Неточные совпадения
Великий упрек был бы историку предлагаемых событий, если бы он упустил сказать, что удовольствие одолело
гостя после таких слов, произнесенных Маниловым.
Раза два его поднимали ночью и заставляли писать «записки», — несколько раз добывали посредством курьера из
гостей — все по поводу этих же записок. Все это навело на него страх и скуку
великую. «Когда же жить? Когда жить?» — твердил он.
Четвертый
гость был совсем уже старенький, простенький монашек, из беднейшего крестьянского звания, брат Анфим, чуть ли даже не малограмотный, молчаливый и тихий, редко даже с кем говоривший, между самыми смиренными смиреннейший и имевший вид человека, как бы навеки испуганного чем-то
великим и страшным, не в подъем уму его.
— Веселимся, — продолжает сухенький старичок, — пьем вино новое, вино радости новой,
великой; видишь, сколько
гостей? Вот и жених и невеста, вот и премудрый архитриклин, вино новое пробует. Чего дивишься на меня? Я луковку подал, вот и я здесь. И многие здесь только по луковке подали, по одной только маленькой луковке… Что наши дела? И ты, тихий, и ты, кроткий мой мальчик, и ты сегодня луковку сумел подать алчущей. Начинай, милый, начинай, кроткий, дело свое!.. А видишь ли солнце наше, видишь ли ты его?
И когда бывают сборища
гостей, опять тоже как случится: иногда двери между квартирами остаются заперты, потому что двери, соединяющие зал одной с гостиною другой, вообще заперты, а постоянно отперта только дверь между комнатою Веры Павловны и Катерины Васильевны, — итак, иногда двери, которыми соединяются приемные комнаты, остаются заперты; это, когда компания не
велика.
Кирила Петрович с
великим удовольствием стал рассказывать подвиг своего француза, ибо имел счастливую способность тщеславиться всем, что только ни окружало его.
Гости со вниманием слушали повесть о Мишиной смерти и с изумлением посматривали на Дефоржа, который, не подозревая, что разговор шел о его храбрости, спокойно сидел на своем месте и делал нравственные замечания резвому своему воспитаннику.
Берендеи,
Кому из вас удастся до рассвета
Снегурочку увлечь любовью, тот
Из рук царя, с
великим награжденьем
Возьмет ее, и лучшим
гостем будет
За царскими столами на пирах,
На празднике Ярилы.
— Постойте, — неожиданно крикнул ей вслед Лаврецкий. — У меня есть до вашей матушки и до вас
великая просьба: посетите меня на моем новоселье. Вы знаете, я завел фортепьяно; Лемм
гостит у меня; сирень теперь цветет; вы подышите деревенским воздухом и можете вернуться в тот же день, — согласны вы?
Пришел постоянный
гость, любовник Соньки Руль, который приходил почти ежедневно и целыми часами сидел около своей возлюбленной, глядел на нее томными восточными глазами, вздыхал, млел и делал ей сцены за то, что она живет в публичном доме, что грешит против субботы, что ест трефное мясо и что отбилась от семьи и
великой еврейской церкви.
Нет, вообще ко всем нашим
гостям, к этим кавалерам, от мала до
велика…
Но вот в одно воскресенье, после обеда, в комнате бабушки собираются все учители, два профессора и в присутствии папа и некоторых
гостей делают репетицию университетского экзамена, в котором Володя, к
великой радости бабушки, выказывает необыкновенные познания.
Барин наш терпел, терпел, — и только раз, когда к нему собралась
великая компания
гостей, ездили все они медведя поднимать, подняли его, убили, на радости, без сумнения, порядком выпили; наконец, после всего того,
гости разъехались, остался один хозяин дома, и скучно ему: разговоров иметь не с кем, да и голова с похмелья болит; только вдруг докладывают, что священник этот самый пришел там за каким-то дельцем маленьким…
И рассказывает.
Гости грохочут; даже лакеи позволяют себе слегка ухмыльнуться. Сервировка обеда несколько замедляется, к
великому огорчению жуира, который исповедует то мнение, что за обед садятся затем, чтобы есть, а не затем, чтобы разговаривать.
И тут уже солдат весь входит в любимую легенду, в трогательную сказку. Ни в одном другом царстве не окружают личность военного кавалера таким наивным и милым уважением, как в России. Солдат из топора щи мясные варит, Петра
Великого на чердаке от разбойников спасает, черта в карты обыгрывает, выгоняет привидения из домов, все улаживает, всех примиряет и везде является желанным и полезным
гостем, кумом на родинах, сватом на свадьбах.
— Александр Яковлич пишет, что нежно любимый им Пьер возвратился в Москву и страдает грудью, а еще более того меланхолией, и что врачи ему предписывают провести нынешнее лето непременно в деревне, но их усадьба с весьма дурным климатом; да и живя в сообществе одной только матери, Пьер, конечно, будет скучать, а потому Александр Яковлич просит, не позволим ли мы его милому повесе приехать к нам
погостить месяца на два, что, конечно, мы позволим ему с
великою готовностью.
О
великом характере и о значении этой особы она много слыхала от своего мужа и потому, будучи сама политическою женщиной, ждала этого
гостя не без душевного трепета.
Счастливцев. Ведь и у родных-то тоже не
велика радость нам, Геннадий Демьяныч. Мы народ вольный, гулящий, — нам трактир дороже всего. Я у родных-то пожил, знаю. У меня есть дяденька, лавочник в уездном городе, верст за пятьсот отсюда,
погостил я у него, да кабы не бежал, так…
Да здравствует
великий государь!
Простите же вы,
гости дорогие;
Благодарю, что вы моей хлеб-солью
Не презрели. Простите, добрый сон.
— Шестьдесят рублей жалованья и столько же наживаю, — недурно, а? Наживаю осторожно, законно… Квартиру мы переменили, — слышал? Теперь у нас миленькая квартирка. Наняли кухарку, — велика-а-лепно готовит, бестия! С осени начнём принимать знакомых, будем играть в карты… приятно, чёрт возьми! Весело проведёшь время, и можно выиграть… нас двое играют, я и жена, кто-нибудь один всегда выигрывает! А выигрыш окупает приём
гостей, — хо-хо, душа моя! Вот что называется дешёвая и приятная жизнь!..
— Приветствую вас у себя, дорогие
гости, — грассировал «барин», обращаясь к К. С. Станиславскому и обводя глазами других. — Вы с высоты своего театрального Олимпа спустились в нашу театральную преисподнюю. И вы это сделали совершенно правильно, потому что мы тоже, как и вы, люди театра. И вы и мы служим одному
великому искусству — вы как боги, мы как подземные силы… Ол pайт!
— Ага, пришёл! — отозвался Дудка. Стоя у окна, они тихо заговорили. Евсей понял, что говорят о нём, но не мог ничего разобрать. Сели за стол, Дудка стал наливать чай, Евсей исподволь и незаметно рассматривал
гостя — лицо у него было тоже бритое, синее, с огромным ртом и тонкими губами. Тёмные глаза завалились в ямы под высоким гладким лбом, голова, до макушки лысая, была угловата и
велика. Он всё время тихонько барабанил по столу длинными пальцами.
Императрица и
великие княжны, блистая красотою и нарядами, прохаживались между рядами
гостей, приветливо с ними разговаривая.
Чусовой; случайные
гости на прииске — вороняки, т. е. переселенцы из Воронежской губернии, которые попали сюда, чтобы заработать себе необходимые деньги на далекий путь в Томскую губернию; несколько десятков башкир, два вогула и та специально приисковая рвань, какую вы встретите на каждом прииске, на всем пространстве от Урала до
Великого океана.
Это маленькое обстоятельство открыло отчасти глаза господину Голядкину; понял он, что нужда в нем
великая, и потому не стал более затрудняться, как начать с своим
гостем, предоставив это все, как и следовало, ему самому.
Туда Аксинья подавала им есть и пить, там они спали, невидимые никому, кроме меня и кухарки, по-собачьи преданной Ромасю, почти молившейся на него. По ночам Изот и Панков отвозили этих
гостей в лодке на мимо идущий пароход или на пристань в Лобышки. Я смотрел с горы, как на черной — или посеребренной луною — реке мелькает чечевица лодки, летает над нею огонек фонаря, привлекая внимание капитана парохода, — смотрел и чувствовал себя участником
великого, тайного дела.
Из сакли кто-то выбегает,
Идет —
великий Магомет
К нам
гостя, верно, посылает.
Хотя тайная хроника говорит мне на ухо, что сей дружеский союз наших дворян заключен был в день Леонова рождения, которое отец всегда праздновал с
великим усердием и с отменною роскошью (так, что посылал в город даже за свежими лимонами); хотя читатель догадается, что в такой веселый день, особливо к вечеру, хозяин и
гости не могли быть в обыкновенном расположении ума и сердца; хотя
1
Гость. Я надеюсь, ваш Арбенин не
великий человек… Он был Странный человек! вот и всё!
3
Гость. Если все так станут думать, то горе
великим людям!
Право бы,
погостили, сударь, ей-богу, вот
великое слово, у нас
погостили бы!..
Скоро открылося новое бедствие, скоро в
великом граде, лишенном всякого сообщения с его областями хлебородными, житницы народные, знаменитых граждан и
гостей чужеземных опустели.
(Прим. автора)] гордится нашим союзом; чужеземные
гости ищут дружбы нашей, удивляются славе
великого града, красоте его зданий, общему избытку граждан и, возвратясь в страну свою, говорят: «Мы видели Новгород, и ничего подобного ему не видали!» Так, конечно...
Гости иностранные украсили
Великую площадь разноцветными пирамидами, изобразив на них имена и гербы вольных городов немецких.
Трубы и литавры возвестили на
Великой площади явление
гостей иностранных.
Вспомните, когда он был мирным
гостем посреди вас; вспомните, как вы удивлялись его величию, когда он, окруженный своими вельможами, шел по стогнам Новаграда в дом Ярославов; вспомните, с каким благоволением, с какою мудростию он беседовал с вашими боярами о древностях новогородских, сидя на поставленном для него троне близ места Рюрикова, откуда взор его обнимал все концы града и веселью окрестности; вспомните, как вы единодушно восклицали: «Да здравствует князь московский,
великий и мудрый!» Такому ли государю не славно повиноваться, и для того единственно, чтобы вместе с ним совершенно освободить Россию от ига варваров?
(Прим. автора)] опустела: уже иностранные
гости не раскладывают там драгоценных своих товаров для прельщения глаз; огромные хранилища, наполненные богатствами земли русской, затворены; не видно никого на месте княжеском, где юноши любили славиться искусством и силою в разных играх богатырских — и Новгород, шумный и воинственный за несколько дней пред тем, кажется
великою обителию мирного благочестия.
Павел Петрович Мартынов [Мартынов Павел Петрович (ум. в 1838 г.) — полковник, земляк и приятель С. Т. Аксакова.], родной брат Мартынова, часто бывавшего у Рубановских, служивший в Измайловском полку, при первом свидании открыл мне глаза: старик Рубановский и двое
гостей, о которых я сейчас говорил, были масоны, или мартинисты, а А. Ф. Лабзин, о котором я часто слыхал, был
великий брат и начальник этой секты.
— Именно, что дружелюбие, слово ваше справедливое! — подхватил он. — По той причине, что как теперь его превосходительство начальник губернии изволят на ревизию поехать, так и к нам в
гости, и наезды бывали богатеющие: нынешние вот губернаторы, как видали и слыхали, с форсом тоже ездят, приема и уважения себе большого требуют, страх хоша бы маленьким чиновникам от них
великий бывает, но, знавши все это по старине, нынешние против того ничего не значат.
Реалист в поношенном мундире давно уже известен теперь всей России как один из талантливейших композиторов, а необычайный
гость с царственным лицом еще раньше успокоился навсегда от своей бурной, мятежной жизни, жизни мученика и триумфатора. Но никогда и никому Азагаров не передавал тех священных слов, которые ему говорил, едучи с ним в санях, в эту морозную рождественскую ночь его
великий учитель.
В эту минуту к столу поднесли еще поднос. Несла девка в шумящем, еще не мытом ситцевом платье и в кринолине. Она едва обхватывала поднос руками, так он был
велик. На нем стояло бесчисленное множество тарелочек с яблоками, с конфетами, с пастилой, с мармеладом, с грецкими орехами и проч. и проч. Поднос стоял до сих пор в гостиной для угощения всех
гостей, и преимущественно дам. Но теперь его перенесли к одному генералу.
Накануне Манефина отъезда завела было речь Фленушка, чтоб отпустили Настю с Парашей в обитель
гостить да кстати уж и поговеть
Великим постом.
Откушал Патап Максимыч икорки да балычка, селедок переславских, елабужской белорыбицы. Вкусно — нахвалиться не может, а игумен рад-радехонек, что удалось почествовать
гостя дорогого. Дюков долго глядел на толстое звено балыка, крепился, взглядывая на паломника, — прорвало-таки, забыл
Великий пост, согрешил — оскоромился. Врагу действующу, согрешили и старцы честные. Первым согрешил сам игумен, глядя на него — Михей со Спиридонием. Паломник укрепился, не осквернил уст своих рыбным ядением.
Таисея не замедлила приходом. С радостью приняла она слова Манефы и уж кланялась, кланялась Василью Борисычу, поскорей бы осчастливил ее обитель своим посещением. Принять под свой кров столь знаменитого
гостя считала она
великою честью. По усиленным просьбам Василий Борисыч согласился тотчас же к ней перебраться.
— Невмоготу было, матушка, истинно невмоготу, — сдержанно и величаво ответила Манефа. — Поверь слову моему, мать Таисея, не в силах была добрести до тебя… Через
великую силу и по келье брожу… А сколько еще хлопот к послезавтраму!.. И то с ума нейдет, о чем будем мы на Петров день соборовать… И о том гребтится, матушка, хорошенько бы гостей-то угостить, упокоить бы… А Таифушки нет, в отлучке… Без нее как без рук… Да тут и беспокойство было еще — наши-то богомолки ведь чуть не сгорели в лесу.
— Да Бог ее знает: то походит, то поваляется. Года уж, видно, такие становятся.
Великим постом на седьмой десяток перевалит, — говорил Авдей, провожая
гостя.
— Не шелковы рубахи у меня на уме, Патап Максимыч, — скорбно молвил Алексей. — Тут отец убивается, захворал от недостатков, матушка кажду ночь плачет, а я шелкову рубаху вдруг вздену! Не так мы, Патап Максимыч, в прежние годы
великий праздник встречали!.. Тоже были люди… А ноне — и
гостей угостить не на что и сестрам на улицу не в чем выйти… Не ваши бы милости, разговеться-то нечем бы было.
— Куда мне с вами, батюшка! — повысив голос, сказала Аграфена Ивановна. — Мне ль, убогой, таких
гостей принимать?.. И подумать нельзя! И не приборно-то у меня и голодно. Поезжайте дальше по селу, родимые, — много там хороших домов и богатых, в каждый вас с
великим удовольствием пустят, а не то на площади, супротив церкви, постоялый двор. Туда въезжайте — хороший постоялый двор, чистый, просторный, и там во всем будет вам уваженье. А с меня, сироты, чего взять? С корочки на корочку, любезный, перебиваемся.
Давно ли все старообрядство почитало его за вели́ка человека, давно ли в самых богатых московских домах бывал он дорогим, желанным
гостем, давно ль везде, куда ни являлся, не знали, как ему угодить и как доставить все нужное в его обиходной жизни, и вдруг — стал посмешищем…
К жене, к дочерям, ровно званый
гость, наезжал на
великие только праздники да на чьи-нибудь именины.
В прошлом году, еще прежде того как мы
гостили в Комарове,
Великим постом мне восьмнадцать лет исполнилось.