Неточные совпадения
Но не было ничего, кажется, никаких следов; только
на том
месте, где панталоны внизу осеклись и
висели бахромой,
на бахроме этой оставались густые следы запекшейся крови.
Здесь же нашла
место и высокая конторка, какая была у отца Андрея, замшевые перчатки;
висел в углу и клеенчатый плащ около шкафа с минералами, раковинами, чучелами птиц, с образцами разных глин, товаров и прочего. Среди всего,
на почетном
месте, блистал, в золоте с инкрустацией, флигель Эрара. [То есть фортепиано французского мастера музыкальных инструментов Эрара.]
Полноводье еще не сбыло, и река завладела плоским прибрежьем, а у крутых берегов шумливо и кругами омывали подножия гор. В разных
местах, незаметно, будто не двигаясь, плыли суда. Высоко
на небе рядами
висели облака.
Напрасно мы глядели
на Столовую гору,
на Льва: их как будто и не бывало никогда:
на их
месте висит темно-бурая туча, и больше ничего.
Опять пошли по узлу, по полтора, иногда совсем не шли. Сначала мы не тревожились, ожидая, что не сегодня, так завтра задует поживее; но проходили дни, ночи, паруса
висели, фрегат только качался почти
на одном
месте, иногда довольно сильно, от крупной зыби, предвещавшей, по-видимому, ветер. Но это только слабое и отдаленное дуновение где-то, в счастливом
месте, пронесшегося ветра. Появлявшиеся
на горизонте тучки, казалось, несли дождь и перемену: дождь точно лил потоками, непрерывный, а ветра не было.
У многих, особенно у старух,
на шее,
на медной цепочке, сверх платья,
висят медные же или серебряные кресты или медальоны с изображениями святых. Нечего прибавлять, что все здешние индийцы — католики. В дальних
местах, внутри острова, есть еще малочисленные племена, или, лучше сказать, толпы необращенных дикарей; их называют негритами (negritos). Испанское правительство иногда посылает за ними небольшие отряды солдат, как
на охоту за зверями.
(Говоря «вот тут», Дмитрий Федорович ударял себя кулаком по груди и с таким странным видом, как будто бесчестие лежало и сохранялось именно тут
на груди его, в каком-то
месте, в кармане может быть, или
на шее
висело зашитое.)
Он вышел и хлопнул дверью. Я в другой раз осмотрелся. Изба показалась мне еще печальнее прежнего. Горький запах остывшего дыма неприятно стеснял мне дыхание. Девочка не трогалась с
места и не поднимала глаз; изредка поталкивала она люльку, робко наводила
на плечо спускавшуюся рубашку; ее голые ноги
висели, не шевелясь.
Чертопханов снова обратился к Вензору и положил ему кусок хлеба
на нос. Я посмотрел кругом. В комнате, кроме раздвижного покоробленного стола
на тринадцати ножках неровной длины да четырех продавленных соломенных стульев, не было никакой мебели; давным-давно выбеленные стены, с синими пятнами в виде звезд, во многих
местах облупились; между окнами
висело разбитое и тусклое зеркальце в огромной раме под красное дерево. По углам стояли чубуки да ружья; с потолка спускались толстые и черные нити паутин.
Фанза была старенькая, покосившаяся; кое-где со стен ее обвалилась глиняная штукатурка; старая, заплатанная и пожелтевшая от времени бумага в окнах во многих
местах была прорвана;
на пыльных канах лежали обрывки циновок, а
на стене
висели какие-то выцветшие и закоптелые тряпки. Всюду запустение, грязь и нищета.
А
на том
месте, где сейчас
висят цепи Пугачева, которыми он был прикован к стене тюрьмы, тогда
висела «черная доска»,
на которую записывали исключенных за неуплаченные долги членов клуба, которым вход воспрещался впредь до уплаты долгов. Комната эта звалась «лифостротон». [Судилище.]
И теперь, когда я пишу эти воспоминания, над нашей страной вновь
висят тяжкие задачи нового времени, и опять что-то гремит и вздрагивает, поднятое, но еще не поставленное
на место.
Я получил было неприятное впечатление от слов, что моя милая сестрица замухрышка, а братец чернушка, но, взглянув
на залу, я был поражен ее великолепием: стены были расписаны яркими красками,
на них изображались незнакомые мне леса, цветы и плоды, неизвестные мне птицы, звери и люди,
на потолке
висели две большие хрустальные люстры, которые показались мне составленными из алмазов и бриллиантов, о которых начитался я в Шехеразаде; к стенам во многих
местах были приделаны золотые крылатые змеи, державшие во рту подсвечники со свечами, обвешанные хрустальными подвесками; множество стульев стояло около стен, все обитые чем-то красным.
Вдруг плач ребенка обратил
на себя мое внимание, и я увидел, что в разных
местах, между трех палочек, связанных вверху и воткнутых в землю,
висели люльки; молодая женщина воткнула серп в связанный ею сноп, подошла не торопясь, взяла
на руки плачущего младенца и тут же, присев у стоящего пятка снопов, начала целовать, ласкать и кормить грудью свое дитя.
Без сомнения, Горемыкин
висел на волоске, и предоставлялось каждому решать мудреный вопрос, кто займет его
место.
Он снова входил теперь в барский дом, с тою только разницею, что здесь аристократизм был настоящий: как-то особенно внушительно
висела на окнах бархатная драпировка; золото, мебель, зеркала — все это было тяжеловесно богато; тропические растения, почти затемняя окна, протягивали свою сочную зелень; еще сделанный в екатерининские времена паркет хоть бы в одном
месте расщелился.
Рядом с А.П. Лукиным писал судебный отчет Н.В. Юнгфер, с которым я не раз уже встречался в зале суда
на крупных процессах. Около него писал хроникер, дававший важнейшие известия по Москве и
место которого занял я: редакция никак не могла ему простить, что он доставил подробное описание освящения храма Спасителя ровно за год раньше его освящения, которое было напечатано и возбудило насмешки над газетой. Прямо против двери
на темном фоне дорогих гладких обоев
висел единственный большой портрет Н.С. Скворцова.
— Принести сюда, — сказал царь, — большую броню с орлом, что
висит в оружейной
на первом
месте. Мы примерим ее
на этого пучеглазого!
Потолок был закопчен, обои
на стенах треснули и во многих
местах висели клочьями, подоконники чернели под густым слоем табачной золы, подушки валялись
на полу, покрытом липкою грязью,
на кровати лежала скомканная простыня, вся серая от насевших
на нее нечистот.
В единственной чистой комнате дома, которая служила приемною, царствовала какая-то унылая нагота; по стенам было расставлено с дюжину крашеных стульев, обитых волосяной материей,
местами значительно продранной, и стоял такой же диван с выпяченной спинкой, словно грудь у генерала дореформенной школы; в одном из простенков виднелся простой стол, покрытый загаженным сукном,
на котором лежали исповедные книги прихода, и из-за них выглядывала чернильница с воткнутым в нее пером; в восточном углу
висел киот с родительским благословением и с зажженною лампадкой; под ним стояли два сундука с матушкиным приданым, покрытые серым, выцветшим сукном.
Вон и еще облако подальше: и давеча оно громадным косматым комом
висело над соседней деревней Нагловкой и, казалось, угрожало задушить ее — и теперь тем же косматым комом
на том же
месте висит, а лапы книзу протянуло, словно вот-вот спрыгнуть хочет.
Когда комнаты стояли пустые, в ожидании новых насельников, я зашел посмотреть
на голые стены с квадратными пятнами
на местах, где
висели картины, с изогнутыми гвоздями и ранами от гвоздей. По крашеному полу были разбросаны разноцветные лоскутки, клочья бумаги, изломанные аптечные коробки, склянки от духов и блестела большая медная булавка.
Над столом
висит лампа, за углом печи — другая. Они дают мало света, в углах мастерской сошлись густые тени, откуда смотрят недописанные, обезглавленные фигуры. В плоских серых пятнах,
на месте рук и голов, чудится жуткое, — больше, чем всегда, кажется, что тела святых таинственно исчезли из раскрашенных одежд, из этого подвала. Стеклянные шары подняты к самому потолку,
висят там
на крючках, в облачке дыма, и синевато поблескивают.
Все в комнате было
на своем
месте, только угол матери печально пустовал, да
на стене, над постелью деда,
висел лист бумаги с крупною надписью печатными буквами...
Я стал усердно искать книг, находил их и почти каждый вечер читал. Это были хорошие вечера; в мастерской тихо, как ночью, над столами
висят стеклянные шары — белые, холодные звезды, их лучи освещают лохматые и лысые головы, приникшие к столам; я вижу спокойные, задумчивые лица, иногда раздается возглас похвалы автору книги или герою. Люди внимательны и кротки не похоже
на себя; я очень люблю их в эти часы, и они тоже относятся ко мне хорошо; я чувствовал себя
на месте.
Однако тотчас же, вымыв руки, сел учиться. Провел
на листе все горизонтальные, сверил — хорошо! Хотя три оказались лишними. Провел все вертикальные и с изумлением увидал, что лицо дома нелепо исказилось: окна перебрались
на места простенков, а одно, выехав за стену,
висело в воздухе, по соседству с домом. Парадное крыльцо тоже поднялось
на воздух до высоты второго этажа, карниз очутился посредине крыши, слуховое окно —
на трубе.
Комната была просторная. В ней было несколько кроватей, очень широких, с белыми подушками. В одном только
месте стоял небольшой столик у кровати, и в разных
местах — несколько стульев.
На одной стене
висела большая картина,
на которой фигура «Свободы» подымала свой факел, а рядом — литографии,
на которых были изображены пятисвечники и еврейские скрижали. Такие картины Матвей видел у себя
на Волыни и подумал, что это Борк привез в Америку с собою.
Тогда в толпе поднялся настоящий шабаш. Одни звали новоприбывших к дереву, где недавно
висел самоубийца, другие хотели остаться
на заранее назначенном
месте. Знамя опять колыхнулось, платформа поплыла за толпой, но скоро вернулась назад, отраженная плотно сомкнувшимся у дерева отрядом полиции.
«Что ж, кажется, все хорошо: запрещенных книжек не видно, лампадки теплятся, царские портреты
висят на стене,
на почетном
месте».
Во вторник Передонов постарался пораньше вернуться из гимназии. Случай ему помог: последний урок его был в классе, дверь которого выходила в коридор близ того
места, где
висели часы и бодрствовал трезвонящий в положенные сроки сторож, бравый запасный унтер-офицер. Передонов послал сторожа в учительскую за классным журналом, а сам переставил часы
на четверть часа вперед, — никто этого не заметил.
Действительно, вид у Боброва был ужасный. Кровь запеклась черными сгустками
на его бледном лице, выпачканном во многих
местах угольною пылью. Мокрая одежда
висела клочьями
на рукавах и
на коленях; волосы.падали беспорядочными прядями
на лоб.
Простояв несколько минут
на одном
месте и оставшись, по-видимому, очень доволен своими наблюдениями, рыбак подошел к крылечку, глядевшему
на двор. Тут, под небольшим соломенным навесом, державшимся помощию двух кривых столбиков,
висел старый глиняный горшок с четырьмя горлышками; тут же,
на косяке,
висело полотенце, обращенное морозом в какую-то корку, сделавшуюся неспособною ни для какого употребления.
На этот раз, впрочем, было из чего суетиться. Вчуже забирал страх при виде живых людей, которые, можно сказать,
на ниточке
висели от смерти:
местами вода, успевшая уже затопить во время дня половину реки, доходила им до колен;
местами приводилось им обходить проруби или перескакивать через широкие трещины, поминутно преграждавшие путь. Дороги нечего было искать: ее вовсе не было видно; следовало идти
на авось: где лед держит пока ногу, туда и ступай.
Между далью и правым горизонтом мигнула молния, и так ярко, что осветила часть степи и
место, где ясное небо граничило с чернотой. Страшная туча надвигалась не спеша, сплошной массой;
на ее краю
висели большие черные лохмотья; точно такие же лохмотья, давя друг друга, громоздились
на правом и
на левом горизонте. Этот оборванный, разлохмаченный вид тучи придавал ей какое-то пьяное, озорническое выражение. Явственно и не глухо проворчал гром. Егорушка перекрестился и стал быстро надевать пальто.
Илья прошёл в ту комнату, где когда-то жил с дядей, и пристально осмотрел её: в ней только обои почернели да вместо двух кроватей стояла одна и над ней
висела полка с книгами.
На том
месте, где спал Илья, помещался какой-то высокий неуклюжий ящик.
А весною 29-го года опять затанцевала, загорелась и завертелась огнями Москва, и опять по-прежнему шаркало движение механических экипажей, и над шапкою храма Христа
висел, как
на ниточке, лунный серп, и
на месте сгоревшего в августе 28-го года двухэтажного института выстроили новый зоологический дворец, и им заведовал приват-доцент Иванов, но Персикова уже не было.
Но, несмотря
на все это, драгоценный халат все-таки в один прекрасный день исчез из гардероба и
на месте его
висел новый.
Ужасна была эта ночь, — толпа шумела почти до рассвета и кровавые потешные огни встретили первый луч восходящего светила; множество нищих, обезображенных кровью, вином и грязью, валялось
на поляне, иные из них уж собирались кучками и расходились; во многих
местах опаленная трава и черный пепел показывали
место угасшего костра;
на некоторых деревьях
висели трупы… два или три, не более…
Много важных и больших городов я проехал, не видав их. Благодетельный берлин много мне сокращал пути. Он
висел на пассах — рессор тогда не было и качался, точно люлька. Только лишь я в него, тронулись с
места, я и засыпаю до ночлега. Мы откатывали в день верст по пятидесяти.
Я подскочил со свечой и вижу — они самые, мои часы с ободочком…
Висят, как святые,
на своем
месте!
Когда Осип со своею оброчною книжкой вошел в избу старосты, становой, худощавый старик с длинными седыми бакенами, в серой тужурке, сидел за столом в переднем углу и что-то записывал. В избе было чисто, все стены пестрели от картин, вырезанных из журналов, и
на самом видном
месте около икон
висел портрет Баттенберга, бывшего болгарского князя. Возле стола, скрестив руки, стоял Антип Седельников.
Мы вошли в довольно большую комнату, которая, видно, действительно была некогда богатым кабинетом, но в настоящее время представляла страшный беспорядок: стены под мрамор в некоторых
местах были безбожно исколочены гвоздями, в углу стоял красивый, но с изломанною переднею решеткою камин,
на картине масляной работы
висела шинель.
Полосатая холстинковая блуза Челновского, в которую он облачался тотчас по возвращении домой,
висела на своем
месте и свидетельствовала, что хозяина нет дома.
На запятнанной стене
висела одна и та же картина, изображавшая двух голых женщин
на берегу моря, и только их розовые тела становились все пестрее от мушиных следов да увеличивалась черная копоть над тем
местом, где зимою чуть ли не весь день горела керосиновая лампа — «молния».
Сусанна подумала, что муж ушел из дому вместе с Слопчицьким, и заглянула в переднюю: шинель
висела на своем обычном
месте и пальто тоже.
Проломленные борты заменены новыми; купленный в Батавии катер, выкрашенный в белую краску, с голубой каемкой,
висел на боканцах взамен смытого волной; новая грот-мачта, почти «вооруженная», то есть с вантами, снастями, стеньгами, марсом и реями, стояла
на своем
месте.
По стенам
висят несколько гравюр и литографий, между которыми самое видное
место занимают Ревекка с овцами у колодца; Лаван, обыскивающий походный шатер Рахили, укравшей его богов, и пара замечательных по своей красоте и статности лошадей в английских седлах;
на одной сидит жокей, другая идет в поводу, без седока.
Улицы были пустынны. Ходили патрули вооруженных рабочих. В учреждениях
висели объявления о вздорных слухах, злостно распространяемых провокаторами, и приказывалось всем служащим быть
на местах. Однако почти никто не явился.
В кабинете
на стене
висела писанная
на пергаменте родословная. Похвально поступили господа Кирдяпины, оставив чуждый им пергамент в запустелом жилище князей Заборовских. Будто живой повествователь об угасшем роде, он здесь
на своем
месте.
Мы пошли записываться. В конце платформы, рядом с пустынным, бездеятельным теперь управлением военного коменданта, было небольшое здание, где дежурные агенты производили запись.
На стене, среди железнодорожных расписаний и тарифов,
на видном
месте висела телеграмма из Иркутска; в ней сообщалось, что «войска иркутского гарнизона перешли
на сторону народа». Рядом
висела социал-демократическая прокламация. Мы записались
на завтра у дежурного агента, вежливо и толково дававшего объяснения
на все наши вопросы.