Неточные совпадения
Милон. Я почту за истинное счастие, если удостоюсь
вашего доброго
мнения,
ваших ко мне милостей…
"Мудрые мира сего! — восклицает по этому поводу летописец, — прилежно о сем помыслите! и да не смущаются сердца
ваши при взгляде на шелепа и иные орудия, в коих, по высокоумному
мнению вашему, якобы сила и свет просвещения замыкаются!"
— Да, но вам, может быть, легче вступить в сношения, которые всё-таки необходимы, с человеком приготовленным. Впрочем, как хотите. Я очень рад был услышать о
вашем решении. И так уж столько нападков на добровольцев, что такой человек, как вы, поднимает их в общественном
мнении.
— Да, но в таком случае, если вы позволите сказать свою мысль… Картина
ваша так хороша, что мое замечание не может повредить ей, и потом это мое личное
мнение. У вас это другое. Самый мотив другой. Но возьмем хоть Иванова. Я полагаю, что если Христос сведен на степень исторического лица, то лучше было бы Иванову и избрать другую историческую тему, свежую, нетронутую.
—
Ваше сиятельство, позвольте мне вам дать свое
мнение: соберите их всех, дайте им знать, что вам все известно, и представьте им
ваше собственное положение точно таким самым образом, как вы его изволили изобразить сейчас передо мной, и спросите у них совета: что <бы> из них каждый сделал на
вашем положении?
В таком случае, когда нет возможности произвести дело гражданским образом, когда горят шкафы с <бумагами> и, наконец, излишеством лживых посторонних показаний и ложными доносами стараются затемнить и без того довольно темное дело, — я полагаю военный суд единственным средством и желаю знать
мнение ваше.
Зато любовь красавиц нежных
Надежней дружбы и родства:
Над нею и средь бурь мятежных
Вы сохраняете права.
Конечно так. Но вихорь моды,
Но своенравие природы,
Но
мненья светского поток…
А милый пол, как пух, легок.
К тому ж и
мнения супруга
Для добродетельной жены
Всегда почтенны быть должны;
Так
ваша верная подруга
Бывает вмиг увлечена:
Любовью шутит сатана.
— О будущем муже
вашей дочери я и не могу быть другого
мнения, — твердо и с жаром отвечал Разумихин, — и не из одной пошлой вежливости это говорю, а потому… потому… ну хоть по тому одному, что Авдотья Романовна сама, добровольно, удостоила выбрать этого человека.
Пренебрегая для вас общественным
мнением и восстановляя репутацию
вашу, уж, конечно, мог бы я, весьма и весьма, понадеяться на возмездие и даже потребовать благодарности
вашей…
Лучше всего прочтите ее сами; тут есть пункт, который очень меня беспокоит… вы сейчас увидите сами, какой это пункт, и… скажите мне
ваше откровенное
мнение, Дмитрий Прокофьич!
— Э-хе-хе!
мнение ваше весьма благоразумно. Движения подкупательные тактикою допускаются, и мы воспользуемся
вашим советом. Можно будет обещать за голову бездельника… рублей семьдесят или даже сто… из секретной суммы…
— А
ваше какое
мнение, Аркадий Николаевич?
— Ее Бердников знает. Он — циник, враль, презирает людей, как медные деньги, но всех и каждого насквозь видит. Он — невысокого… впрочем, пожалуй, именно высокого
мнения о
вашей патронессе. ‹Зовет ее — темная дама.› У него с ней, видимо, какие-то большие счеты, она, должно быть, с него кусок кожи срезала… На мой взгляд она — выдуманная особа…
Но в просьбе
вашей сообщить мое
мнение собственно об этой идее должен вам решительно отказать: во-первых, на письме не уместится, а во-вторых — и сам не готов к ответу, и мне надо еще это переварить.
Мнение ваше презираю, ужас
ваш презираю».
— Я не забыла этого, — приостановилась вдруг Катерина Ивановна, — и почему вы так враждебны ко мне в такую минуту, Катерина Осиповна? — с горьким, горячим упреком произнесла она. — Что я сказала, то я и подтверждаю. Мне необходимо
мнение его, мало того: мне надо решение его! Что он скажет, так и будет — вот до какой степени, напротив, я жажду
ваших слов, Алексей Федорович… Но что с вами?
— Вы сами вредите себе тем во
мнении судей
ваших.
— Не беспокойтесь о моем
мнении, — ответил старец. — Я вполне верую в искренность
вашей тоски.
— Как вы думаете, что я скажу вам теперь? Вы говорите, он любит вас; я слышал, что он человек неглупый. Почему же вы думаете, что напрасно открывать ему
ваше чувство, что он не согласится? Если бы препятствие было только в бедности любимого вами человека, это не удержало бы вас от попытки убедить
вашего батюшку на согласие, — так я думаю. Значит, вы полагаете, что
ваш батюшка слишком дурного
мнения о нем, — другой причины
вашего молчания перед батюшкою не может быть. Так?
— Вы доспрашивались моего
мнения о нем, — сказал он, — оно не так важно, как
ваше. Что вы думаете о нем?
— Мы все говорили обо мне, — начал Лопухов: — а ведь это очень нелюбезно с моей стороны, что я все говорил о себе. Теперь я хочу быть любезным, — говорить о вас! Вера Павловна. Знаете, я был о вас еще гораздо худшего
мнения, чем вы обо мне. А теперь… ну, да это после. Но все-таки, я не умею отвечать себе на одно. Отвечайте вы мне. Скоро будет
ваша свадьба?
Как женщина прямая, я изложу вам основания такого моего
мнения с полною ясностью, хотя некоторые из них и щекотливы для
вашего слуха, — впрочем, малейшего
вашего слова будет достаточно, чтобы я остановилась.
Вы остались одураченною, но это нисколько не роняет нашего
мнения о
вашем уме, Марья Алексевна:
ваша ошибка не свидетельствует против вас.
Вы, профессор N (она назвала фамилию знакомого, через которого получен был адрес) и
ваш товарищ, говоривший с ним о
вашем деле, знаете друг друга за людей достаточно чистых, чтобы вам можно было говорить между собою о дружбе одного из вас с молодою девушкою, не компрометируя эту девушку во
мнении других двух.
— В первом-то часу ночи? Поедем — ка лучше спать. До свиданья, Жан. До свиданья, Сторешников. Разумеется, вы не будете ждать Жюли и меня на
ваш завтрашний ужин: вы видите, как она раздражена. Да и мне, сказать по правде, эта история не нравится. Конечно, вам нет дела до моего
мнения. До свиданья.
— Может быть, мы никогда больше не увидимся, — сказал он мне, — перед разлукой я хотел с вами объясниться. Вы могли заметить, что я мало уважаю постороннее
мнение; но я вас люблю и чувствую: мне было бы тягостно оставить в
вашем уме несправедливое впечатление.
Но теперь я надеюсь, что вы не станете судить ее слишком строго; а она хоть и притворяется, что ей все нипочем, —
мнением каждого дорожит,
вашим же в особенности.
Эти вопросы были легки, но не были вопросы. В захваченных бумагах и письмах
мнения были высказаны довольно просто; вопросы, собственно, могли относиться к вещественному факту: писал ли человек или нет такие строки. Комиссия сочла нужным прибавлять к каждой выписанной фразе: «Как вы объясняете следующее место
вашего письма?»
Вот что он писал мне 29 августа 1849 года в Женеву: «Итак, дело решено: под моей общей дирекцией вы имеете участие в издании журнала,
ваши статьи должны быть принимаемы без всякого контроля, кроме того, к которому редакцию обязывает уважение к своим
мнениям и страх судебной ответственности.
— Кстати, — сказал он мне, останавливая меня, — я вчера говорил о
вашем деле с Киселевым. [Это не П. Д. Киселев, бывший впоследствии в Париже, очень порядочный человек и известный министр государственных имуществ, а другой, переведенный в Рим. (Прим. А. И. Герцена.)] Я вам должен сказать, вы меня извините, он очень невыгодного
мнения о вас и вряд ли сделает что-нибудь в
вашу пользу.
Надобно прибавить, что кудахтанье считается признаком, что тетерев не ранен] Прямым доказательством моему
мнению служит то, что такой же косач, поднятый охотником нечаянно в лесу в конце весны, летом и даже в начале осени, падает мертвый, как сноп, от
вашего выстрела, хотя ружье было заряжено рябчиковой дробью и хотя мера была не слишком близка.
— Если б у меня спросили
мнение насчет
вашего возраста, — сказал ее сосед, — я сильно колебался бы между тринадцатью и двадцатью тремя. Правда, иногда вы кажетесь совсем-таки ребенком, а рассуждаете порой, как опытная старушка.
— Мать
ваша равного со мною была
мнения о ничтожности должностей наших, от рождения проистекающих.
Мало того, — вас и впоследствии будет преследовать неблагоприятное
мнение начальника: вы либерал, вы непочтительны к начальству, голова
ваша набита фанаберией…
— Нет-с, позвольте-с, многоуважаемый князь, — с яростию ухватился Лебедев, — так как вы сами изволите видеть, что это не шутка и так как половина
ваших гостей по крайней мере того же
мнения и уверены, что теперь, после произнесенных здесь слов, он уж непременно должен застрелиться из чести, то я хозяин-с и при свидетелях объявляю, что приглашаю вас способствовать!
— По моему
мнению, — начал князь довольно тихо, — по моему
мнению, вы, господин Докторенко, во всем том, что сказали сейчас, наполовину совершенно правы, даже я согласен, что на гораздо большую половину, и я бы совершенно был с вами согласен, если бы вы не пропустили чего-то в
ваших словах.
— Я, пожалуй, и очень не прочь прибавить, — улыбаясь продолжал Евгений Павлович, — что всё, что я выслушал от
ваших товарищей, господин Терентьев, и всё, что вы изложили сейчас, и с таким несомненным талантом, сводится, по моему
мнению, к теории восторжествования права, прежде всего и мимо всего, и даже с исключением всего прочего, и даже, может быть, прежде исследования, в чем и право-то состоит? Может быть, я ошибаюсь?
Я пишу, глядя на
ваш портрет, — как будто говорю. Позвольте еще сказать, что я желал бы, чтоб вы сбрили бороду. Никак не могу к ней привыкнуть, хоть Сашенька меня уверяла в Ялуторовске, что борода к вам очень идет. Добывши
ваш портрет, я не согласен с ее
мнением…
— Однако хороша и
ваша терпимость
мнений! За что вы человека выгнали вон?
Свекровь твоя уж, наверное, тебя же дурой считает, да и весь город-то, мужланы-то
ваши, о тебе того же
мнения.
— А у вас что? Что там у вас? Гггааа! ни одного человека путного не было, нет и не будет. Не будет, не будет! — кричала она, доходя до истерики. — Не будет потому, что
ваш воздух и болота не годятся для русской груди… И вы… (маркиза задохнулась) вы смеете говорить о наших людях, и мы вас слушаем, а у вас нет терпимости к чужим
мнениям; у вас Марат — бог; золото, чины, золото, золото да разврат — вот
ваши боги.
— И
ваше такое же
мнение? — спросил ее Павел.
— Роман, а потому вы прочтите мне
вашу комедию, а я вам — мое произведение, и мы скажем друг другу совершенно откровенно наши
мнения.
— Ну, а
ваше какое
мнение о моем произведении? — спросил он ее.
— Дай бог так, Наташа. К тому же вот мое
мнение, и окончательное: я все перебрал и вывел, что хоть князь, может быть, и иезуитничает, но соглашается он на
ваш брак вправду и серьезно.
— Вы мнительны, вы в тревоге, — продолжал он, обращаясь к ней, — просто-запросто вы ревнуете к Катерине Федоровне и потому готовы обвинить весь свет и меня первого, и… и позвольте уж все сказать: странное
мнение можно получить о
вашем характере…
Теперь же, когда еще ничего не решено, у вас один только путь: признаться в несправедливости
вашего иска и признаться открыто, а если надо, так и публично, — вот мое
мнение; говорю вам прямо, потому что вы же сами спрашивали моего
мнения и, вероятно, не желали, чтоб я с вами хитрил.
— Стало быть, по
мнению вашему, все это — дело возможное и ненаказуемое? Стало быть, и аттестация, что я детей естеству вещей не обучал, — и это дело допустимое?
— Извольте-с. Я готов дать соответствующее по сему предмету предписание. (Я звоню; на мой призыв прибегает мой главный подчиненный.)
Ваше превосходительство! потрудитесь сделать надлежащее распоряжение о допущении русских дам к слушанию университетских курсов! Итак, сударыни, по надлежащем и всестороннем обсуждении,
ваше желание удовлетворено; но я надеюсь, что вы воспользуетесь данным вам разрешением не для того, чтобы сеять семена революций, а для того, чтобы оправдать доброе
мнение об вас начальства.
— Вы давеча упрекнули меня в неискренности… Вы хотите знать, почему я все время никуда не показывалась, — извольте! Увеличивать своей особой сотни пресмыкающихся пред одним человеком, по моему
мнению, совершенно лишнее. К чему вся эта комедия, когда можно остаться в стороне? До
вашего приезда я, по свойственной всем людям слабости, завидовала тому, что дается богатством, но теперь я переменила свой взгляд и вдвое счастливее в своем уголке.