Неточные совпадения
Андрея Ивановича
взорвало; кровь бросилась ему в
голову.
Страшно завизжав по воздуху, перелетели они через
головы всего табора и углубились далеко в землю,
взорвав и взметнув высоко на воздух черную землю.
Оба замолчали. После внезапного, припадочного
взрыва смеха Раскольников стал вдруг задумчив и грустен. Он облокотился на стол и подпер рукой
голову. Казалось, он совершенно забыл про Заметова. Молчание длилось довольно долго.
Он стоял, раздвинув ноги, вскинув
голову так, что кадык его высунулся, точно топор. Видя пред собою его карикатурно мрачную фигуру, поддаваясь внезапному
взрыву возмущения и боясь, что кто-нибудь опередит его, Самгин вскочил, крикнул...
Утром подул горячий ветер, встряхивая сосны,
взрывая песок и серую воду реки. Когда Варавка, сняв шляпу, шел со станции, ветер забросил бороду на плечо ему и трепал ее. Борода придала краснолицей, лохматой
голове Варавки сходство с уродливым изображением кометы из популярной книжки по астрономии.
Взрыв бешенства парализовал боль в ноге, и старик с помутившимися глазами рвал остатки седых волос на своей
голове.
Стреляют они мастерски и часто такою крошечною пулечкою простреливают
голову рябчика; маленькие заряды употребляют они из экономии; звуки их выстрелов так слабы, что даже в самом близком расстоянии не сочтешь их за выстрелы, а разве за
взрывы пистонов.
Как это ни странно, но
взрыв гуманных чувств произошел именно в кабаке, и в
голове этого движения встал отпетый кабатчик Ермошка.
Я помню — первое у меня было: «Скорее, сломя
голову, назад». Потому что мне ясно: пока я там, в коридорах, ждал — они как-то
взорвали или разрушили Зеленую Стену — и оттуда все ринулось и захлестнуло наш очищенный от низшего мира город.
С тех пор прошли уже почти сутки, все во мне уже несколько отстоялось — и тем не менее мне чрезвычайно трудно дать хотя бы приближенно-точное описание. В
голове как будто
взорвали бомбу, а раскрытые рты, крылья, крики, листья, слова, камни — рядом, кучей, одно за другим…
Кают-компания. Над инструментами, картами — объезженные серой щетиной
головы — и
головы желтые, лысые, спелые. Быстро всех в горсть — одним взглядом — и назад, по коридору, по трапу, вниз, в машинное. Там жар и грохот от раскаленных
взрывами труб, в отчаянной пьяной присядке сверкающие мотыли, в не перестающей ни на секунду, чуть заметной дрожи — стрелки на циферблатах…
Сама во время чтения она не смеялась; но когда слушатели (за исключением, правда, Панталеоне: он тотчас с негодованием удалился, как только зашла речь о quel ferroflucto Tedesco [Каком-то проклятом немце (ит. и нем.).]), когда слушатели прерывали ее
взрывом дружного хохота, — она, опустив книгу на колени, звонко хохотала сама, закинув
голову назад, — и черные се кудри прыгали мягкими кольцами по шее и по сотрясенным плечам.
Это обстоятельство мгновенно
взорвало старика: брови его выгнулись,
голова гордо откинулась назад, губы задрожали.
У Литвинова часам к десяти сильно разболелась
голова, и он ушел потихоньку и незаметно, воспользовавшись усиленным
взрывом всеобщего крика: Суханчикова вспомнила новую несправедливость князя Барнаулова — чуть ли не приказал он кому-то ухо откусить.
А.П.». И так и не заметил этой ночи, последней в этой жизни, не простился с нею, не обласкал глазами, не оплакал — вся она прошла в биении переполненного сердца,
взрывах ненужных слов, разрывавших
голову, в чуждой этому дому любви к чуждому и далекому человеку.
Я подвержен гневу, и если гнев
взорвал мою
голову, немного надо, чтобы, забыв все, я рванулся в кипящей тьме неистового порыва дробить и бить что попало.
— Вы! вы! и вы! — послала ему в напутствие Ида, и с этими словами, с этим
взрывом гнева она уронила на грудь
голову, за нею уронила руки, вся пошатнулась набок всей своей стройной фигурой и заплакала целыми реками слез, ничего не видя, ничего не слыша и не сводя глаза с одной точки посередине пола.
— Ах, крошка ты моя несмысленная! Совьет мне веночек Григорий, да не тот, — отвечала Настя и ткнулась
головой в подушку, чтоб не слыхать было ее плача. Только плечи у нее вздрагивали от задушенного
взрыва рыданий.
Так, при первом фейерверке, сожженном на масленице, 26 февраля 1690 года, — пятифунтовая ракета, не разрядившись в воздухе, упала на
голову какого-то дворянина, который тут же испустил дух; в 1691 году, при фейерверке 27 января,
взрывом состава изуродовало Гордонова зятя, капитана Страсбурга, обожгло Франца Тиммермана и до смерти убило троих работников (Устрялов, том II, стр. 133).
Сторожа все еще держали его, хотя он и успокоился. Теплая ванна и пузырь со льдом, положенный на
голову, произвели свое действие. Но когда его, почти бесчувственного, вынули из воды и посадили на табурет, чтобы поставить мушку, остаток сил и безумные мысли снова точно
взорвало.
Взрывы неистовых «браво!» и рукоплесканий приветствовали каждое пикантное или бесцеремонно-наглое телодвижение, каждую приподнятую выше колена юбку, каждый смелый и ловкий взмах ноги, когда красивая маска носком своей ботинки задорно сбивала шляпу с выразительно подставленной к ней
головы своего vis-à-vis кавалера.
Едва он закончил фразу, я, испустив дикий крик радости, повисла у него на шее… Я, непривычная к ласке, буквально душила отца поцелуями и, обвивая своими тонкими руками его седую
голову, лепетала сквозь
взрывы счастливого смеха...
Ходит по гостинице Онисим Самойлыч, а сам так и лютует. Чаю спросил, чтоб без дела взад и вперед не бродить. Полусонный половой подал чайный прибор и, принимая Орошина за какую-нибудь дрянь, уселся по другую сторону столика, где Онисим Самойлыч принялся было чаи распивать. Положив руки на стол, склонил половой на них сонную
голову и тотчас захрапел.
Взорвало Орошина, толкнул он полового, крикнул на всю гостиницу...
И вдруг, задрав хвост, мотая
головой, он начинает неуклюже прыгать и вскачь несется по лугу, охваченный безумным «телячьим восторгом»: желание вольных и сильных движений должно было дойти до «избытка», чтоб преодолеть косность тела и
взрывом вырваться наружу.
А в
голове роились образы и властно требовали воплощения: врач «без дороги», не могущий довольствоваться своею непосредственною врачебного работою, наркотизирующийся ею, чтобы заглушить неудовлетворимую потребность в настоящем, широком деле; хорошая, ищущая русская девушка; работа врача на холере и гибель от стихийного
взрыва недоверия некультурной массы к интеллигенции, идущей к ней на помощь.
Третьего короля не доиграли. После нового
взрыва игрецкого раздражения с Лещовым сделался такой припадок одышки, что и адвокат растерялся. Поскакали за доктором, больного посадили в кресло, в постели он не мог оставаться. С помертвелой
головой и закатившимися глазами, стонал он и качался взад и вперед туловищем. Его держали жена и лакей.
Длинная веревка позволила ему подобраться к самой сцене вплотную, и в ту самую минуту, когда Юрик-маркиза с любезной улыбкой принимал букет от пажа-Маи, задняя стенка неожиданно распахнулась и в нее просунулась недоумевающая, любопытная
голова с маленькими рожками и чрезвычайно глупыми глазами, глядевшими на всех с таким явным недоумением, что и публика, и артисты разразились дружным
взрывом хохота.