Неточные совпадения
— Да у меня-то их хорошо пекут, — сказала хозяйка, — да вот беда: урожай плох,
мука уж такая неавантажная… Да что же, батюшка, вы так спешите? — проговорила она, увидя, что Чичиков
взял в руки картуз, — ведь и бричка еще не заложена.
«Довольно мне колоть вам глаза, — сказала она, — и так уж нет почти ни одной семьи, где я не
взяла бы в долг хлеба, чаю или
муки.
— Я не жалуюсь на него, помните это. Я одна… виновата… а он прав… — едва договорила она с такой горечью, с такой внутренней
мукой, что Тушин вдруг
взял ее за руку.
Он так торжественно дал слово работать над собой, быть другом в простом смысле слова.
Взял две недели сроку! Боже! что делать! какую глупую
муку нажил, без любви, без страсти: только одни какие-то добровольные страдания, без наслаждений! И вдруг окажется, что он, небрежный, свободный и гордый (он думал, что он гордый!), любит ее, что даже у него это и «по роже видно», как по-своему, цинически заметил это проницательная шельма, Марк!
Возьми самое вялое создание, студень какую-нибудь, вон купчиху из слободы, вон самого благонамеренного и приличного чиновника, председателя, — кого хочешь: все непременно чувствовали, кто раз, кто больше — смотря по темпераменту, кто тонко, кто грубо, животно — смотря по воспитанию, но все испытали раздражение страсти в жизни, судорогу, ее
муки и боли, это самозабвение, эту другую жизнь среди жизни, эту хмельную игру сил… это блаженство!..
— Убивать ее не надо, точно; смерть и так свое
возьмет. Вот хоть бы Мартын-плотник: жил Мартын-плотник, и не долго жил и помер; жена его теперь убивается о муже, о детках малых… Против смерти ни человеку, ни твари не слукавить. Смерть и не бежит, да и от нее не убежишь; да помогать ей не должно… А я соловушек не убиваю, — сохрани Господи! Я их не на
муку ловлю, не на погибель их живота, а для удовольствия человеческого, на утешение и веселье.
— Что вы, сударыня! при такой должности да капитала не иметь! Все продовольствие: и
мука, и крупа, и горох, окромя всего прочего, все в ихних руках состоит! Известно, они и насчет капитала опаску имеют. Узнают, спросят, где
взял, чем нажил? — и службы, храни Бог, решат…
Во-первых, я каждый месяц посылаю становому четыре воза сена, две четверти овса и куль
муки, — следовательно, служу; во-вторых, я ежегодно жертвую десять целковых на покупку учебных пособий для уездного училища, — следовательно, служу; в-третьих, я ежегодно кормлю крутогорское начальство, когда оно благоволит заезжать ко мне по случаю ревизии, — следовательно, служу; в-четвертых, я никогда не позволяю себе сказать господину исправнику, когда он
взял взятку, что он взятки этой не
взял, — следовательно, служу; в-пятых… но как могу я объяснить в подробности все манеры, которыми я служу?
Алена Евстратьевна навезла из Верхотурья всякого припасу:
муки, рыбы, меду, соленых грибов и сушеных ягод. Все это она сейчас же передала матери и скромно заметила, что «ваше теперь сиротское дело, где уж вам взять-то, а я всего и захватила с собой на всякий случай…».
— Бросьте уж, — говорит, — будет-таки! Пускай же ее лучше все черти
возьмут, чем мне за бабу столько
муки принимать. Давайте ее сюда, буду жениться!
За леченье Насти Сила Иваныч
взял только по два целковых в месяц, по два пуда
муки да по мерке круп.
Черт
возьми, экая
мука какая!» Вот все-то таким образом думая и раздумывая, господин Голядкин ввел гостя к себе в комнату и пригласил покорно садиться.
Решили твердо, что с 1 января я
возьму отпуск на один месяц по болезни и к профессору в Москву. Опять я дам подписку, и месяц я буду страдать у него в лечебнице нечеловеческой
мукой.
В каждом возу будет пудов двадцать пять, всего выходит тысячу двести пятьдесят пудов; с каждого пуда она наживет тридцать пять копеек, а со всей
муки пятьсот рубликов и положит в карман… Овса тысячу пудов купит по тридцати копеек, тоже рубль на рубль
возьмет, глядишь, опять триста рубликов в карман. Ох, хо-хо!.. А вот наша сестра и во сне таких денег не видывала… Купишь пудик мучки-то, да и перебиваешься с ним, как церковная мышь!.. Только, по-моему, она неверно поступает, что такие деньги с нас дерет…
Взял куль
муки, как трёхлетнего ребёнка, взвалил на край чана, вспорол ножом, кричит, как на пожаре...
— О, черт
возьми! Опять это не ее дело! Состояние твое — и кончено… Что же, мы так целый век и будем на маменькиных помочах ходить? Ну, у нас будут дети, тебе захочется в театр, в собрание, вздумается сделать вечер: каждый раз ходить и кланяться: «Маменька, сделайте милость, одолжите полтинничек!» Фу, черт
возьми! Да из-за чего же? Из-за своего состояния! Ты, Мари, еще молода; ты, может быть, этого не понимаешь, а это будет не жизнь, а какая-то адская
мука.
— Будет еще время толковать об этом, пане Кнышевский, а теперь иди с миром. Станешь жаловаться, то кроме сраму и вечного себе бесчестья ничего не получишь; а я за порицание чести рода моего уничтожу тебя и сотру с лица земли. Или же,
возьми, когда хочешь, мешок гречишной
муки на галушки и не рассказывай никому о панычевской шалости. Себя только осрамишь.
Он говорил тихонько, потом, кинув осторожный взгляд под стол, где храпел пекарь, сел рядом со мною, на мешок
муки,
взял книгу из рук у меня, закрыл ее и, положив на толстое колено свое, прижал ладонью.
— Ничего не давая, как много
взяли вы у жизни! На это вы возражаете презрением… А в нём звучит — что? Ваше неумение жалеть людей. Ведь у вас хлеба духовного просят, а вы камень отрицания предлагаете! Ограбили вы душу жизни, и, если нет в ней великих подвигов любви и страдания — в этом вы виноваты, ибо, рабы разума, вы отдали душу во власть его, и вот охладела она и умирает, больная и нищая! А жизнь всё так же мрачна, и её
муки, её горе требуют героев… Где они?
— Сужден старым судом, без снисхождения. Может быть, теперь бы…
муку бы мою во внимание
взяли, что я был человек измученный… А тогда всякая была вина виновата. Услали. Отец в год постарел на десять лет, осунулся, здоровьем ослаб, места лишился, а я вот тут пропадаю.
Да неужто ж, господи, я себе не утеху, а
муку взял!
А иные сидели тихонько под навесами и только ждали, чтобы он прошел поскорее и не заметил бы, что они тут. Но не такой был человек мельник, чтобы пройти мимо или позабыть тех людей, которые ему должны за
муку или за помол или просто
взяли у него денег за проценты. Ничего, что их плохо было видно в тени и что они молчали, будто воды набрали в рот, — мельник все-таки останавливался и говорил сам...
Приснилось ему, что он едет с мельницы с возом хозяйской
муки и, переезжая ручей,
взял мимо моста и завязил воз.
Так и теперь, за два дня до праздника Марфа приезжала к Василию Андреичу и забрала у него белой
муки, чаю, сахару и осьмуху вина, всего рубля на три, да еще
взяла пять рублей деньгами и благодарила за это, как за особую милость, тогда как по самой дешевой цене за Василием Андреичем было рублей 20.
Глафира. Слыхала я эти сказки твои! Завтра утром Донату будут отправлять
муку, мешок
возьмешь у него. (Уходит.)
И Васёнку схоронили, а на Аграфену не сердились, и даже, когда подходил Васёнке девятый день, Аграфене велели выдать полпуда
муки на блины и приказали дать ей лошадь, чтобы она могла поехать с сыном своим, девятилетним Егоркою, на кладбище; но Аграфена
муку взяла и отнесла ее на деревню к сестре, а на лошади не поехала, а пошла с Егоркою пешком, хотя день был прескверный: холод и метель.
Возьмите с меня что хотите за ваши
муки, жизнь мою
возьмите, но отдайте мне Лизу!
Уж если я столь многим обязан Аристотелю или Ницше, то я должен разделить их судьбу,
взять на себя их
муку, должен освободить их из ада.
— Иван Ильич, я иду в потребилку, а Катя стирает белье. Брось рубить, пойди, заправь борщ.
Возьми на полке ложку
муки, размешай в полстакане воды, — холодной только, не горячей! — потом влей в борщ, дай раз вскипеть и поставь в духовку. Понял? Через полчаса будем обедать, как только ворочусь.
— Вы знаете, я когда-то была восточной царевной. Царь-солнце
взял меня в плен и сделал рабыней. Я познала блаженную
муку насильнических ласк и бича… Какой он жестокий был, мой царь! Какой жестокий, какой могучий! Я ползала у ступеней его ложа и целовала его ноги. А он ругался надо мною, хлестал бичом по телу. Мучительно ласкал и потом отталкивал ногою. И евнухи уводили меня, опозоренную и блаженную. С тех пор я полюбила солнце… и рабство.
И то, что ответила Донька, были не слова: да, она действительно
взяла бы на себя вечную
муку и погубила бы себя; и
взяла бы не как подвиг, не с душевным подъемом, а покорно и безропотно, как неотвратимую беду.
Каждый человек должен
взять на себя боль и
муку мира и людей, разделить их судьбу.
— Да вот от Одессы никак седьмые сутки иду. Еще спасибо кондуктору, подвез на машине, — рубль и два двугривенных
взял… Тяжело теперь идти. Вышли мы осенью, тогда хорошо было, дожди шли. А теперь земля твердая, — сил нет, жарко… А все-таки лучше, чем по морю, — прибавила она, помолчав. — Вот где мук-то натерпелись! Качает пароход, народу много, скот тут же; все на одну сторону сбиваются. Рвет всех, духота… Вспомнишь — тяжко становится!
—
Возьмите его себе… Все… и освободите меня от этой
муки! — выкрикнул он.
— Я вчера шел на мельницу, хотел
взять оттуда мешок
муки, так оставил здесь свое ружье, чтобы оно мне не мешало — вот оно стоит в углу.
Когда цыганка примечала, что тень боязни снова набегала на лицо княжны Лелемико, она произносила опять волшебное имя Волынского. Таким образом дошла до того, что могла
взять ее руку… И мать с трепетом, с восторгом неописанным поцеловала руку своей дочери… О! как была она счастлива в этот миг!.. Она была награждена за все прошлые
муки и за будущие.
Вы требовали ответа на свое письмо: вот он. Тут мое все: и стыд, и мнение ваше, и жизнь моя!
Возьмите это все в дар от меня. Не думала я долго, писать ли к вам: мое сердце, ваши
муки, сама судьба приказывали мне отвечать.
— Да разве вы не знаете, как у меня уезд-от поделен? У меня вот как заведено, сударь ты мой, — важно и серьезно начал Андрей Тихоныч. — По сю сторону речки Синюхи все господа помещики на ржаном стоят, а по ту сторону на яровом. С вас, с Петра Егорыча, с Анны Никитичны беру ржаной
мукой, а с Лизаветы Ивановны, с Егора Пантелеича — овсом, гречей, горохом. Как же мне с вас овсом-то
взять, когда вы во ржаном поле стоите? Этак, батюшка, и концов не сведешь… Поля перепутать — хозяйство сбить.
Друзья! блаженнейшая часть:
Любезных быть спасеньем.
Когда ж предел наш в битве пасть —
Погибнем с наслажденьем;
Святое имя призовем
В минуты смертной
муки;
Кем мы дышали в мире сем,
С той нет и там разлуки:
Туда душа перенесёт
Любовь и образ милой…
О други, смерть не всё
возьмёт;
Есть жизнь и за могилой.