Неточные совпадения
Изложив таким манером нечто в свое извинение, не могу не присовокупить, что родной наш город Глупов, производя обширную торговлю квасом, печенкой и вареными яйцами, имеет три реки и, в согласность
древнему Риму, на семи горах построен, на коих в гололедицу
великое множество экипажей ломается и столь же бесчисленно лошадей побивается. Разница в том только состоит, что в Риме сияло нечестие, а у нас — благочестие, Рим заражало буйство, а нас — кротость, в Риме бушевала подлая чернь, а у нас — начальники.
Чичиков начал как-то очень отдаленно, коснулся вообще всего русского государства и отозвался с большою похвалою об его пространстве, сказал, что даже самая
древняя римская монархия не была так
велика, и иностранцы справедливо удивляются…
Такими были империи
Древнего Востока, Римская империя, империя Карла
Великого, империя Византийская, по своей претензии и империя Российская; таков был и замысел Наполеона.
Культурная роль англичан в Индии,
древней стране
великих религиозных откровений мудрости, которые и ныне могут помочь народам Европы углубить их религиозное сознание, слишком известна, чтобы возможно было поддерживать ложь культурной идеологии империализма.
— Вот что, мать, — проговорил старец, — однажды
древний великий святой увидел во храме такую же, как ты, плачущую мать и тоже по младенце своем, по единственном, которого тоже призвал Господь.
— Где ты мог это слышать? Нет, вы, господа Карамазовы, каких-то
великих и
древних дворян из себя корчите, тогда как отец твой бегал шутом по чужим столам да при милости на кухне числился. Положим, я только поповский сын и тля пред вами, дворянами, но не оскорбляйте же меня так весело и беспутно. У меня тоже честь есть, Алексей Федорович. Я Грушеньке не могу быть родней, публичной девке, прошу понять-с!
Наместником в то время был молодой, красивый и щеголеватый архимандрит. Говорили о нем, что он из
древнего княжеского рода, но правда ли это — не знаю. Но что был он
великий щеголь — вот это правда, и от него печать щегольства и даже светскости перешла и на простых монахов.
Все
великие философы
древнего и нового мира признавали Логос как начало субъективное и объективное, как основу мышления и бытия.
Калитка в заборе и пустырь — памятник
Великой Двухсотлетней Войны: из земли — голые каменные ребра, желтые оскаленные челюсти стен,
древняя печь с вертикалью трубы — навеки окаменевший корабль среди каменных желтых и красных кирпичных всплесков.
Вот — о Дне Единогласия, об этом
великом дне. Я всегда любил его — с детских лет. Мне кажется, для нас — это нечто вроде того, что для
древних была их «Пасха». Помню, накануне, бывало, составишь себе такой часовой календарик — с торжеством вычеркиваешь по одному часу: одним часом ближе, на один час меньше ждать… Будь я уверен, что никто не увидит, — честное слово, я бы и нынче всюду носил с собой такой календарик и следил по нему, сколько еще осталось до завтра, когда я увижу — хоть издали…
Благодаря земству нам некогда был открыт широкий путь в Константинополь;
великий князь Олег прибил свой щит к вратам
древней Византии; Россия вела обширный торг медом, воском, пушным товаром.
Младшая — Анна, — наоборот, унаследовала монгольскую кровь отца, татарского князя, дед которого крестился только в начале XIX столетия и
древний род которого восходил до самого Тамерлана, или Ланг-Темира, как с гордостью называл ее отец, по-татарски, этого
великого кровопийцу.
Я скорее
древний язычник, как
великий Гете или как
древний грек.
Тут Вибель взял со стола тетрадку, так же тщательно и красиво переписанную, как и ритуал, и начал ее читать: — «Из числа учреждений и союзов, с коими масоны приводятся в связь, суть следующие: а) мистерии египтян, b)
древние греческие элевзинские таинства, с) пифагорейский союз, d) иудейские секты терапевтов и ессеев, е) строительные корпорации римлян; но не думаю, чтобы это было справедливо; разгром, произведенный
великим переселением народов, был столь силен и так долго тянулся, что невозможно даже вообразить, чтобы в продолжение этого страшного времени могла произойти передача каких-либо тайных учений и обрядов.
— Шайка русских разбойников или толпа польской лагерной челяди ничего не доказывают. Нет, Алексей: я уважаю храбрых и благородных поляков. Придет время, вспомнят и они, что в их жилах течет кровь наших предков, славян; быть может, внуки наши обнимут поляков, как родных братьев, и два сильнейшие поколения
древних владык всего севера сольются в один
великий и непобедимый народ!
Над Монте-Соляро [Монте-Соляро — высшая горная точка острова Капри, 585 м. над уровнем моря.] раскинулось великолепное созвездие Ориона, вершина горы пышно увенчана белым облаком, а обрыв ее, отвесный, как стена, изрезанный трещинами, — точно чье-то темное,
древнее лицо, измученное
великими думами о мире и людях.
Сходят они с Нестором в лавру, в
Великую церковь, или на Пещерах поклонятся останкам
древних христианских подвижников, найдут по дороге кого-нибудь немощного или голодного, возьмут его домой, покормят, приютят и утешат.
Россия, под самодержавным правлением потомков
великого Петра, возрастала в силе и могуществе; южный ветер лелеял русских орлов на берегах Дуная; наши волжские песни раздавались в
древней Скандинавии; среди цветущих полей Италии и на вершинах Сент-Готарда сверкали русские штыки: мы пожинали лавры в странах иноплеменных; но более столетия ни один вооруженный враг не смел переступить за границу нашего отечества.
Через час сверкнул вдали позлащенный крест Ивана
Великого, через несколько минут показались главы соборных храмов, и
древняя столица, сердце, мать России — Москва, разостлалась широкой скатертью по необозримой равнине, усеянной обширными садами.
Он должен был убедиться, что не может, при мягкости своего характера и при обычной
древним московским государям отчужденности от народа, разрешить
великие вопросы, которые задавала ему народная жизнь.
— А я, — рассказывал, смеясь, Бенни, — полный в то время прочитанных мною повестей о славных рыцарях и
великих людях
древних и новых времен, всегда поставлял себе задачею подражать этим людям.
В храме Изиды на горе Ватн-эль-Хав только что отошла первая часть
великого тайнодействия, на которую допускались верующие малого посвящения. Очередной жрец —
древний старец в белой одежде, с бритой головой, безусый и безбородый, повернулся с возвышения алтаря к народу и произнес тихим, усталым голосом...
Из произведений Богдановича помещены в «Собеседнике»: 1) «О
древнем и новом стихотворении» (ч. II, ст. XVIII; ч. III, ст. II; ч. V, ст. III; ч. VIII, ст. II); 2) басни: «Пчелы и Шмель» (ч. I, ст. XVII), «Журавли и Комар» (ч. II, ст. XXI), «Слух и Видение» и «Лев и Ребята» (ч. V, ст. IV); басня на пословицу: «воля со мною твоя, а по правде усадьба моя» (ч. VI, ст. XII); 3) письмо о великодушных чувствованиях (ч. I, ст. XXVIII); 4) идиллия белыми стихами, перепечатанная откуда-то в исправленном виде (ч. III, ст. IV); 5) «К Д. Г. Левицкому» (ч. IV, ст. V); 6) «К моему другу» (ч. V, ст. IV); 7) стихи на пословицу: «не всякая любовь свершается бедой» (ibid.); 8) «Гимн на бракосочетание
великого князя Павла Петровича» (ч. VII, ст. XXI); 9) «Старина ненапечатанная» (ч. X, ст. Xll); 10) «Станс к Л. Ф. М.» (ч. XI, ст. V); 11) «Стане к М. М. Хераскову» (ч. XIII, ст. I); 12) «Приятность простой жизни» (ч. XVI, ст. VII).
Насильственным завладением чужого находя он
великое сходство в себе с Римскою империею, почитал потому себя
древним римлянином».
Во граде Святого Петра воскресали для них священные тени Героев и мудрецов Греческих; во граде Святого Петра юные сердца их бились при имени Термопил и Маратона; во граде Святого Петра они беседовали с Платоном и Ксенофонтом; воображая
древнюю славу Греции, стремились душою к святым местам ее; воображая настоящее унижение страны их, радовались пребыванию своему в стране
великих дел и Героев.
Уже орлы наши парили под небесами Востока; уже крылатая молва несла в страны
Великого Могола имя Российской Монархини; уже воинство наше, то подымаясь к облакам на хребте гор туманных, то опускаясь в глубокие долины, дошло до славных врат Каспийских; уже стена Кавказская, памятник величия
древних Монархов Персии, расступилась перед оным; уже смелый вождь его приял сребряные ключи Дербента из рук старца, который в юности своей вручал их Петру
Великому, и сей град, основанный, по восточному преданию, Александром Македонским, осенился знаменами Екатерины… когда всемогущая Судьба пресекла дни Монархини и течение побед Ее.
Те, которые в несчастном отечестве своем не узнали бы, может быть, никогда славной его Истории,
великих имен ее и самого
древнего языка их, научались во глубине Севера гордиться своим происхождением.
Им казалось, что
великие тени Фабрициев, Камиллов, Сципионов, паря над гробом
древней Республики, с любопытством и удивлением взирали на гордый и сим морям неизвестный флаг Екатерины; им казалось, что Россия есть новый Рим своим величеством.
Не только в тени
древних отдаленных времен, не только среди песчаных морей Африки, на полях Маратонских, под орлами державного Рима, видим таких избранных и
великих смертных!
Замечания г. Соловьева совершенно объясняют, какое значение нужно придавать сведениям о распространении церквей, монастырей и т. п. в
древней Руси. Очевидно, что это распространение никак не может служить мерилом того, как глубоко правила новой веры проникли в сердца народа. К этому можно прибавить заметку г. Соловьева и о том, что самые известия о содержании церквей щедротами
великих князей могут указывать на недостаточность усердия новообращенных прихожан.
Великий, грозный и пресветлый царь!
Твой друг и брат, Аббас, владыка перский,
Здоровает тебе на государстве
И братский шлет поклон. Ты держишь Русь
Единою могучею рукой —
Простри, о царь, с любовию другую
На моего владыку и прими
От шах-Аббаса, в знак его приязни,
Сей кованный из золота престол,
В каменьях самоцветных и в алмазах.
Наследье
древних шахов — изо всех
Ценнейшее Аббасовых сокровищ!
Сей витязь [Сей витязь — Александр Невский.] добродетельный, драгоценный остаток
древнего геройства князей варяжских, заслужив имя бессмертное с верною новогородскою дружиною, храбрый и счастливый между нами, оставил здесь и славу и счастие, когда предпочел имя
великого князя России имени новогородского полководца: не величие, но унижение и горесть ожидали Александра во Владимире — и тот, кто на берегах Невы давал законы храбрым ливонским рыцарям, должен был упасть к ногам Сартака.
Летописи
древние сохранили имена некоторых
великих жен славянских: клянись мне превзойти их!
Однако ж сопротивление новогородцев не есть бунт каких-нибудь якобинцев: они сражались за
древние свои уставы и права, данные им отчасти самими
великими князьями, например Ярославом, утвердителен их вольности.
Но радость его не будет совершенна, доколе Новгород,
древний,
Великий Новгород, не возвратится под сень отечества.
Последние видят здесь, конечно, величие духа, находят прототипы подобных характеров в Иване Грозном и Петре
Великом и даже иногда, для параллели, тревожат суровые добродетели спартанцев и
древних римлян.
Конечно, греки того времени мало уже походили на своих
великих предков, народ, составляющий навсегда честь и украшение человечества; вместо
древних добродетелей усиливались между ними — продажность, хитрость, вероломство, пренебрежение общественного блага, роскошь, мелочное тщеславие.
Ее мать умерла не старая. Она была прекрасна, как богиня
древнего мира. Медленны и величавы были все ее движения. Ее лицо было, как бы обвеяно грустными мечтами о чем-то навеки утраченном или о чем-то желанном и недостижимом. Уже на нем давно, предвещательница смерти, ложилась темная бледность. Казалось, что
великая усталость клонила к успокоению это прекрасное тело. Белые волосы между черными все заметнее становились на ее голове, и странно было Елене думать, что ее мать скоро будет старухой…
— Вспомянуть бы вам, отцы, матери, вспомянуть бы вам лета
древние и старых преподобных отец!.. Почитать бы вам письма Аввакума священномученика, иже с самим волком Никоном мужески брань сотворил… Вельми похваляет он самовольное сожжение за Христа и за древлее благочестие… Сам сый в Пустозерске сожженный, благословляет он
великим благословением себя и обители свои сожигать, да не будем яты врагом нечестивым!.. Тако глаголет: «Блажен извол сей о Господе!.. Самовольнии мученицы Христови!..»
Погребальные «плачи» веют стариной отдаленной. То
древняя обрядня, останки старорусской тризны, при совершении которой близкие к покойнику, особенно женщины, плакали «плачем
великим». Повсюду на Руси сохранились эти песни, вылившиеся из пораженной тяжким горем души. По на́слуху переходили они в течение веков из одного поколенья в другое, несмотря на запрещенья церковных пастырей творить языческие плачи над христианскими телами…
Вспомните, сколь
великий блистающий полк преподобных здесь пребывал в твердом храненье
древних уставов!..
Жестóко было слово Клеопатры Ера́хтурки. Согласных не нашлось. Кому охота заживо жариться?.. Но никто не смел прекословить: очень уж
велика была ревность
древней старицы. Только тихий шепот, чуть слышный ропот волной по собору промчался.
И понятно, каким чуждым, — может быть, даже смешным, — должен был казаться
древнему эллину этот новый бог, в основу служения себе полагавший именно безумие, и безумие это признававший священным. Как Пенфей в еврипидовых «Вакханках», гомеровский грек должен был видеть «
великий позор для эллинов» в загоравшемся пожаре вакхических неистовствований. Но время было уже не то. И, как Тиресий Пенфею, это новое время могло бы ответить негодующему гомеровскому эллину...
Вот — тайная община просветленных учеников
древнего Орфея. Изнуренные постом, со строгими, скорбными лицами, в оливковых венках и льняных одеждах, сходятся они на тайные свои радения. Что там творится — из посторонних никто не знает. Какими-то таинственными обрядами верующие очищаются от земной скверны, стряхивают с себя греховные думы о ничтожных земных делах и в тихих молитвенных экстазах сливаются душою с
великим страдальцем-богом.
Когда, по воле Екатерины II, Станислав Понятовский вступил на
древний престол Пястов, враждебная нам в Польше и поддерживаемая Францией партия, во главе которой стоял коронный
великий гетман граф Браницкий, обратилась с просьбой о помощи к Версальскому кабинету. Герцог Шуазель, первый министр Людовика XV, заботясь о восстановлении прежнего влияния Франции на дела северных государств, рад был такому обстоятельству и не замедлил им воспользоваться.
Этот соблазн
великого царства не оставляет человека на протяжении всей его истории: империи
древнего Востока, Римская империя, папская теократия, священная византийская империя, московское царство — третий Рим, петровская империя, коммунистическое царство, третье германское царство.
Если есть Бог, то трудно представить себе, чтобы он мог окончательно покинуть
древний языческий мир, сотворивший столь много
великого и прекрасного, и предоставить его себе.
«…Только теперь я понял
великую радость войны, это
древнее первичное наслаждение убивать людей — умных, хитрых, лукавых, неизмеримо более интересных, чем самые хищные звери.
Стр. 250. Тиграноцерт — Тигранакерт, столица
Древней Армении, основанная Тиграном II
Великим. Пристав ошибается: не Тигран II победил римлян, а римляне победили его в битве при Тигранакерте в 69 г. до н. э.
С самых
древних времен и в самых различных народах
великие учителя человечества открывали людям всё более и более ясные определения жизни, разрешающие ее внутреннее противоречие, и указывали им истинное благо и истинную жизнь, свойственные людям.