Неточные совпадения
—
«Счастливый путь, сосед мой дорогой!»
Кукушка говорит: «а свой ты нрав и зубы
Здесь кинешь, иль
возьмёшь с собой?» —
«Уж кинуть, вздор какой!» —
«Так вспомни же меня, что быть тебе без
шубы».
Вахрушка через прислугу, конечно, знал, что у Галактиона в дому «неладно» и что Серафима Харитоновна пьет запоем, и по-своему жалел его. Этакому-то человеку жить бы да жить надо, а тут дома, как в нетопленой печи. Ах, нехорошо! Вот ежели бы Харитина Харитоновна, так та бы повернула все единым духом. Хороша бабочка, всем
взяла, а тоже живет ни к
шубе рукав. Дальше Вахрушка угнетенно вздыхал и отмахивался рукой, точно отгонял муху.
Где же
взять и
шубу, и пимы, и зимнюю шапку, и теплые варежки Тараску? Отнятый казенный хлеб привел Мавру в молчаливое отчаяние. Вот в такую минуту Наташка и обратилась за советом к Аннушке, как избыть беду. Аннушка всегда жалела Наташку и долго качала головой, а потом и придумала.
Я
взяла у него
шубу и подаю ее своему человеку: «Подержи, говорю, Алексей, пожалуйста», и сама надеваю.
— Прямо писал ему: «Как же это, говорю, твоя Татьяна, выросшая в деревенской глуши и начитавшаяся только Жуковского чертовщины, вдруг, выйдя замуж, как бы по щучьему велению делается светской женщиной — холодна, горда, неприступна?..» Как будто бы светскость можно сразу
взять и надеть, как
шубу!..
Но еще более неблагоприятно подействовал вечер на друга моего Тебенькова. Он, который обыкновенно бывал словоохотлив до болтливости, в настоящую минуту угрюмо запахивался в
шубу и лишь изредка, из-под воротника, разрешался афоризмами, вроде:"Quel taudis! Tudieu, quel execrable taudis"[Что за кабак! Черт
возьми, какой мерзкий кабак! (франц.)] или: «Ah, pour l'amour du ciel! ou me suis-je donc fourre!» [Бог мой, куда я попал! (франц.)] и т. д.
Настенька с некоторым беспокойством и с грустью проводила его до передней. Капитан бросился ему светить, а Михеич, подав ему
шубу и
взяв от Флегонта Михайлыча свечку, последовал за вице-губернатором до самого экипажа.
Вланг был чрезвычайно доволен своим назначением, живо побежал собираться, и одетый пришел помогать Володе и всё уговаривал его
взять с собой и койку, и
шубу, и старые «Отечественные Записки», и кофейник спиртовой, и другие ненужные вещи.
Рисположенский. Стыдно сказать, Лазарь Елизарыч: тысячу рублей да старую
шубу енотовую. Уж меньше меня никто не
возьмет, ей-богу, вот хоть приценитесь подите.
А когда мы
взяли Маметкула, так он уж не знал, как и честить его; с своих плеч
шубу снял и надел на царевича.
На этот раз Порфирий Владимирыч серьезно обиделся и замолчал. Долго ходили они рядом взад и вперед по столовой. Аннинька зевала, Порфирий Владимирыч в каждом углу крестился. Наконец доложили, что поданы лошади, и началась обычная комедия родственных проводов. Головлев надел
шубу, вышел на крыльцо, расцеловался с Аннинькой, кричал на людей: ноги-то! ноги-то теплее закутывайте! или кутййки-то! кутейки-то
взяли ли? ах, не забыть бы! — и крестил при этом воздух.
Старик, одетый в новую
шубу и кафтан и в чистых белых шерстяных онучах,
взял письмо, уложил его в кошель и, помолившись богу, сел на передние сани и поехал в город. На задних санях ехал внук. В городе старик велел дворнику прочесть себе письмо и внимательно и одобрительно слушал его.
Лаптев сам побежал в столовую,
взял в буфете, что первое попалось ему под руки, — это была высокая пивная кружка, — налил воды и принес брату. Федор стал жадно пить, но вдруг укусил кружку, послышался скрежет, потом рыдание. Вода полилась на
шубу, на сюртук. И Лаптев, никогда раньше не видавший плачущих мужчин, в смущении и испуге стоял и не знал, что делать. Он растерянно смотрел, как Юлия и горничная сняли с Федора
шубу и повели его обратно в комнаты, и сам пошел за ними, чувствуя себя виноватым.
Она махнула ему рукой, потом
взяла его шапку и швырнула в него. Он молча надел
шубу и вышел, но она побежала в сени и судорожно вцепилась ему в руку около плеча и зарыдала.
Лаптев тоже надел
шубу и вышел. Проводив брата до Страстного, он
взял извозчика и поехал к Яру.
Счастлив хоть одним был он, что его Лиске живется хорошо, только никак не мог в толк
взять, кто такой добрый человек нашелся, что устроил собачью богадельню, и почему на эти деньги (а стоит, чай, немало содержать псов-то) не сделали хоть ночлежного угла для голодных и холодных людей, еще более бесприютных и несчастных, чем собаки (потому собака в
шубе, — ей и на снегу тепло). Немало он подивился этому.
— Однако ж русские не вовсе глупы, — сказал он, уходя вместе с гренадером, — и если они сами изобрели эти
шубы, то, черт
возьми! эта выдумка не дурная!
— Неправда. Вот, например, я вижу, что на этом русском только одна, а не две шинели, и для того не
возьму ее, а поменяюсь. Мой плащ вовсе не греет… Эге! да это, кажется,
шуба?.. Скидай ее, товарищ!
Хозяин
взял на руки Тетку и сунул ее на грудь, под
шубу, где находился Федор Тимофеич.
Затем он опять вышел и через минуту вернулся в
шубе и в цилиндре. Подойдя к коту, он
взял его за передние лапы, поднял и спрятал его на груди под
шубу, причем Федор Тимофеич казался очень равнодушным и даже не потрудился открыть глаз. Для него, по-видимому, было решительно все равно: лежать ли, или быть поднятым за ноги, валяться ли на матрасике, или покоиться на груди хозяина под
шубой…
— Дураки бы кланялись… Зачем я буду кланяться, когда он такой же человек да еще, может, и похуже меня? А потом помрет, с собой ничего не
возьмет… Бедному и помирать легче. Ты бы выстроил одну избу, — подавай другую, купил одну лошадь, — надо другую, купил
шубу, — куплю другую… Стал бы завидовать другим, которые богаче тебя, и последнего бы ума лишился. Да еще сам стал бы обижать бедного-то человека… Ну-ка, подумай?
— Хорошо.
Возьмем богатого… Что он, по-твоему, два обеда съест или две
шубы на себя наденет? Ты раскинь мозгами-то, умная голова…
Аленушка открыла глаза и увидела седого-седого сгорбленного старика. Она его тоже узнала сразу. Это был тот самый старик, который приносит умным деткам святочные елки, золотые звезды, коробочки с бомбошками и самые удивительные игрушки. О, он такой добрый, этот старик!.. Он сейчас же
взял ее на руки, прикрыл своей
шубой и опять спросил...
Надо будет у фельдшера
шубу взять разъездную, замерзнешь завтра в своем пальто…
Шубы собольей не
возьму за нее, десяти, ста
шуб.
— В лучшем виде: тихо и ясно по барометру… Может, утренничек прихватит, ну, да это пустяки. А какие теперь ночи в лесу — роскошь! Нам ведь придется ночевать там, на Причинке-то… Пожалуй,
шубу возьмите, если боитесь простудиться, а наше дело привычное. Совсем в лесу-то одичаешь, и как-то даже тошно делается, когда с неделю приходится проболтаться в городе. Уж этот мне ваш город…
— По сердцу, ну да! — возразил Петр. — Пропащее твое дело, как я посмотрю на тебя! А ты бы дослужился до больших чинов, невесту бы
взял богатую, в вотчину бы свою приехал в карете осьмериком, усадьбу бы сейчас всю каменную выстроил, дурака бы Сеньку своего в лисью
шубу нарядил.
Василий Андреич уже сидел в санях, наполняя своей одетою в двух
шубах спиною почти весь гнутый задок саней, и тотчас же,
взяв вожжи, тронул лошадь. Никита на ходу примостился спереди с левой стороны и высунул одну ногу.
Револьвер долго не лез из узкого кармана; потом, когда он лежал уже на столе, оказалось, что все патроны, кроме одного, провалились в маленькую прореху. Алексей Петрович снял
шубу и
взял было ножик, чтобы распороть карман и вынуть патроны, но опомнился, криво усмехнулся одним концом запекшихся губ и остановился.
Сашка, перетянувшись кушаком, доложил, что лошади готовы, но требовал, чтоб сходить прежде
взять графскую шинель, которая будто бы триста рублей с воротником стоит, и отдать поганую синюю
шубу тому мерзавцу, который ее переменил на шинель у предводителя; но Турбин сказал, что искать шинели не нужно, и пошел в свой нумер переодеваться.
— Потеря моя большая, и к самому празднику неприятно остаться без
шубы, но я вижу, что
взять с тебя нечего, а надо бы еще тебе помочь. Если ты путный парень, так я тебя на хороший путь выведу, с тем однако, что ты мне со временем долг отдашь.
Гувернантка. Мадам просила передать Георгию Дмитриевичу, что она
возьмет для Катечки их
шубу, так как на улице большой холод.
— Вот что… Цыганка… Ей
шуба! У меня
взять деньги третьего дня, — сказал, необходимо матери послать… Обман… Ложь, все ложь… Я последние отдала… Он знал. Зачем?.. Зачем такая гадость… Зачем я люблю… и такую гадость… Измена… оскорбление… Любил… Ну, разлюбил… А этот обман-оскорбление! Ужасное надругательство над чувством… Цинизм! Какое унижение человека!
Волынской сходит к малому подъезду, решась, однако ж, завернуть к одному гоф-лакею, на скромность которого надеется, и
взять у него
шубу.
Керасивна насчет
шубы немножко поломалась, но, однако,
взяла ее.