Неточные совпадения
Эта простая мысль отрадно поразила меня, и я ближе придвинулся к Наталье Савишне. Она сложила руки на груди и взглянула кверху; впалые влажные глаза ее выражали
великую, но спокойную печаль. Она твердо надеялась, что бог ненадолго разлучил ее с тою, на которой столько лет была сосредоточена вся сила ее
любви.
О
великий христианин Гриша! Твоя вера была так сильна, что ты чувствовал близость бога, твоя
любовь так
велика, что слова сами собою лились из уст твоих — ты их не поверял рассудком… И какую высокую хвалу ты принес его величию, когда, не находя слов, в слезах повалился на землю!..
Всем им было вольно любить меня, и за
великое благо всякий из них почел бы
любовь мою.
Базаров был
великий охотник до женщин и до женской красоты, но
любовь в смысле идеальном, или, как он выражался, романтическом, называл белибердой, непростительною дурью, считал рыцарские чувства чем-то вроде уродства или болезни и не однажды выражал свое удивление, почему не посадили в желтый дом [Желтый дом — первая психиатрическая больница в Москве.]
Еще прежние туда-сюда; тогда у них были — ну, там Шиллер, [Шиллер Фридрих (1759–1805) —
великий немецкий поэт, автор пьес «Коварство и
любовь», «Разбойники» и др.] что ли, Гётте [Гетте — искаженное произношение имени Вольфганга Гёте (1749–1832) —
великого немецкого поэта и философа; друг Шиллера.
— В сыщики я пошел не из корысти, а — по обстоятельствам нужды, — забормотал Митрофанов, выпив водки. — Ну и фантазия, конечно. Начитался воровских книжек, интересно! Лекок был человек
великого ума. Ах, боже мой, боже мой, — погромче сказал он, — простили бы вы мне обман мой! Честное слово — обманывал из
любви и преданности, а ведь полюбить человека — трудно, Клим Иванович!
— Брат, что с тобой! ты несчастлив! — сказала она, положив ему руку на плечо, — и в этих трех словах, и в голосе ее — отозвалось, кажется, все, что есть
великого в сердце женщины: сострадание, самоотвержение,
любовь.
Исчезла бы
великая идея бессмертия, и приходилось бы заменить ее; и весь
великий избыток прежней
любви к Тому, который и был бессмертие, обратился бы у всех на природу, на мир, на людей, на всякую былинку.
Они вставали и засыпали счастливые и невинные; луга и рощи наполнялись их песнями и веселыми криками;
великий избыток непочатых сил уходил в
любовь и в простодушную радость.
Национальное ядро
великой империи, объемлющей множество народностей, должно уметь внушать к себе
любовь, должно притягивать к себе, должно обладать даром обаяния, должно нести своим народностям свет и свободу.
Два
великих принципа жизни — свобода и
любовь могут вступить в конфликт.
Если Россия не сумеет внушить
любви к себе, то она потеряет основания для своего
великого положения в мире.
И хотя бы мы были заняты самыми важными делами, достигли почестей или впали бы в какое
великое несчастье — все равно не забывайте никогда, как нам было раз здесь хорошо, всем сообща, соединенным таким хорошим и добрым чувством, которое и нас сделало на это время
любви нашей к бедному мальчику, может быть, лучшими, чем мы есть в самом деле.
Завтра достану деньги и отдам тебе твои три тысячи, и прощай —
великого гнева женщина, но прощай и
любовь моя!
Оно преклонится пред вашим подвигом, оно жаждет
великого акта
любви, оно загорится и воскреснет навеки.
Да и совершить не может совсем такого греха
великого человек, который бы истощил бесконечную Божью
любовь.
Почувствовав к ней
любовь великую, сделал он ей изъяснение в
любви и начал склонять ее выйти за него замуж.
Лицо богини ее самой лицо, это ее живое лицо, черты которого так далеки от совершенства, прекраснее которого видит она каждый день не одно лицо; это ее лицо, озаренное сиянием
любви, прекраснее всех идеалов, завещанных нам скульпторами древности и
великими живописцами
великого века живописи, да, это она сама, но озаренная сиянием
любви, она, прекраснее которой есть сотни лиц в Петербурге, таком бедном красотою, она прекраснее Афродиты Луврской, прекраснее доселе известных красавиц.
Берендеи,
Кому из вас удастся до рассвета
Снегурочку увлечь
любовью, тот
Из рук царя, с
великим награжденьем
Возьмет ее, и лучшим гостем будет
За царскими столами на пирах,
На празднике Ярилы.
О царь!
Спроси меня сто раз, сто раз отвечу,
Что я люблю его. При бледном утре
Открыла я избраннику души
Любовь свою и кинулась в объятья.
При блеске дня теперь, при всем народе
В твоих глазах,
великий Берендей,
Готова я для жениха и речи
И ласки те сначала повторить.
Великий царь, она
любви не знает.
Великий царь, отсрочь мое изгнанье, —
Огонь
любви моей воспламенит
Снегурочки нетронутое сердце.
Клянусь тебе
великими богами,
Снегурочка моей супругой будет,
А если нет — пускай меня карает
Закон царя и страшный гнев богов.
Великий царь, стыдливость наблюдая
Обычную, могла бы я, конечно,
Незнанием отговориться; но
Желание служить для пользы общей
Стыдливостью пожертвовать велит.
Из юношей цветущих, берендеев,
Известных мне, один лишь только может
Внушить
любовь девице, сердце жен
Поколебать, хотя бы наша верность
Крепка была, как сталь, — и это Лель.
Привет тебе,
великий Берендей,
От жен и дев, от юных берендеек,
От всех сердец, лелеющих
любовь.
Великий царь,
любви Купава ищет.
Хочу любить; а как его полюбишь?
Обижено, разбито сердце им;
Лишь ненависть к нему до гроба будет
В груди моей. Не надо мне его.
Новые друзья приняли нас горячо, гораздо лучше, чем два года тому назад. В их главе стоял Грановский — ему принадлежит главное место этого пятилетия. Огарев был почти все время в чужих краях. Грановский заменял его нам, и лучшими минутами того времени мы обязаны ему.
Великая сила
любви лежала в этой личности. Со многими я был согласнее в мнениях, но с ним я был ближе — там где-то, в глубине души.
Я был так вполне покоен, так уверен в нашей полной, глубокой
любви, что и не говорил об этом, это было
великое подразумеваемое всей жизни нашей; покойное сознание, беспредельная уверенность, исключающая сомнение, даже неуверенность в себе — составляли основную стихию моего личного счастья.
Но сам я горячо люблю Россию, хотя и странною
любовью, и верю в
великую, универсалистическую миссию русского народа.
Периодически являются люди, которые с большим подъемом поют: «От ликующих, праздно болтающих, обагряющих руки в крови, уведи меня в стан умирающих за
великое дело
любви».
Великий Инквизитор говорит Христу: «Ты возжелал свободной
любви человека».
Идея Творца полна достоинства и свободы: Он возжелал свободной
любви человека, чтобы свободно пошел человек за Творцом, прельщенный и плененный Им (слова
Великого Инквизитора).
Оправдание творчества и есть оправдание истории, оправдание культуры, оправдание воинственной правды общественной и
любви личной, познания и поэзии, оправдание наших
великих людей, наших творцов, для которых должно быть найдено место в Царстве Божьем.
Великий Инквизитор у Достоевского, враг свободы и враг Христа, говорит с укором Христу: «Ты возжелал свободной
любви человека, чтобы свободно пошел он за Тобой, прельщенный и плененный Тобою».
В Лире действительно сильная натура, и общее раболепство пред ним только развивает ее односторонним образом — не на
великие дела
любви и общей пользы, а единственно на удовлетворение собственных, личных прихотей.
Любовь — громадное,
великое чувство, могучее, как мир, а вовсе не валянье в постели.
А я скажу, что ею движет та же
великая, неразумная, слепая, эгоистическая
любовь, за которую мы все называем наших матерей, святыми женщинами.
Однако
любовь была настолько
велика, что аптекарский ученик Нейман с большим трудом, усилиями я унижениями сумел найти себе место ученика в одной из местных аптек и разыскал любимую девушку.
Этот нежный и страстный романс, исполненный
великой артисткой, вдруг напомнил всем этим женщинам о первой
любви, о первом падении, о позднем прощании на весенней заре, на утреннем холодке, когда трава седа от росы, а красное небо красит в розовый цвет верхушки берез, о последних объятиях, так тесно сплетенных, и о том, как не ошибающееся чуткое сердце скорбно шепчет: «Нет, это не повторится, не повторится!» И губы тогда были холодны и сухи, а на волосах лежал утренний влажный туман.
Как известно, у покойного
великого Тургенева
любовь всегда окружена дразнящей завесой, какой-то дымкой, неуловимой, запретной, но соблазнительной: девушки у него предчувствуют
любовь, и волнуются от ее приближения, и стыдятся свыше меры, и дрожат, и краснеют.
Человек рожден для
великой радости, для беспрестанного творчества, в котором он — бог, для широкой, свободной, ничем не стесненной
любви ко всему; к дереву, к небу, к человеку, к собаке, к милой, кроткой, прекрасной земле, ах, особенно к земле с ее блаженным материнством, с ее утрами и ночами, с ее прекрасными ежедневными чудесами.
К шесчастью, около него в то время не было ни одной из теперешних прогрессивных и ученых дам, которые, отвернув шею классическому аисту и вырвав с корнем капусту, под которой находят детей, рекомендуют в лекциях, в сравнениях и уподоблениях беспощадно и даже чуть ли не графическим порядком объяснять детям
великую тайну
любви и зарождения.
Много ли, мало ли времени она лежала без памяти — не ведаю; только, очнувшись, видит она себя во палате высокой беломраморной, сидит она на золотом престоле со каменьями драгоценными, и обнимает ее принц молодой, красавец писаный, на голове со короною царскою, в одежде златокованной, перед ним стоит отец с сестрами, а кругом на коленях стоит свита
великая, все одеты в парчах золотых, серебряных; и возговорит к ней молодой принц, красавец писаный, на голове со короною царскою: «Полюбила ты меня, красавица ненаглядная, в образе чудища безобразного, за мою добрую душу и
любовь к тебе; полюби же меня теперь в образе человеческом, будь моей невестою желанною.
— Очень уж
велика!.. Могла бы быть и меньше! — подхватил Вихров. — Ну, а еще какой-нибудь другой истории
любви, Гаврило Емельяныч, не знаешь ли? — прибавил он.
Читайте
великих мастеров искусства: Paul de Kock, Ponson du Terrail, Feydeau… [Поль де Кок, Понсон дю Террайль, Фейдо (франц.)] что вы найдете у них?
Любовь,
любовь и
любовь! Et «La belle Helene» donc! [И, наконец, «Прекрасная Елена»! (франц.)]
«Все будет хорошо, все!» Ее
любовь —
любовь матери — разгоралась, сжимая сердце почти до боли, потом материнское мешало росту человеческого, сжигало его, и на месте
великого чувства, в сером пепле тревоги, робко билась унылая мысль...
Она похожа на огромное здание с тысячами комнат, в которых свет, пение, чудные картины, умные, изящные люди, смех, танцы,
любовь — все, что есть
великого и грозного в искусстве.
Да, вот он едет в то место, где несколько женщин отдают кому угодно свое тело, свои ласки и
великую тайну своей
любви.
Может ли быть допущена идея о смерти в тот день, когда все говорит о жизни, все призывает к ней? Я люблю эти народные поверья, потому что в них, кроме поэтического чувства, всегда разлито много светлой, успокоивающей
любви. Не знаю почему, но, когда я взгляну на толпы трудящихся, снискивающих в поте лица хлеб свой, мне всегда приходит на мысль:"Как бы славно было умереть в этот
великий день!.."
«Кому от этого вред! ну, скажите, кому? — восклицает остервенившийся идеолог-чиновник, который
великим постом в жизнь никогда скоромного не едал, ни одной взятки не перекрестясь не бирал, а о
любви к отечеству отродясь без слез не говаривал, — кому вред от того, что вино в казну не по сорока, а по сорока пяти копеек за ведро ставится!»
Он хвалил направление нынешних писателей, направление умное, практическое, в котором, благодаря бога, не стало капли приторной чувствительности двадцатых годов; радовался вечному истреблению од, ходульных драм, которые своей высокопарной ложью в каждом здравомыслящем человеке могли только развивать желчь; радовался, наконец, совершенному изгнанию стихов к ней, к луне, к звездам; похвалил внешнюю блестящую сторону французской литературы и отозвался с уважением об английской — словом, явился в полном смысле литературным дилетантом и, как можно подозревать, весь рассказ о Сольфини изобрел, желая тем показать молодому литератору свою симпатию к художникам и
любовь к искусствам, а вместе с тем намекнуть и на свое знакомство с Пушкиным,
великим поэтом и человеком хорошего круга, — Пушкиным, которому, как известно, в дружбу напрашивались после его смерти не только люди совершенно ему незнакомые, но даже печатные враги его, в силу той невинной слабости, что всякому маленькому смертному приятно стать поближе к
великому человеку и хоть одним лучом его славы осветить себя.