Неточные совпадения
Самгин попробовал отойти, но поручик
взял его под руку и повел за
собой, шагая неудобно широко, прихрамывая
на левую ногу, загребая ею. Говорил он сиповато, часто и тяжело отдувался, выдувая длинные струи пара, пропитанного запахами
вина и табака.
Самгин
взял бутылку белого
вина, прошел к столику у окна; там, между стеною и шкафом, сидел, точно в ящике, Тагильский, хлопая
себя по колену измятой картонной маской. Он был в синей куртке и в шлеме пожарного солдата и тяжелых сапогах, все это странно сочеталось с его фарфоровым лицом. Усмехаясь, он посмотрел
на Самгина упрямым взглядом нетрезвого человека.
Он с умилением смотрел
на каждого из нас, не различая, с кем уж он виделся, с кем нет, вздыхал, жалел, что уехал из России, просил
взять его с
собой, а под конец обеда, выпив несколько рюмок
вина, совсем ослабел, плакал, говорил смесью разных языков, примешивая беспрестанно карашо, карашо.
— Приехала домой, — продолжала Маслова, уже смелее глядя
на одного председателя, — отдала хозяйке деньги и легла спать. Только заснула — наша девушка Берта будит меня. «Ступай, твой купец опять приехал». Я не хотела выходить, но мадам велела. Тут он, — она опять с явным ужасом выговорила это слово: он, — он всё поил наших девушек, потом хотел послать еще за
вином, а деньги у него все вышли. Хозяйка ему не поверила. Тогда он меня послал к
себе в номер. И сказал, где деньги и сколько
взять. Я и поехала.
Взяли с
собою четыре больших самовара, целые груды всяких булочных изделий, громадные запасы холодной телятины и тому подобного: народ молодой, движенья будет много, да еще
на воздухе, —
на аппетит можно рассчитывать; было и с полдюжины бутылок
вина:
на 50 человек, в том числе более 10 молодых людей, кажется, не много.
То есть заплачу за тебя; я уверен, что он прибавил это нарочно. Я позволил везти
себя, но в ресторане решился платить за
себя сам. Мы приехали. Князь
взял особую комнату и со вкусом и знанием дела выбрал два-три блюда. Блюда были дорогие, равно как и бутылка тонкого столового
вина, которую он велел принести. Все это было не по моему карману. Я посмотрел
на карту и велел принести
себе полрябчика и рюмку лафиту. Князь взбунтовался.
— Изволь, — говорит, — любезный, изволь: я тебе это за твое угощение сделаю; сниму и
на себя возьму, — и с этим крикнул опять
вина и две рюмки.
— Потому что наше
вино сурьезное, — в один голос говорили приказчики, да и обойдется дешевле, потому что мы его
на всяком месте сделать можем. Агличин, примерно, за свою бутылку рубль просит, а мы полтинник
возьмем; он семь гривен, а мы — сорок копеечек. Мы, сударь, лучше у
себя дома лишних десять копеечек накинем, нежели против агличина сплоховать! Сунься-ко он в ту пору с своей малагой — мы ему нос-то утрем! Задаром товар отдадим, а уж своих не сконфузим!
— Слушай! — произнес он, глядя
на князя, — я помиловал тебя сегодня за твое правдивое слово и прощения моего назад не
возьму. Только знай, что, если будет
на тебе какая новая
вина, я взыщу с тебя и старую. Ты же тогда, ведая за
собою свою неправду, не захоти уходить в Литву или к хану, как иные чинят, а дай мне теперь же клятву, что, где бы ты ни был, ты везде будешь ожидать наказания, какое захочу положить
на тебя.
— Знаете ли что-с? — вдруг объявил он, — ужо, как лето наступит, отправимтесь-ка мы с господами Люлькиными за компанию ко мне
на мельницу-с,
возьмем с
собой саквояж-с (так называл он коробок с
вином и закуской) и искупаемся в речке-с, с обоюдного промежду
себя согласия-с!
Нароков (человеку). Ты сомневался, ты сомневался, глядя
на меня, заплачу ли я тебе? Хорошо! Ты хороший слуга! Вот тебе за добродетель награда! (Дает десять рублей.) Получи за
вино, а сдачу
себе возьми!
— Скажите, какое происшествие! — и затем торопливо прочел: «Третьего мая в номера трактира «Дон» приехал почетный гражданин Олухов с девицею Глафирою Митхель. Оба они были в нетрезвом виде и,
взяв номер, потребовали
себе еще
вина, после чего раздался крик девицы Митхель. Вбежавший к ним в номер лакей увидел, что Олухов, забавляясь и выставляясь из открытого окна, потерял равновесие и, упав с высоты третьего этажа, разбил
себе череп
на три части. Он был найден
на тротуаре совершенно мертвым».
Спросишь иногда: «Ты убил?» — «Убил, матушка Елена Николавна, убил… что поделаешь?» И мне казалось, что он, этот убийца,
взял на себя чужую
вину… что он был только камнем, который брошен чужою силой… да!
Федя. Нет. Я уверен и знаю, что они оставались чисты. Он, религиозный человек, считал грехом брак без благословенья. Ну, стали требовать развод, чтоб я согласился. Надо было
взять на себя вину. Надо было всю эту ложь… И я не мог. Поверите ли, мне легче было покончить с
собой, чем лгать. И я уже хотел покончить. А тут добрый человек говорит: зачем? И все устроили. Прощальное письмо я послал, а
на другой день нашли
на берегу одежду и мой бумажник, письма. Плавать я не умею.
В продолжение стола, перед кем стояло в бутылке
вино, те свободно наливали и пили; перед кем же его не было, тот пил одну воду. Петрусь, как необыкновенного ума был человек и шагавший быстро вперед, видя, что перед ним нет
вина, протянул руку через стол, чтобы
взять к
себе бутылку… Как же вскрикнет
на него полковник, чтобы он не смел так вольничать и что ему о
вине стыдно и думать! Посмотрели бы вы, господин полковник, — подумал я сам
себе. — как мы и водочку дуем, и сколько лет уже!
Иван Павлыч бережно принес огромный лист, наклеенный
на коленкор. Кудряшов
взял его, раздвинул около
себя тарелки, бутылки и рюмки и разложил чертеж
на забрызганной красным
вином скатерти.
— Легкое ли дело, что у меня за богатство! — рассуждала она. — Местечко у мира выпрошу, сколько-нибудь денег
на вино для старичков испою, а потом избенку
себе поставлю да коровенку куплю, — вот всего ничего у меня и останется
на овсяный кисель да
на еловую домовину… За что меня и убить-то?.. И греха
взять не стоит!
Дачники были в смятении. Болгары тоже чувствовали
себя тревожно. Кучки бедноты стояли
на деревенской улице и вполголоса переговаривались. По слухам, в соседней русской деревне уже образовался революционный комитет, туда приезжали большевистские агитаторы и говорили, чтобы не было погромов, что все — достояние государства. Крестьяне наносили им
вина, хлеба, яиц, сала и отказались
взять деньги.
И чтобы
на себя вину взять — ни за что!
Муж Серафимы — теперь товарищ прокурора. По доброй воле он не пойдет
на развод, не
возьмет на себя вины, или надо припасти крупную сумму для «отступного».
— Не глупости, Серафима, не глупости! — голос его звучал строже. — Это дело нашей совести попросить у нее прощения; мать твоя, наверно, так и поступила; но тут я замешан. Я сознательно воспользовался деньгами,
взял их у тебя, выдал документ не ей, не Калерии Порфирьевне, а тебе, точно ты их собственница по праву. Беру всю
вину на себя… и деньги эти отдам ей, а не тебе, — не прогневайся!
Он
взял на себя полную заботу об Андрееве: поставлял для него провизию,
вино, прислугу, сам заказывал ей обеды и ужины, заведывал стиркою белья, — словом, совершенно освободил Андреева от всяких хозяйственных забот.
Такой человек
на себя вины не
возьмет.
Сбежавший вниз Карнеев застал княжну Лиду в глубоком обмороке. Бережно
взял он
на руки эту драгоценную для него ношу и быстро, мимо удивленных швейцара и лакея, понес ее к
себе наверх. Она не приходила в
себя. Иван Павлович уложил ее
на диван. Одного из слуг послал за нашатырным спиртом в ученическую аптеку, а другого за бутылкой лучшего
вина, всегда имевшегося в запасе в буфете столовой Константина Николаевича.
Несмотря
на то, что Баранщиков сделал гораздо бтльшую
вину, чем принятие католического сакрамента, ибо он не только раз, но несколько раз принимал из-за выгод магометанскую веру, собирал
себе за это по дворам «ризки» и потом женился
на турчанке Ахмедуде и хотел
взять еще другую жену, но все это не помешало Баранщикову поставить
себя во мнении властных особ в Петербурге так, что «нижегородские попы и граждане ничего ему не смели сделать».