Неточные совпадения
— За кобылу и за серого
коня, которого ты у меня видел,
возьму я с тебя только две тысячи.
Но, сметя, как над ним управа не крепка,
Взял скоро волю
Конь ретивой:
Вскипела кровь его и разгорелся взор...
Теперь он ехал с ее запиской в кармане. Она его вызвала, но он не скакал на гору, а ехал тихо, неторопливо слез с
коня, терпеливо ожидая, чтоб из людской заметили кучера и
взяли его у него, и робко брался за ручку двери. Даже придя в ее комнату, он боязливо и украдкой глядел на нее, не зная, что с нею, зачем она его вызвала, чего ему ждать.
«А, это ты, — оглядел его генерал, —
взять его!»
Взяли его,
взяли у матери, всю ночь просидел в кутузке, наутро чем свет выезжает генерал во всем параде на охоту, сел на
коня, кругом него приживальщики, собаки, псари, ловчие, все на
конях.
— Коли ты царь, — промолвил с расстановкой Чертопханов (а он отроду и не слыхивал о Шекспире), — подай мне все твое царство за моего
коня — так и того не
возьму! — Сказал, захохотал, поднял Малек-Аделя на дыбы, повернул им на воздухе, на одних задних ногах, словно волчком или юлою — и марш-марш! Так и засверкал по жнивью. А охотник (князь, говорят, был богатейший) шапку оземь — да как грянется лицом в шапку! С полчаса так пролежал.
После чая стрелки начали вьючить
коней. Дерсу тоже стал собираться. Он надел свою котомку,
взял в руки сошки и берданку. Через несколько минут отряд наш тронулся в путь. Дерсу пошел с нами.
От гнуса может быть только 2 спасения: большие дымокуры и быстрое движение. Сидеть на месте не рекомендуется. Отдав приказ вьючить
коней, я подошел к дереву, чтобы
взять ружье, и не узнал его. Оно было покрыто густым серо-пепельным налетом — все это были мошки, прилипшие к маслу. Наскоро собрав свои инструменты и не дожидаясь, когда завьючат
коней, я пошел по тропинке.
Приехав часов в девять вечером в Петербург, я
взял извозчика и отправился на Исаакиевскую площадь, — с нее хотел я начать знакомство с Петербургом. Все было покрыто глубоким снегом, только Петр I на
коне мрачно и грозно вырезывался середь ночной темноты на сером фонде. [основании (от фр. fond).]
Притом костюм его чрезвычайно важен, вкрасной рубашке народ узнает себя и своего. Аристократия думает, что, схвативши его
коня под уздцы, она его поведет куда хочет и, главное, отведет от народа; но народ смотрит на красную рубашку и рад, что дюки, маркизы и лорды пошли в конюхи и официанты к революционному вождю,
взяли на себя должности мажордомов, пажей и скороходов при великом плебее в плебейском платье.
Его жгло, пекло, ему хотелось бы весь свет вытоптать
конем своим,
взять всю землю от Киева до Галича с людьми, со всем и затопить ее в Черном море.
Положим, запорожца
взяла нечистая сила; кто же
коней?
Природа устала с собой воевать —
День ясный, морозный и тихий.
Снега под Нерчинском явились опять,
В санях покатили мы лихо…
О ссыльных рассказывал русский ямщик
(Он знал по фамилии даже):
«На этих
конях я возил их в рудник,
Да только в другом экипаже.
Должно быть, дорога легка им была:
Шутили, смешили друг дружку;
На завтрак ватрушку мне мать испекла,
Так я подарил им ватрушку,
Двугривенный дали — я брать не хотел:
— «
Возьми, паренек, пригодится...
Радикальничать, так, по-моему, надо из земли Илью Муромца вызвать, чтобы сел он на
коня ратного,
взял в могучие руки булаву стопудовую да и пошел бы нас, православных, крестить по маковкам, не разбирая ни роду, ни сану, ни племени.
— Хороший
конь. Это я у Катерины Ивановны
взял.
Тут мы этих
коней враз продали какому-то дворнику,
взяли деньги и пришли к одной речке и стали делиться.
— Отчего же, — отвечает, — азиаты народ рассудительный и степенный: они рассудят, что зачем напрасно имение терять, и хану Джангару дадут, сколько он просит, а кому
коня взять, с общего согласия наперепор пустят.
— Подлинно диво, он ее, говорят, к ярмарке всереди косяка пригонил, и так гнал, что ее за другими
конями никому видеть нельзя было, и никто про нее не знал, опричь этих татар, что приехали, да и тем он сказал, что кобылица у него не продажная, а заветная, да ночью ее от других отлучил и под Мордовский ишим в лес отогнал и там на поляне с особым пастухом пас, а теперь вдруг ее выпустил и продавать стал, и ты погляди, что из-за нее тут за чудеса будут и что он, собака, за нее
возьмет, а если хочешь, ударимся об заклад, кому она достанется?
За
коней мы
взяли триста рублей, разумеется по-тогдашнему, на ассигнацию, а цыган мне дает всего один серебряный целковый и говорит...
После этого мы пили вдвоем с ним очень много рому, до того, что он раскраснелся и говорит, как умел: «Ну, теперь, мол, открывай, что ты с
конем делал?» А я отвечаю: «Вот что…» — да глянул на него как можно пострашнее и зубами заскрипел, а как горшка с тестом на ту пору при себе не имел, то
взял да для примеру стаканом на него размахнул, а он вдруг, это видя, как нырнет — и спустился под стол, да потом как шаркнет к двери, да и был таков, и негде его стало и искать.
— Ну, ребята, — продолжал Перстень, — собирайтесь оберегать его царскую милость. Вот ты, боярин, — сказал он, обращаясь к Серебряному, — ты бы сел на этого
коня, а я себе, пожалуй, вот этого
возьму. Тебе, дядя Коршун, я чай, пешему будет сподручнее, а тебе, Митька, и подавно!
Максим не ошибся. Престарелый игумен, с длинною седою бородой, с кротким взглядом, в котором было совершенное неведение дел мирских, принял его ласково. Двое служек
взяли под уздцы усталого
коня. Третий вынес хлеба и молока для Буяна; все радушно хлопотали около Максима. Игумен предложил ему отобедать, но Максим захотел прежде всего исповедаться.
На родине старший брат его (старших братьев у него было пять; два других попали в какой-то завод) однажды велел ему
взять шашку и садиться на
коня, чтобы ехать вместе в какую-то экспедицию.
Пока Павлюкан в одном белье и жилете отпрягал и проваживал потных
коней и устанавливал их к корму у растянутого на оглоблях хрептюга, протопоп походил немножко по лесу, а потом,
взяв из повозки коверчик, снес его в зеленую лощинку, из которой бурливым ключом бил гремучий ручей, умылся тут свежею водой и здесь же лег отдохнуть на этом коверчике.
Горяча ты, пуля, и несешь ты смерть, но не ты ли была моей верной рабой? Земля черная, ты покроешь меня, но не я ли тебя
конем топтал? Холодна ты, смерть, но я был твоим господином. Мое тело
возьмет земля, мою душу примет небо».
— Да что, дядя! Вот
коня купить надо, а бают, за рекой меньше пятидесяти монетов не
возьмешь. Матушка вина еще не продала.
— Да, смотри тут, как темно всё. Уж я бился, бился! Поймал кобылу одну, обротал, а своего
коня пустил; думаю, выведет. Так что же ты думаешь? Как фыркнет, фыркнет, да носом по земи… Выскакал вперед, так прямо в станицу и вывел. И то спасибо уж светло вовсе стало; только успели в лесу
коней схоронить. Нагим из-зa реки приехал,
взял.
Алексей замолчал и принялся помогать своему господину. Они не без труда подвели прохожего к лошади; он переступал машинально и, казалось, не слышал и не видел ничего; но когда надобно было садиться на
коня, то вдруг оживился и, как будто бы по какому-то инстинкту, вскочил без их помощи на седло,
взял в руки повода, и неподвижные глаза его вспыхнули жизнию, а на бесчувственном лице изобразилась живая радость. Черная собака с громким лаем побежала вперед.
— Если б только он был побойчее, так я бы в него вклепался: я точь-в-точь такого же
коня знаю… ну вот ни дать ни
взять, и на лбу такая же отметина. Правда, тот не пошел бы шагом, как этот… а уж так схожи меж собой, как две капли воды.
— От него приказано, чтоб я угощал тебя и сегодня и завтра; а послезавтра, хоть чем свет,
возьми деньги да
коня и ступай себе с богом на все четыре стороны.
Запах раскаленного кремня сменился приятной влажностью. У самого моста Ага, не оглянувшись даже на нас, спрыгнул на камни и, перекинув во всю длину повод через голову
коня,
взял его конец в левую руку и пошел по зыбкой плетушке.
— Перестаньте лгать!.. Я говорить после этого с вами не хочу!.. — произнесла Елена и проворно вошла опять в залу. — Анна Юрьевна,
возьмите меня в свой кабриолет, мне ужасно хочется проехаться на вашем
коне! — обратилась она к той.
«Скажи мне, кудесник, любимец богов,
Что сбудется в жизни со мною?
И скоро ль, на радость соседей-врагов,
Могильной засыплюсь землею?
Открой мне всю правду, не бойся меня:
В награду любого
возьмешь ты
коня».
Князь
взял себе лучшего и пустил его по полю. Горячий
конь был! Гости хвалят его стати и быстроту, князь снова скачет, но вдруг в поле выносится крестьянин на белой лошади и обгоняет
коня князя, — обгоняет и… гордо смеётся. Стыдно князю перед гостями!.. Сдвинул он сурово брови, подозвал жестом крестьянина, и когда тот подъехал к нему, то ударом шашки князь срубил ему голову и выстрелом из револьвера в ухо убил
коня, а потом объявил о своём поступке властям. И его осудили в каторгу…
Сяду я на
коня,
возьму копье в руки и поеду биться во имя Твое, ибо не понимаю я Твоей мудрости, а дал Ты мне в душу голос, и я слушаю его, а не Тебя!..»
А тут с мельницы пришло известие, что хозяин нанял
коней и давно отъехал ко двору. Ямщик, который его возил, сказывал, что Зиновий Борисыч был будто в расстройстве и отпустил его как-то чудно: не доезжая до города версты с три, встал под монастырем с телеги,
взял кису [Киса — мешок, сумка.] и пошел. Услыхав такой рассказ, и еще пуще все вздивовались.
— Известно, братец ты мой, надо настоящим делом рассуждать, — отозвался седой старик, — за что ему на тебя злобу иметь, за что? (Он указал хозяину на ярославца.) Он ему не сват, не брат… может статься, так, слово какое в пронос сказал, а ты на себя
взял; что про то говорить, может, и взаправду конь-то у него краденый, почем нам знать? Иной с виду-то таким-то миряком прикидывается, а поглядишь — бядовый! вор какой али мошенник…
Будучи послан раз в город на подторжье, он ехал верхом на очень ленивой и упрямой лошади. Зная такой нрав своего
коня, Савка
взял с собою на всякий случай потихоньку хорошее березовое полено, которым надеялся запечатлеть сувенир в бока своего меланхолического буцефала. Кое-что в этом роде он и успел уже сделать и настолько переломить характер своего
коня, что тот, потеряв терпение, стал понемножку припрыгивать.
Его не тронет русский воин, —
И что им
взять? — пять-шесть
конейДа наши грубые одежды?
Стада теснились и шумели,
Арбы тяжелые скрыпели,
Трепеща, жены близ мужей
Держали плачущих детей,
Отцы их, бурками одеты,
Садились молча на
конейИ заряжали пистолеты,
И на костре высоком жгли,
Что
взять с собою не могли!
Бобоедов. Прекрасно! Я очень рад хоть чем-нибудь отплатить вам за те наслаждения, которые испытывал, видя вас на сцене. Я только
возьму некоторые бумаги. (Уходит. С террасы двое пожилых рабочих вводят Рябцова. Сбоку идет
Конь, заглядывая ему в лицо. За ними Левшин, Ягодин, Греков и еще несколько рабочих. Жандармы.)
Генерал. Стыдно? Нет, баста! Благодарю! Довольно на сегодня! (Идет прочь и орет.)
Конь! Черт бы
взял всю твою родню, где там увязли твои дурацкие ноги, болван, тупая башка?!
Болботун (по телефону). Командир першей кинной дивизии полковник Болботун… Я вас слухаю… Так… Так… Выезжаю зараз. (Галаньбе.) Пан сотник, прикажите швидче, вси четыре полка на
конь! Подступы к городу
взяли! Слава! Слава!
Теперича
взять так примерно: женихов поезд въезжает в селенье; дружка сейчас, коли он ловкий, соскочит с саней и бежит к невестиной избе под окошко с таким приговором: «Стоят наши добрые
кони во чистом поле, при пути, при дороженьке, под синими небесами, под чистыми под звездами, под черными облаками; нет ли у вас на дворе, сват и сватьюшка, местечка про наших
коней?» Из избы им откликаются: «Милости просим; про ваших
коней есть у нас много местов».
Спасите меня!
возьмите меня! дайте мне тройку быстрых, как вихорь,
коней!
— Конек-то золото! Об заклад бился. Видели вы, как скачет? Теперича я с татар что захочу, то за него и
возьму. Верно тебе говорю, потому татарин хорошего
коня обожает до страсти!
«Ну, а я его вздумал от этого отучить,
взял да ему слепого
коня и променял, что лбом в забор лезет».
— Испугался — нет, — ответил Василь, тяжело переводя дыхание. — А рассердился крепко. Кубика грозился зарезать… И на меня рассердился… Я ему говорю: «Все равно, Бузыга, я не боюсь,
возьмем всех
коней и поедем»… Как он закричит и на меня! Я думал, прибьет… Побежал я от него…
Это обстоятельство так сильно обеспокоило Бузыгу, что он
взял с собой только двух
коней, какие были получше, остальных же бросил привязанными, а мальчику велел немедля бежать домой, и бежать не по дороге, а напрямик через Маринкино болото и через казенный лес.
— Кто бы ни был, не наше дело, — значительно и злобно возразил Козел. Приходил после того Гундосый до Бузыги, в ногах у него валялся, ноги ему целовал. «
Возьми гроши, только укажи, где
кони. Ты знаешь!» А тот ему отвечает: «Ты бы, Митро, воды пошел напился». Вот он какой, Бузыга!..
Мне холодно, душно — разговор этот давит меня, подобно ночному кошмару.
Взял я
коня и тихонько веду его на дорогу.