-нибудь другому, а не ко мне? Да его бы здесь расхватали, разобрали по косточкам, съели! Бросились бы на него, как на рудник, как на россыпь, — пожалуй, обокрали бы его? Вы не можете представить
себе, какие здесь жадные, низкие и коварные людишки, Павел Александрович!..
Я был трижды несчастлив: я был пегий, я был мерин, и люди
вообразили себе обо мне, что я принадлежал не
Богу и
себе, как это свойственно всему живому, а что я принадлежал конюшему.
— Ревновал бы, ей-богу. Ну, как это другого она станет целовать? чужого больше отца любить? Тяжело это и
вообразить. Конечно, все это вздор; конечно, всякий под конец образумится. Но я б, кажется, прежде чем отдать, уж одной заботой
себя замучил: всех бы женихов перебраковал. А кончил бы все-таки тем, что выдал бы за того, кого она сама любит. Ведь тот, кого дочь сама полюбит, всегда всех хуже отцу кажется. Это уж так. Много из-за этого в семьях худа бывает.
«Так вот что значил мой сон. Пашенька именно то, что я должен был быть и чем я не был. Я жил для людей под предлогом
бога, она живет для
бога,
воображая, что она живет для людей. Да, одно доброе дело, чашка воды, поданная без мысли о награде, дороже облагодетельствованных мною для людей. Но ведь была доля искреннего желания служить
богу?» — спрашивал он
себя, и ответ был: «Да, но всё это было загажено, заросло славой людской. Да, нет
бога для того, кто жил, как я, для славы людской. Буду искать его».
— Да, дуй тебя горою: кто тебе говорит, что ты в чем-нибудь виноват! Тут я, братец, во всем виноват, потому что я изменник: я в такое время вмешиваюсь в дело, куда мне совсем и носа совать не следует; ну, да некуда податься, видно
богу так угодно, чтобы я сюда сунулся. И,
вообразите себе, я, действительно, в то время так чувствовал, что это
богу угодно совершить то, что я делаю. Разумеется, самомнение.
— Вот, — говорит (вмешался уж это племянник), — тетушка и дяденька, побраните для первого знакомства вашу племянницу, — хандрит часто: что немного не по
себе, а она уж
бог знает что
воображает, никак и ничем
себя не хочет порассеять.
Любовь Онисимовна письмо сейчас же сожгла на загнетке и никому про него не сказала, ни даже пестрядинной старухе, а только всю ночь
Богу молилась, нимало о
себе слов не произнося, а все за него, потому что, говорит, хотя он и писал, что он теперь офицер, и со крестами и ранами, однако я никак
вообразить не могла, чтобы граф с ним обходился иначе, нежели прежде.
Толстой пишет: «Если бы мне дали выбирать: населить землю такими святыми, каких я только могу
вообразить себе, но только, чтобы не было детей, или такими людьми, как теперь, но с постоянно прибывающими, свежими от
бога детьми, — я бы выбрал последнее».
Глостер, обращаясь к
богам, говорит, что он стряхивает с
себя свое горе, так как он не мог бы дольше нести его, не осуждая их,
богов, и, сказав это, прыгает на ровном месте и падает,
воображая, что он спрыгнул с утеса.
В чужой монастырь вы ходите со своим
богом и
воображаете, что монастырь считает это за превеликую честь для
себя!
Сотские напрягают ум, чтобы обнять воображением то, что может
вообразить себе разве один только
Бог, а именно то страшное пространство, которое отделяет их от вольного края.
Но Назария, —
вообразите, — вдруг обнаружил огромный талант и так, шельма, пошел мне на перстах загибать, что, ей-богу, я и сам почел
себя за основательную основу и стал бояться за сохранение своей жизни.
Люди всё слышали, всё поняли, но только пропустили мимо ушей то, что учитель говорил только о том, что людям надо делать свое счастье самим здесь, на том дворе, на котором они сошлись, а
вообразили себе, что это двор постоялый, а там где-то будет настоящий. И вот от этого вышло то удивительное рассуждение, что слова учителя очень прекрасны и даже слова
бога, но исполнять их теперь трудно.
— И ей-Богу дам! И ударю тебя, и изругаю, и как не надо хуже высрамлю, — сказала, возвышая голос и на этот раз непритворно сердясь Платонида Андревна. — Что это в самом деле за наказание! Ничего балбеска этакой не делает; на пильню его калачом не заманишь; торговле не учится; с пристани все норовит, как бы ему домой скорей; да еще теперь, что
себе, мерзавец,
вообразил? Голова б у другого треснула такое подумать. Иди ты, негодяй, прочь! — крикнула она, размахнувшись на Авенира чашкой.