Неточные совпадения
—
«Рубить, что мне велишь, моя такая доля»,
Смиренно отвечал Топор на окрик злой:
«И так,
хозяин мой,
Твоя святая
воля,
Готов тебе я всячески служить...
Куст этот, по объяснению
хозяина, растет так сильно, что если ему дать
волю, то года через два им покроется весь сад, и между тем, кроме воды, ему никакой почвы не нужно.
«Да, да, — думал он. — Дело, которое делается нашей жизнью, всё дело, весь смысл этого дела непонятен и не может быть понятен мне: зачем были тетушки, зачем Николенька Иртенев умер, а я живу? Зачем была Катюша? И мое сумасшествие? Зачем была эта война? И вся моя последующая беспутная жизнь? Всё это понять, понять всё дело
Хозяина — не в моей власти. Но делать Его
волю, написанную в моей совести, — это в моей власти, и это я знаю несомненно. И когда делаю, несомненно спокоен».
Воля же
хозяина выражена в этих заповедях.
— Да ты
хозяин, ты и отдай. Что тебе? Твоя
воля, — сказал сердитый старик.
Одиноко в стороне тащился на истомленных
волах воз, наваленный мешками, пенькою, полотном и разною домашнею поклажею, за которым брел, в чистой полотняной рубашке и запачканных полотняных шароварах, его
хозяин.
В притчах обычно
хозяин производит резкое разделение людей и всех, не исполнивших его
воли, посылает в геенну огненную, где будет плач и скрежет зубовный.
Все это, по — видимому, нимало не действовало на Дешерта. Это была цельная крепостническая натура, не признававшая ничего, кроме себя и своей
воли… Города он не любил: здесь он чувствовал какие-то границы, которые вызывали в нем постоянное глухое кипение, готовое ежеминутно прорваться… И это-то было особенно неприятно и даже страшно
хозяевам.
Митя не стал бы заглазно плакаться на
хозяина и молчать перед ним, считая законом его
волю, а просто нашел бы очень законным делом — потребовать от него прибавки жалованья.
— И даже, князь, вы изволили позабыть, — проскользнул вдруг между стульями неутерпевший Лебедев, чуть не в лихорадке, — изволили позабыть-с, что одна только добрая
воля ваша и беспримерная доброта вашего сердца была их принять и прослушать и что никакого они права не имеют так требовать, тем более что вы дело это уже поручили Гавриле Ардалионовичу, да и то тоже по чрезмерной доброте вашей так поступили, а что теперь, сиятельнейший князь, оставаясь среди избранных друзей ваших, вы не можете жертвовать такою компанией для этих господ-с и могли бы всех этих господ, так сказать, сей же час проводить с крыльца-с, так что я, в качестве
хозяина дома, с чрезвычайным даже удовольствием-с…
— Вас не вас, — отвечает
хозяин, — а
воля ваша, стаканчика, окроме ваших благородий, украсти некому.
— Думаешь — это я по своей
воле и охоте навалился на тебя? Я — не дурак, я ведь знал, что ты меня побьешь, я человек слабый, пьющий. Это мне
хозяин велел: «Дай, говорит, ему выволочку да постарайся, чтобы он у себя в лавке побольше напортил во время драки, все-таки — убыток им!» А сам я — не стал бы, вон ты как мне рожу-то изукрасил…
— Теперь
воля. Теперь я сам себе
хозяин. Деньги надо, говоришь? Ну, так что? Достанем! Теперь —
воля!
Брагин тяжело упал в кресло и рванул себя за покрытые сильной проседью волосы. С бешенством расходившегося мужика он осыпал Головинского упреками и руганью, несколько раз вскакивал с места и начинал подступать к
хозяину с сжатыми кулаками. Головинский, скрестив руки на груди, дал полную
волю высказаться своему компаньону и только улыбался с огорченным достоинством и пожимал плечами.
— Седьмой день,
хозяин, — отвечал Алексей. — Словно
волов гоним! День стоим, два едем. Вишь, какую погоду бог дает!
Благодаря способу временных займов у
хозяев — займов, к которым прибегал работник, волей-неволей Захар оставался в доме.
Он не переставал хвастать перед женою; говорил, что плевать теперь хочет на старика, в грош его не ставит и не боится настолько — при этом он показывал кончик прута или соломки и отплевывал обыкновенно точь-в-точь, как делал Захар; говорил, что сам стал себе
хозяин, сам обзавелся семьею, сам над собой властен, никого не уважит, и покажи ему только вид какой, только его и знали: возьмет жену, ребенка, станет жить своей
волей; о местах заботиться нечего: местов не оберешься — и не здешним чета!
— Н-да, на всё здесь
воля моя… — согласился
хозяин. — Так, по-твоему, мальчонка-то глуп?
И однажды, когда бунтовщик крикнул: «Только народ — истинный и законный
хозяин жизни! Ему вся земля и вся
воля!» — в ответ раздался торжествующий рёв: «Верно, брат!»
Господам офицерам на
воле жить плохо, особливо у
хозяев ежели служить:
хозяин покорливости от служащего перво-наперво требует, а они сами норовят по привычке командовать!
— Как же сосланный может ко мне в гостиницу попасть? Сосланных полиция прямо препровождает и размещает в дома, на которых дощечки нет, что они свободны от постоя, — создавал
хозяин свое собственное законоположение, — а у нас место вольное: кто хочет,
волей приедет и
волей уедет!..
Правда, приходили туда к ним иногда в гости некоторые дамы, но они должны были и уходить оттуда с чинностью, к которой волей-неволей обязывало их присутствие скромного
хозяина.
Гавриле стало жутко. Ему хотелось, чтобы
хозяин воротился скорее. Шум в трактире сливался в одну ноту, и казалось, что это рычит какое-то огромное животное, оно, обладая сотней разнообразных голосов, раздраженно, слепо рвется вон из этой каменной ямы и не находит выхода на
волю… Гаврила чувствовал, как в его тело всасывается что-то опьяняющее и тягостное, от чего у него кружилась голова и туманились глаза, любопытно и со страхом бегавшие по трактиру…
— Доброе утро с добрым днем прошли, мой желанный! — зазвучал голос Катерины. — Добрый вечер тебе! Встань, прийди к нам, пробудись на светлую радость; ждем тебя, я да
хозяин, люди всё добрые, твоей
воле покорные; загаси любовью ненависть, коли все еще сердце обидой болит. Скажи слово ласковое!..
Нет, нет, позвольте вам не верить!
Вы страстно влюблены в какую-то
Кухарочку, гризетку или прачку.
Смешно, виконт, мне это. —
Смешно вам? —
подхватил
хозяин. —
Смейтеся, маркиза, ваша
воля!
Но если б в самом деле я хотел
Кого-нибудь когда-нибудь любить,
Так не влюбился бы в вас, светских дам,
А сердце отдал бы простой крестьянке.
Русское «богоискательство» проистекает из недостатка убежденности в силе разума, — из потребности слабого человека найти руководящую
волю вне себя, — из желания иметь
хозяина, на которого можно было бы возложить ответственность за бестолковую неприглядную жизнь.
Народу стояло на обоих берегах множество, и все видели, и все восклицали: «ишь ты! поди ж ты!» Словом, «случилось несчастие» невесть отчего. Ребята во всю мочь веслами били, дядя Петр на руле весь в поту, умаялся, а купец на берегу весь бледный, как смерть, стоял да молился, а все не помогло. Барка потонула, а
хозяин только покорностью взял: перекрестился, вздохнул да молвил: «Бог дал, бог и взял — буди его святая
воля».
Старшой, иначе «
хозяин», распоряжается всеми работами, и
воля его непрекословна.
— Обидно этак-то, господин купец, — отвечал Артемий. — Пожалуй, вот хоть нашего дядю Онуфрия взять… Такого артельного
хозяина днем с огнем не сыскать… Обо всем старанье держит, обо всякой малости печется, душа-человек: прямой, правдивый и по всему надежный. А дай-ка ты ему
волю, тотчас величаться зачнет, потому человек, не ангел. Да хоша и по правде станет поступать, все уж ему такой веры не будет и слушаться его, как теперь, не станут. Нельзя, потому что артель суймом держится.
Посмотрите на то, как хочет жить раб. Прежде всего он хочет, чтобы его отпустили на
волю. Он думает, что без этого он не может быть ни свободным, ни счастливым. Он говорит так: если бы меня отпустили на
волю, я сейчас бы был вполне счастлив, я не был бы принужден угождать и прислуживаться моему
хозяину, я мог бы говорить с кем угодно, как с равным себе, мог бы идти, куда хочу, не спрашиваясь ни у кого.
Граф поклонился ему точно так же, как и
хозяевам, то есть почтительно и в то же время с неимоверным, хотя и притворно-скромным достоинством: «Древнеродовитый магнат, я нахожусь, по
воле политических обстоятельств, в отчуждении и несчастии, крест которых, впрочем, сумею нести на себе с полным человеческим и гордо-молчаливым достоинством» — вот что выражал молчаливый поклон его.
Съели
хозяева и гости четвертое блюдо, съели,
волею судеб, и пятое…
Невзлюбила она Анисью Терентьевну и, была б ее
воля, не пустила б ее на глаза к себе; но Марко Данилыч Красноглазиху жаловал, да и нельзя было идти наперекор обычаям, а по ним в маленьких городках Анисьи Терентьевны необходимы в дому, как сметана ко щам, как масло к каше, — радушно принимаются такие всюду и, ежели
хозяева люди достаточные да тороватые, гостят у них подолгу.
Рукам
воли не давал, но подначальные говаривали: «Не в пример бы легче было, ежели бы
хозяин за всяко просто в ус да в рыло…
— Это расчет особливый, Дмитрий Петрович. В цене
хозяин волен, а в торговых порядках ему
воли нет, — заметил Марко Данилыч.
—
Хозяин плывет! Смолокуров! Крепи трап-от ладнее!.. Эй, ну вы, ребята, вылезай на
волю!
Хозяин!
Но ведь выход есть к освобождению, выход верный и торжествующий. Этот «Сам», могучий
хозяин нашего «я», — он слеп, как крот. А наше «я» — зряче. Пускай оно осуждено отображать всегда только то, что чувствует «Сам», но зато оно, это «я», благодаря своей зрячести, способно, в свою очередь, направить своего повелителя по намеченному пути, заставить его влиять на себя не по его, а по своей
воле.
— Нет, так, из жалости привезла его, — быстро ответила женщина, видимо не любившая молчать. — Иду по пришпехту, вижу — мальчонка на тумбе сидит и плачет. «Чего ты?» Тряпичник он, третий день болеет; стал
хозяину говорить, тот его за волосья оттаскал и выгнал на работу. А где ему работать! Идти сил нету! Сидит и плачет; а на воле-то сиверко, снег идет, совсем закоченел… Что ж ему, пропадать, что ли?
Ночью под утро всё успокоилось. Когда встали и поглядели в окна, голые ивы со своими слабо опущенными ветвями стояли совершенно неподвижно, было пасмурно, тихо, точно природе теперь было стыдно за свой разгул, за безумные ночи и
волю, какую она дала своим страстям. Лошади, запряженные гусем, ожидали у крыльца с пяти часов утра. Когда совсем рассвело, доктор и следователь надели свои шубы и валенки и, простившись с
хозяином, вышли.
Хозяин не любил звука цепей и сиплого, иногда бестолкового лая и потому держал на
воле собачонку, исполнявшую зато свои обязанности получше цепного сторожа.
Хозяин праздника, Педрилло, сошел к ним и объявил
волю государыни, чтобы они подошли к родильнице и сделали то же, что и другие. Вельможи не дали ответа, и Педрилло доложил, что они не повинуются.
— Такова
воля Глеба Алексеевича… Он здесь теперь один
хозяин… — говорила она.