Неточные совпадения
Нет, на родине лучше: тут, по крайней мере, во всем других
винишь, а
себя оправдываешь.
Тут Море, на
себя взяв Амфитриды вид,
Пловцу, явяся, говорит:
«На что
винишь меня напрасно!
И правы, — сам
себя вини...
Таким образом, на этом поле пока и шла битва: обе соперницы как бы соперничали одна перед другой в деликатности и терпении, и князь в конце концов уже не знал, которой из них более удивляться, и, по обыкновению всех слабых, но нежных сердцем людей, кончил тем, что начал страдать и
винить во всем одного
себя.
Нельзя
винить меня за то, что я жадно смотрю кругом
себя, чтоб отыскать хоть одного друга, а потому я и не могла не обрадоваться другу: тот, кто мог даже в ту ночь, почти замерзая, вспоминать обо мне и повторять одно только мое имя, тот, уж конечно, мне предан.
— Хорошо! — воскликнул он вдруг, — я открою вам мою тайну, открою, откуда взял деньги!.. Открою позор, чтобы не
винить потом ни вас, ни
себя…
Повесившись, оставил записку, писанную своеобразным слогом: «Истребляю
себя своею волей и охотой, чтобы никого не
винить».
— За что же это, кум, на нас напасть такая? Тебе еще ничего; тебя
винят, по крайней мере, за то, что у другого украл; но за что мне, несчастливцу, недобрый поклеп такой: будто у самого
себя стянул кобылу? Видно, нам, кум, на роду уже написано не иметь счастья!
— Нет, это не по-моему: я держу свое слово; что раз сделал, тому и навеки быть. А вот у хрыча Черевика нет совести, видно, и на полшеляга: сказал, да и назад… Ну, его и
винить нечего, он пень, да и полно. Все это штуки старой ведьмы, которую мы сегодня с хлопцами на мосту ругнули на все бока! Эх, если бы я был царем или паном великим, я бы первый перевешал всех тех дурней, которые позволяют
себя седлать бабам…
Эпизод этот залег в моей памяти каким-то странным противоречием, и порой, глядя, как капитан развивает перед Каролем какой-нибудь новый план, а тот слушает внимательно и спокойно, — я спрашивал
себя: помнит ли Кароль, или забыл? И если помнит, то
винит ли капитана? Или
себя? Или никого не
винит, а просто носит в душе беспредметную горечь и злобу? Ничего нельзя было сказать, глядя на суховатое морщинистое лицо, с колючей искоркой в глазах и с тонкими губами, сжатыми, точно от ощущения уксуса и желчи…
Но зачем
винить только
себя, — если только считать это мнение за обвинение?
— Ах, какой ты, Тарас, непонятный! Я про свою голову, а он про делянку. Как я раздумаюсь под вечер, так впору руки на
себя наложить. Увидишь мамыньку, кланяйся ей… Пусть не печалится и меня не
винит: такая уж, видно, выпала мне судьба злосчастная…
Нельзя
винить Петра Иваныча, что он не заметил Наденьки с первого раза. Она была не красавица и не приковывала к
себе мгновенно внимания.
— Грех было бы мне
винить тебя, Борис Федорыч. Не говорю уже о
себе; а сколько ты другим добра сделал! И моим ребятам без тебя, пожалуй, плохо пришлось бы. Недаром и любят тебя в народе. Все на тебя надежду полагают; вся земля начинает смотреть на тебя!
Большинство из них совсем
себя не
винило.
Наталья Николаевна спала, и протопоп
винил в этом
себя, потому что все-таки он долго мешал ей уснуть то своим отсутствием, то своими разговорами, которых она хотя и не слушала, но которые тем не менее все-таки ее будили.
В Петербурге убили царя,
винят в этом дворян, а говорить про то запрещают. Базунова полицейский надзиратель ударил сильно в грудь, когда он о дворянах говорил, грозились в пожарную отвести, да человек известный и стар. А Кукишева, лавочника, — который, стыдясь своей фамилии, Кекишевым называет
себя, — его забрали, он первый крикнул. Убить пробовали царя много раз, всё не удавалось, в конец же первого числа застрелили бомбой. Понять это совсем нельзя».
Ее от юности самой
В продажу выгодам, как жертву, убирают,
Винят в любви к
себе одной,
Любить других не позволяют.
Но в этом он должен
винить исключительно самого
себя, потому что с самого начала стал действовать уже слишком неосторожно, чересчур на широкую руку.
— Богаты уж очень Таганка и Якиманка! Все, разумеется, и желают
себе того же, — заметила Домна Осиповна, — в чем, впрочем, и
винить никого нельзя: жизнь сделалась так дорога…
— Прекрасно-с, но в этом случае вы
вините общество, а не суд, — начал снова с ним препираться Янсутский. — В давешнем же споре нашем вы смешали два совершенно разные суда: один суд присяжных, которые считают
себя вправе судить по совести и оправдывать, а в другом судит единичное лицо — судья.
Аполлинария. Да в самом деле, господа, что же это такое! Нет, это ужасно!
Винят мою Зою за то, что она нашла
себе красивого мужа.
Собственно говоря, нельзя строго
винить его: мысль его не заключает в
себе ничего необыкновенного.
Со второго класса прибавлялся ежедневно час для греческого языка, с 11 1/2 ч. до 12 1/2; и если я по этому языку на всю жизнь остался хром, то
винить могу только собственную неспособность к языкам и в видах ее отсутствие в школе туторства. Ведь другие же мальчики начинали учиться греческой азбуке в один час со мною. И через год уже без особенного затруднения читали «Одиссею», тогда как я, не усвоив
себе с первых пор основательно производства времен, вынужден был довольствоваться сбивчивым навыком.
Тетерев(серьезно). Ни в чем я вас не
виню… это вы сами
себя в чем-то обвинили и вот — оправдываетесь пред первым встречным. К чему? Я вас… очень уважаю… Кто говорил вам всегда, постоянно, упорно — уйдите скорее из этого дома, не ходите в этот дом, здесь — нездорово, здесь вам расстроят душу? Это я говорил…
Я встречал только людей, которые всегда всё
винили, на всё жаловались, упорно отодвигая самих
себя в сторону из ряда очевидностей, опровергавших их настойчивые доказательства личной непогрешимости, — они всегда сваливали свои неудачи на безмолвную судьбу, на злых людей…
При этом видно было гордое сознание, что он с своей стороны
себя в этом не
винит — да и в самом деле, без вопиющей несправедливости мудрено было
винить Льва Степановича, взяв во внимание хоть одно разительное сходство с ним поваровых детей.
И они, конечно, прекрасны, но в них есть однообразие; однако в этом
винить автора нельзя, потому что это такой род литературы, в котором писатель чувствует
себя невольником слишком тесной и правильно ограниченной формы.
Ему было физически гадко ее близкое присутствие, ее прикосновение, шум ее частого прерывистого дыхания, и хотя он во всем происшедшем
винил одного
себя, но слепая, неразумная ненависть и презрение к ней наполняли его душу.
Николай. Зачем это, зачем? По крайней мере я
себя не
виню, я, кажется, не подавал вам никакого повода.
— Извините великодушно, Павел Михайлович… — забормотал отец Яков, как пьяный. — Извините, всё это… пустое, и вы не обращайте внимания… А только я
себя виню и буду
винить… Буду!
Ихнее дело скромное, живет она при тетке, по имени Наталье Абросимовне; занимаются они обе золотошвейным мастерством и звание имеют обер-офицерское, — как хотите, так и поступайте, а я вас на путь направила, — прозеваете,
себя вините».
И Алексей Степанович то
винил людей и жалел
себя, то думал о своем характере, гордом и неуступчивом, и думал, что все горе его жизни проистекает от него самого.
Если он не послушает тебя, не
вини его, а только самого
себя за то, что ты не сумел сказать ему, как надобно.
А когда меня не понимают и не знают, какой ярлык прилепить к моему лбу, то
винят в этом не
себя, а меня же и говорят: «Это странный человек, странный!» Вам еще только двадцать лет, но вы уж стары и рассудительны, как ваш отец и дядя Жорж, и я нисколько бы не удивился, если бы вы пригласили меня лечить вас от подагры.
Это была смертельная послеродовая болезнь Александры Михайловны. Через несколько дней она умерла. Леонид Николаевич горько
винил в ее смерти берлинских врачей. Врачей в таких случаях всегда
винят, но, судя по его рассказу, отношение врачей действительно было возмутительное. Новорожденного мальчика Данилу взяла к
себе в Москву мать Александры Михайловны, а Леонид Николаевич со старшим мальчиком Димкою и своего матерью Настасьей Николаевной поселился на Капри, где в то время жил Горький.
Сама, говорю, виновата,
себя и
вини.
Она не узнавала и его и это доставляло старику страшное огорчение, но он терпеливо выносил эту пытку созерцания несчастной девушки, в болезни которой он
винил и
себя, как потворщика любви между ею и Гречихиным.
— О! по этому вступлению вижу, что не могу исполнить желание государыни. Но я не боюсь его услышать и сделать отказ: душа моя испытана; тяжкий молот судьбы бил ее со всех сторон… не
виню никого в своих несчастиях, кроме
себя самого… Один лишний, решительный удар не много сделает над этой душой. Жду вашего объяснения.
— Не
вините его, ваше величество, за то, что он для пользы России и чести вашей увлекся благородною пылкостью своего характера и не взвесил как должно слов своих. Эти же слова произнес он некогда самому герцогу и ныне хотел быть верен
себе и на бумаге, которая пойдет к потомству. Герцог тогда же сильно чувствовал свое оскорбление: зачем же не жаловался вашему величеству? Оттого, что сам связан был по рукам и ногам ужасною смертью Горд…
— Ну то-то ведь вот и все так у нас: всякий о
себе, а до другого дела нет, — этак нельзя. Ткнуть человека, да и действуй! Нет, ты дай мне силу, дай мне снасть, орудие, инструмент дай! Я вас не
виню и, выручая мужиков, так сказать, и
себя выручаю, а из-за чего? Из эгоизма!
Ал. Н. Голицын, ни прочие благочестивые люди их века, которых позднейшая критика
винила в недостатке так называемого «русского направления» и в поблажке мистической набожности на чужеземный лад, не были виноваты в том, что грубость их отталкивала от
себя.