Неточные совпадения
Но так как он все-таки
был сыном XVIII века, то
в болтовне его нередко прорывался
дух исследования, который мог бы дать очень горькие плоды, если б он
не был в значительной степени смягчен
духом легкомыслия.
Все
в ней
было полно какого-то скромного и
в то же время
не безрасчетного изящества, начиная от
духов violettes de Parmes, [Пармские фиалки (франц.).] которым опрыскан
был ее платок, и кончая щегольскою перчаткой, обтягивавшей ее маленькую, аристократическую ручку.
Но ошибка
была столь очевидна, что даже он понял ее. Послали одного из стариков
в Глупов за квасом, думая ожиданием сократить время; но старик оборотил
духом и принес на голове целый жбан,
не пролив ни капли. Сначала
пили квас, потом чай, потом водку. Наконец, чуть смерклось, зажгли плошку и осветили навозную кучу. Плошка коптела, мигала и распространяла смрад.
10) Маркиз де Санглот, Антон Протасьевич, французский выходец и друг Дидерота. Отличался легкомыслием и любил
петь непристойные песни. Летал по воздуху
в городском саду и чуть
было не улетел совсем, как зацепился фалдами за шпиц, и оттуда с превеликим трудом снят. За эту затею уволен
в 1772 году, а
в следующем же году,
не уныв
духом, давал представления у Излера на минеральных водах. [Это очевидная ошибка. — Прим. издателя.]
Но глуповцы
не внимали обличителям и с дерзостью говорили:"Хлеб пущай свиньи
едят, а мы свиней съедим — тот же хлеб
будет!"И Дю-Шарио
не только
не возбранял подобных ответов, но даже видел
в них возникновение какого-то
духа исследования.
— Ну, это, брат, дудки! После этого каждый поросенок
будет тебе
в глаза лгать, что он
не поросенок, а только поросячьими
духами прыскается!
Степан Аркадьич
был в упадке
духа, что редко случалось с ним, и долго
не мог заснуть. Всё, что он ни вспоминал, всё
было гадко, но гаже всего, точно что-то постыдное, вспоминался ему вечер у графини Лидии Ивановны.
Споров более
не затевалось, а, напротив, после обеда все
были в самом хорошем расположении
духа.
Воспоминание о вас для вашего сына может повести к вопросам с его стороны, на которые нельзя отвечать,
не вложив
в душу ребенка
духа осуждения к тому, что должно
быть для него святыней, и потому прошу понять отказ вашего мужа
в духе христианской любви. Прошу Всевышнего о милосердии к вам.
Теперь,
в том чувствительном ко всему, размягченном состоянии
духа,
в котором он находился, эта необходимость притворяться
была Левину
не только тяжела, но показалась совершенно невозможною.
Другая неприятность, расстроившая
в первую минуту его хорошее расположение
духа, но над которою он после много смеялся, состояла
в том, что из всей провизии, отпущенной Кити
в таком изобилии, что, казалось, нельзя
было ее доесть
в неделю, ничего
не осталось.
— Может
быть, — сказал Степан Аркадьич. — Что-то мне показалось такое вчера. Да, если он рано уехал и
был еще
не в духе, то это так… Он так давно влюблен, и мне его очень жаль.
Казалось, она
была не только здорова и свежа, но
в наилучшем расположении
духа.
Из его родных гостил
в это лето у них один Сергей Иванович, но и тот
был не Левинского, а Кознышевекого склада человек, так что Левинский
дух совершенно уничтожался.
Я окончил вечер у княгини; гостей
не было, кроме Веры и одного презабавного старичка. Я
был в духе, импровизировал разные необыкновенные истории; княжна сидела против меня и слушала мой вздор с таким глубоким, напряженным, даже нежным вниманием, что мне стало совестно. Куда девалась ее живость, ее кокетство, ее капризы, ее дерзкая мина, презрительная улыбка, рассеянный взгляд?..
Самая полнота и средние лета Чичикова много повредят ему: полноты ни
в каком случае
не простят герою, и весьма многие дамы, отворотившись, скажут: «Фи, такой гадкий!» Увы! все это известно автору, и при всем том он
не может взять
в герои добродетельного человека, но… может
быть,
в сей же самой повести почуются иные, еще доселе
не бранные струны, предстанет несметное богатство русского
духа, пройдет муж, одаренный божескими доблестями, или чудная русская девица, какой
не сыскать нигде
в мире, со всей дивной красотой женской души, вся из великодушного стремления и самоотвержения.
Слова эти и решимость на минуту успокоили Леницына. Он
был очень взволнован и уже начинал
было подозревать,
не было ли со стороны Чичикова какой-нибудь фабрикации относительно завещания. Теперь укорил себя
в подозрении. Готовность присягнуть
была явным доказательством, что Чичиков <невинен>.
Не знаем мы, точно ли достало бы
духу у Павла Ивановича присягнуть на святом, но сказать это достало
духа.
В последней строке
не было размера, но это, впрочем, ничего: письмо
было написано
в духе тогдашнего времени. Никакой подписи тоже
не было: ни имени, ни фамилии, ни даже месяца и числа.
В postscriptum [
В приписке (лат.).]
было только прибавлено, что его собственное сердце должно отгадать писавшую и что на бале у губернатора, имеющем
быть завтра,
будет присутствовать сам оригинал.
Я поставлю полные баллы во всех науках тому, кто ни аза
не знает, да ведет себя похвально; а
в ком я вижу дурной
дух да насмешливость, я тому нуль, хотя он Солона заткни за пояс!» Так говорил учитель,
не любивший насмерть Крылова за то, что он сказал: «По мне, уж лучше
пей, да дело разумей», — и всегда рассказывавший с наслаждением
в лице и
в глазах, как
в том училище, где он преподавал прежде, такая
была тишина, что слышно
было, как муха летит; что ни один из учеников
в течение круглого года
не кашлянул и
не высморкался
в классе и что до самого звонка нельзя
было узнать,
был ли кто там или нет.
Здесь Чичиков,
не дожидаясь, что
будет отвечать на это Ноздрев, скорее за шапку да по-за спиною капитана-исправника выскользнул на крыльцо, сел
в бричку и велел Селифану погонять лошадей во весь
дух.
Губернаторша, сказав два-три слова, наконец отошла с дочерью
в другой конец залы к другим гостям, а Чичиков все еще стоял неподвижно на одном и том же месте, как человек, который весело вышел на улицу, с тем чтобы прогуляться, с глазами, расположенными глядеть на все, и вдруг неподвижно остановился, вспомнив, что он позабыл что-то и уж тогда глупее ничего
не может
быть такого человека: вмиг беззаботное выражение слетает с лица его; он силится припомнить, что позабыл он, —
не платок ли? но платок
в кармане;
не деньги ли? но деньги тоже
в кармане, все, кажется, при нем, а между тем какой-то неведомый
дух шепчет ему
в уши, что он позабыл что-то.
Губернаторша произнесла несколько ласковым и лукавым голосом с приятным потряхиванием головы: «А, Павел Иванович, так вот как вы!..»
В точности
не могу передать слов губернаторши, но
было сказано что-то исполненное большой любезности,
в том
духе,
в котором изъясняются дамы и кавалеры
в повестях наших светских писателей, охотников описывать гостиные и похвалиться знанием высшего тона,
в духе того, что «неужели овладели так вашим сердцем, что
в нем нет более ни места, ни самого тесного уголка для безжалостно позабытых вами».
Он
был не глуп; и мой Евгений,
Не уважая сердца
в нем,
Любил и
дух его суждений,
И здравый толк о том, о сем.
Он с удовольствием, бывало,
Видался с ним, и так нимало
Поутру
не был удивлен,
Когда его увидел он.
Тот после первого привета,
Прервав начатый разговор,
Онегину, осклабя взор,
Вручил записку от поэта.
К окну Онегин подошел
И про себя ее прочел.
«
Не спится, няня: здесь так душно!
Открой окно да сядь ко мне». —
«Что, Таня, что с тобой?» — «Мне скучно,
Поговорим о старине». —
«О чем же, Таня? Я, бывало,
Хранила
в памяти
не мало
Старинных
былей, небылиц
Про злых
духов и про девиц;
А нынче всё мне тёмно, Таня:
Что знала, то забыла. Да,
Пришла худая череда!
Зашибло…» — «Расскажи мне, няня,
Про ваши старые года:
Была ты влюблена тогда...
Я чувствовал, однако, что, хотя это начало
было очень блестяще и вполне доказывало мое высокое знание французского языка, продолжать разговор
в таком
духе я
не в состоянии.
Карл Иваныч
был очень
не в духе.
— Неразумная голова, — говорил ему Тарас. — Терпи, козак, — атаман
будешь!
Не тот еще добрый воин, кто
не потерял
духа в важном деле, а тот добрый воин, кто и на безделье
не соскучит, кто все вытерпит, и хоть ты ему что хочь, а он все-таки поставит на своем.
Народ
в городе голодный; стало
быть, все съест
духом, да и коням тоже сена… уж я
не знаю, разве с неба кинет им на вилы какой-нибудь их святой… только про это еще Бог знает; а ксендзы-то их горазды на одни слова.
Размешайте заряд пороху
в чарке сивухи,
духом выпейте, и все пройдет —
не будет и лихорадки; а на рану, если она
не слишком велика, приложите просто земли, замесивши ее прежде слюною на ладони, то и присохнет рана.
— Теперь благослови, мать, детей своих! — сказал Бульба. — Моли Бога, чтобы они воевали храбро, защищали бы всегда честь лыцарскую, [Рыцарскую. (Прим. Н.
В. Гоголя.)] чтобы стояли всегда за веру Христову, а
не то — пусть лучше пропадут, чтобы и
духу их
не было на свете! Подойдите, дети, к матери: молитва материнская и на воде и на земле спасает.
Это
был один из тех характеров, которые могли возникнуть только
в тяжелый XV век на полукочующем углу Европы, когда вся южная первобытная Россия, оставленная своими князьями,
была опустошена, выжжена дотла неукротимыми набегами монгольских хищников; когда, лишившись дома и кровли, стал здесь отважен человек; когда на пожарищах,
в виду грозных соседей и вечной опасности, селился он и привыкал глядеть им прямо
в очи, разучившись знать, существует ли какая боязнь на свете; когда бранным пламенем объялся древле мирный славянский
дух и завелось козачество — широкая, разгульная замашка русской природы, — и когда все поречья, перевозы, прибрежные пологие и удобные места усеялись козаками, которым и счету никто
не ведал, и смелые товарищи их
были вправе отвечать султану, пожелавшему знать о числе их: «Кто их знает! у нас их раскидано по всему степу: что байрак, то козак» (что маленький пригорок, там уж и козак).
— Чтобы тотчас же
духу вашего
не было в моей комнате; извольте съезжать, и все между нами кончено! И как подумаю, что я же из кожи выбивался, ему излагал… целые две недели!..
— Бросила! — с удивлением проговорил Свидригайлов и глубоко перевел
дух. Что-то как бы разом отошло у него от сердца, и, может
быть,
не одна тягость смертного страха; да вряд ли он и ощущал его
в эту минуту. Это
было избавление от другого, более скорбного и мрачного чувства, которого бы он и сам
не мог во всей силе определить.
Переведя
дух и прижав рукой стукавшее сердце, тут же нащупав и оправив еще раз топор, он стал осторожно и тихо подниматься на лестницу, поминутно прислушиваясь. Но и лестница на ту пору стояла совсем пустая; все двери
были заперты; никого-то
не встретилось. Во втором этаже одна пустая квартира
была, правда, растворена настежь, и
в ней работали маляры, но те и
не поглядели. Он постоял, подумал и пошел дальше. «Конечно,
было бы лучше, если б их здесь совсем
не было, но… над ними еще два этажа».
Вот Мишенька,
не говоря ни слова,
Увесистый булыжник
в лапы сгрёб,
Присел на корточки,
не переводит
духу,
Сам думает: «Молчи ж, уж я тебя, воструху!»
И, у друга на лбу подкарауля муху,
Что силы
есть — хвать друга камнем
в лоб!
Схватка произошла
в тот же день за вечерним чаем. Павел Петрович сошел
в гостиную уже готовый к бою, раздраженный и решительный. Он ждал только предлога, чтобы накинуться на врага; но предлог долго
не представлялся. Базаров вообще говорил мало
в присутствии «старичков Кирсановых» (так он называл обоих братьев), а
в тот вечер он чувствовал себя
не в духе и молча
выпивал чашку за чашкой. Павел Петрович весь горел нетерпением; его желания сбылись наконец.
— Ты —
ешь,
ешь больше! — внушала она. — И
не хочется, а —
ешь. Черные мысли у тебя оттого, что ты плохо питаешься. Самгин старший, как это по-латыни? Слышишь?
В здоровом теле —
дух здоровый…
Вином от нее
не пахло, только
духами. Ее восторг напомнил Климу ожесточение, с которым он думал о ней и о себе на концерте. Восторг ее
был неприятен. А она пересела на колени к нему, сняла очки и, бросив их на стол, заглянула
в глаза.
запел он и, сунув палку под мышку, потряс свободной рукой ствол молодой сосны. — Костерчик разведи, только — чтобы огонь
не убежал. Погорит сушняк — пепел
будет, дунет ветер — нету пеплу! Все —
дух. Везде. Ходи
в духе…
— XIX век — век пессимизма, никогда еще
в литературе и философии
не было столько пессимистов, как
в этом веке. Никто
не пробовал поставить вопрос:
в чем коренится причина этого явления? А она — совершенно очевидна: материализм! Да, именно — он! Материальная культура
не создает счастья,
не создает.
Дух не удовлетворяется количеством вещей, хотя бы они
были прекрасные. И вот здесь — пред учением Маркса встает неодолимая преграда.
— Пробовал я там говорить с людями —
не понимают. То
есть — понимают, но —
не принимают. Пропагандист я — неумелый,
не убедителен. Там все индивидуалисты…
не пошатнешь! Один сказал: «Что ж мне о людях заботиться, ежели они обо мне и
не думают?» А другой говорит: «Может, завтра море смерти моей потребует, а ты мне внушаешь, чтоб я на десять лет вперед жизнь мою рассчитывал». И все
в этом
духе…
Ее слова о
духе и вообще все, что она,
в разное время, говорила ему о своих взглядах на религию, церковь, —
было непонятно, неинтересно и
не удерживалось
в его памяти.
Нехаева
была неприятна. Сидела она изломанно скорчившись, от нее исходил одуряющий запах крепких
духов. Можно
было подумать, что тени
в глазницах ее искусственны, так же как румянец на щеках и чрезмерная яркость губ. Начесанные на уши волосы делали ее лицо узким и острым, но Самгин уже
не находил эту девушку такой уродливой, какой она показалась с первого взгляда. Ее глаза смотрели на людей грустно, и она как будто чувствовала себя серьезнее всех
в этой комнате.
Хотелось, чтоб ее речь, монотонная — точно осенний дождь, перестала звучать, но Варвара украшалась словами еще минут двадцать, и Самгин
не поймал среди них ни одной мысли, которая
не была бы знакома ему. Наконец она ушла, оставив на столе носовой платок, от которого исходил запах едких
духов, а он отправился
в кабинет разбирать книги, единственное богатство свое.
В комнате
было душновато, крепкие
духи женщины
не могли одолеть запаха пыли, нагретой центральным отоплением.
— Мы — бога во Христе отрицаемся, человека же — признаем! И
был он, Христос, духовен человек, однако — соблазнил его Сатана, и нарек он себя сыном бога и царем правды. А для нас — несть бога, кроме
духа! Мы —
не мудрые, мы — простые. Мы так думаем, что истинно мудр тот, кого люди безумным признают, кто отметает все веры, кроме веры
в духа. Только
дух — сам от себя, а все иные боги — от разума, от ухищрений его, и под именем Христа разум же скрыт, — разум церкви и власти.
Она повествует ему о подвигах наших Ахиллов и Улиссов, об удали Ильи Муромца, Добрыни Никитича, Алеши Поповича, о Полкане-богатыре, о Калечище прохожем, о том, как они странствовали по Руси, побивали несметные полчища басурманов, как состязались
в том, кто одним
духом выпьет чару зелена вина и
не крякнет; потом говорила о злых разбойниках, о спящих царевнах, окаменелых городах и людях; наконец, переходила к нашей демонологии, к мертвецам, к чудовищам и к оборотням.
«Верно, Андрей рассказал, что на мне
были вчера надеты чулки разные или рубашка наизнанку!» — заключил он и поехал домой
не в духе и от этого предположения, и еще более от приглашения обедать, на которое отвечал поклоном: значит, принял.
Недостало
духа и
не нужно
было обнажаться до дна души перед чиновником. «Я и книг
не знаю», — шевельнулось
в нем, но
не сошло с языка и выразилось печальным вздохом.
Есть такие люди,
в которых, как ни бейся,
не возбудишь никак
духа вражды, мщения и т. п.