Неточные совпадения
Было очень неприятно наблюдать внимание Лидии к речам Маракуева. Поставив локти на стол,
сжимая виски ладонями, она смотрела в круглое лицо студента читающим взглядом, точно в книгу. Клим опасался, что книга интересует ее более, чем следовало бы. Иногда Лидия, слушая рассказы о Софии Перовской,
Вере Фигнер, даже раскрывала немножко рот; обнажалась полоска мелких зубов, придавая лицу ее выражение, которое Климу иногда казалось хищным, иногда — неумным.
Перед ней лежали на бумажках кучки овса, ржи. Марфенька царапала иглой клочок кружева, нашитого на бумажке, так пристально, что
сжала губы и около носа и лба у ней набежали морщинки.
Веры, по обыкновению, не было.
И Райский развлекался от мысли о
Вере, с утра его манили в разные стороны летучие мысли, свежесть утра, встречи в домашнем гнезде, новые лица, поле, газета, новая книга или глава из собственного романа. Вечером только начинает все прожитое днем
сжиматься в один узел, и у кого сознательно, и у кого бессознательно, подводится итог «злобе дня».
У него сердце
сжалось от этих простых слов; он почувствовал, что он в самом деле «бедный». Ему было жаль себя, а еще больше жаль
Веры.
Райский протянул руку, и кто-то сильно втащил его под навес шарабана. Там, кроме
Веры, он нашел еще Марину. Обе они, как мокрые курицы,
жались друг к другу, стараясь защититься кожаным фартуком от хлеставшего сбоку ливня.
Он так целиком и хотел внести эту картину-сцену в свой проект и ею закончить роман, набросав на свои отношения с
Верой таинственный полупокров: он уезжает непонятый, не оцененный ею, с презрением к любви и ко всему тому, что нагромоздили на это простое и несложное дело люди, а она останется с
жалом — не любви, а предчувствия ее в будущем, и с сожалением об утрате, с туманными тревогами сердца, со слезами, и потом вечной, тихой тоской до замужества — с советником палаты!
Рука новой гостьи дотрагивается до страницы; под рукою выступают новые строки, которых не было прежде. «Читай», говорит гостья. У
Веры Павловны
сжимается сердце, она еще не смотрела на эти строки, не знает, что тут написано; но у ней
сжимается сердце. Она не хочет читать новых строк.
Среди этого молчания раздается односторонний лай, от которого тоскливо
сжимается сердце; из дома в дом переносятся слухи самого чудовищного свойства и принимаются на
веру без малейшего анализа.
Туберозов вспыхнул и крепко
сжал рукав своей рясы; но в это время Туганов возразил учителю, что он ошибается, и указал на то, что
вера согревает лучше, чем водка, что все добрые дела наш мужик начинает помолившись, а все худые, за которые в Сибирь ссылают, делает водки напившись.
Вера Сергеевна взяла его за руку и опять с усилием крепко ее пожала. Долинский встал и его опять подернуло улыбнуться очень недоброй улыбкой. M-me Бюжар пугливо
жалась в углу, а ботаник видимо растерялся.
Мужик, брюхом навалившись на голову своей единственной кобылы, составляющей не только его богатство, но почти часть его семейства, и с
верой и ужасом глядящий на значительно-нахмуренное лицо Поликея и его тонкие засученные руки, которыми он нарочно
жмет именно то место, которое болит, и смело режет в живое тело, с затаенною мыслию: «куда кривая не вынесет», и показывая вид, что он знает, где кровь, где материя, где сухая, где мокрая жила, а в зубах держит целительную тряпку или склянку с купоросом, — мужик этот не может представить себе, чтоб у Поликея поднялась рука резать не зная.
Яков Иваныч вспомнил, что у этих людей тоже нет никакой
веры и что это их нисколько не беспокоит, и жизнь стала казаться ему странною, безумною и беспросветною, как у собаки; он без шапки прошелся по двору, потом вышел на дорогу и ходил,
сжав кулаки, — в это время пошел снег хлопьями, — борода у него развевалась по ветру, он всё встряхивал головой, так как что-то давило ему голову и плечи, будто сидели на них бесы, и ему казалось, что это ходит не он, а какой-то зверь, громадный, страшный зверь, и что если он закричит, то голос его пронесется ревом по всему полю и лесу и испугает всех…
«Что же я о нем знаю? — шепотом спрашивала себя
Вера Львовна,
сжимая руками горячий лоб.
Будучи перевенчан с Алиной, но не быв никогда ее мужем, он действительно усерднее всякого родного отца хлопотал об усыновлении себе ее двух старших детей и, наконец, выхлопотал это при посредстве связей брата Алины и Кишенского; он присутствовал с веселым и открытым лицом на крестинах двух других детей, которых щедрая природа послала Алине после ее бракосочетания, и видел, как эти милые крошки были вписаны на его имя в приходские метрические книги; он свидетельствовал под присягой о сумасшествии старика Фигурина и отвез его в сумасшедший дом, где потом через месяц один распоряжался бедными похоронами этого старца; он потом завел по доверенности и приказанию жены тяжбу с ее братом и немало содействовал увеличению ее доли наследства при законном разделе неуворованной части богатства старого Фигурина; он исполнял все, подчинялся всему, и все это каждый раз в надежде получить в свои руки свое произведение, и все в надежде суетной и тщетной, потому что обещания возврата никогда не исполнялись, и жена Висленева, всякий раз по исполнении Иосафом Платоновичем одной службы, как сказочная царевна Ивану-дурачку, заказывала ему новую, и так он служил ей и ее детям
верой и правдой, кряхтел, лысел,
жался и все страстнее ждал великой и вожделенной минуты воздаяния; но она, увы, не приходила.
Подозеров крепко
сжал бледную ручку ребенка и, поцеловав ее, остался наклоненным к нежной головке
Веры.
Вся беда в том, что край был до сих пор наводнён разного рода русскими отбросами и авантюристами, которые любят
жать там, где не сеяли; они-то и испортили наше отношение с китайцами, которые привыкли вести дела «на
веру» — они доверчивы, но наученные рядом обманов становятся более чем осторожными.