Неточные совпадения
Осип, слуга, таков, как обыкновенно
бывают слуги несколько пожилых лет. Говорит сурьёзно, смотрит несколько вниз, резонер и любит себе самому читать нравоучения для своего
барина. Голос его всегда почти ровен,
в разговоре с
барином принимает суровое, отрывистое и несколько даже грубое выражение. Он умнее своего
барина и потому скорее догадывается, но не любит много говорить и молча плут. Костюм его — серый или синий поношенный сюртук.
Кутейкин. Нет, милостивый
господин, мой счетец зело не мал. За полгода за ученье, за обувь, что истаскал
в три года, за простой, что сюда прибредешь,
бывало, по-пустому, за…
Левин по этому случаю сообщил Егору свою мысль о том, что
в браке главное дело любовь и что с любовью всегда будешь счастлив, потому что счастье
бывает только
в себе самом. Егор внимательно выслушал и, очевидно, вполне понял мысль Левина, но
в подтверждение ее он привел неожиданное для Левина замечание о том, что, когда он жил у хороших
господ, он всегда был своими
господами доволен и теперь вполне доволен своим хозяином, хоть он Француз.
— Слышь, мужика Кошкарев
барин одел, говорят, как немца: поодаль и не распознаешь, — выступает по-журавлиному, как немец. И на бабе не то чтобы платок, как
бывает, пирогом или кокошник на голове, а немецкий капор такой, как немки ходят, знашь,
в капорах, — так капор называется, знашь, капор. Немецкий такой капор.
Но
господа средней руки, что на одной станции потребуют ветчины, на другой поросенка, на третьей ломоть осетра или какую-нибудь запеканную колбасу с луком и потом как ни
в чем не
бывало садятся за стол
в какое хочешь время, и стерляжья уха с налимами и молоками шипит и ворчит у них меж зубами, заедаемая расстегаем или кулебякой с сомовьим плёсом, [Сомовий плёс — «хвост у сома, весь из жира».
Здесь с ним обедывал зимою
Покойный Ленский, наш сосед.
Сюда пожалуйте, за мною.
Вот это барский кабинет;
Здесь почивал он, кофей кушал,
Приказчика доклады слушал
И книжку поутру читал…
И старый
барин здесь живал;
Со мной,
бывало,
в воскресенье,
Здесь под окном, надев очки,
Играть изволил
в дурачки.
Дай Бог душе его спасенье,
А косточкам его покой
В могиле,
в мать-земле сырой...
Письмо матери его измучило. Но относительно главнейшего, капитального пункта сомнений
в нем не было ни на минуту, даже
в то еще время, как он читал письмо. Главнейшая суть дела была решена
в его голове, и решена окончательно: «Не
бывать этому браку, пока я жив, и к черту
господина Лужина!»
Дядька не утаил, что
барин бывал в гостях у Емельки Пугачева и что-де злодей его таки жаловал; но клялся, что ни о какой измене он не слыхивал.
Блестела золотая парча, как ржаное поле
в июльский вечер на закате солнца; полосы глазета напоминали о голубоватом снеге лунных ночей зимы, разноцветные материи — осеннюю расцветку лесов; поэтические сравнения эти явились у Клима после того, как он
побывал в отделе живописи, где «объясняющий
господин», лобастый, длинноволосый и тощий, с развинченным телом, восторженно рассказывая публике о пейзаже Нестерова, Левитана, назвал Русь парчовой, ситцевой и наконец — «чудесно вышитой по бархату земному шелками разноцветными рукою величайшего из художников — божьей рукой».
Бывали минуты, когда эта роль, утомляя, вызывала
в нем смутное сознание зависимости от силы, враждебной ему, — минуты, когда он чувствовал себя слугою неизвестного
господина.
— Начальство очень обозлилось за пятый год. Травят мужиков. Брата двоюродного моего
в каторгу на четыре года погнали, а шабра — умнейший, спокойный был мужик, — так его и вовсе повесили. С баб и то взыскивают, за старое-то, да! Разыгралось начальство прямо… до бесстыдства! А помещики-то новые, отрубники, хуторяне действуют вровень с полицией. Беднота говорит про них: «
Бывало — сами водили нас усадьбы жечь,
господ сводить с земли, а теперь вот…»
Оно бы ничего, но все эти
господа и госпожи смотрели на него так странно; и это, пожалуй, ничего. Прежде,
бывало, иначе на него и не смотрели благодаря его сонному, скучающему взгляду, небрежности
в одежде.
Не дай Бог, когда Захар воспламенится усердием угодить
барину и вздумает все убрать, вычистить, установить, живо, разом привести
в порядок! Бедам и убыткам не
бывает конца: едва ли неприятельский солдат, ворвавшись
в дом, нанесет столько вреда. Начиналась ломка, паденье разных вещей, битье посуды, опрокидыванье стульев; кончалось тем, что надо было его выгнать из комнаты, или он сам уходил с бранью и с проклятиями.
— У нас,
в Обломовке, этак каждый праздник готовили, — говорил он двум поварам, которые приглашены были с графской кухни, —
бывало, пять пирожных подадут, а соусов что, так и не пересчитаешь! И целый день господа-то кушают, и на другой день. А мы дней пять доедаем остатки. Только доели, смотришь, гости приехали — опять пошло, а здесь раз
в год!
Егор за ужином пересказал это девушкам, прибавив, что
барин собирается, должно быть, опять «чудить» ночью, как
бывало в начале осени.
— А Катерина Николаевна опять
в свет «ударилась», праздник за праздником, совсем блистает; говорят, все даже придворные влюблены
в нее… а с
господином Бьорингом все совсем оставили, и не
бывать свадьбе; все про то утверждают… с того самого будто бы разу.
Опускаю подробности и не привожу всю нить разговора, чтоб не утомлять. Смысл
в том, что он сделал мне предложение «познакомить его с
господином Дергачевым, так как вы там
бываете!»
— Тут причина ясная: они выбирают Бога, чтоб не преклоняться перед людьми, — разумеется, сами не ведая, как это
в них делается: преклониться пред Богом не так обидно. Из них выходят чрезвычайно горячо верующие — вернее сказать, горячо желающие верить; но желания они принимают за самую веру. Из этаких особенно часто
бывают под конец разочаровывающиеся. Про
господина Версилова я думаю, что
в нем есть и чрезвычайно искренние черты характера. И вообще он меня заинтересовал.
Я узнал от смотрителя, однако ж, немного: он добавил, что там есть один каменный дом, а прочие деревянные; что есть продажа вина; что
господа все хорошие и купечество знатное; что зимой живут
в городе, а летом на заимках (дачах), под камнем, «то есть камня никакого нет, — сказал он, — это только так называется»; что проезжих
бывает мало-мало; что если мне надо ехать дальше, то чтоб я спешил, а то по Лене осенью ехать нельзя, а берегом худо и т. п.
— Мы и то с тетенькой, касатка, переговаривались, може, сразу ослобонят. Тоже, сказывали,
бывает. Еще и денег надают, под какой час попадешь, — тотчас же начала своим певучим голосом сторожиха. — Ан, вот оно что. Видно, сгад наш не
в руку.
Господь, видно, свое, касатка, — не умолкая вела она свою ласковую и благозвучную речь.
— Это уж божеское произволение, — резонирует Илья, опять начиная искать
в затылке. — Ежели кому
господь здоровья посылает… Другая лошадь
бывает, Игнатий Львович, — травишь-травишь
в нее овес, а она только сохнет с корму-то. А
барин думает, что кучер овес ворует… Позвольте насчет жалованья, Игнатий Львович.
Наконец, и главное, конечно для того, чтоб его, Смердякова, разбитого припадком, тотчас же перенесли из кухни, где он всегда отдельно ото всех ночевал и где имел свой особенный вход и выход,
в другой конец флигеля,
в комнатку Григория, к ним обоим за перегородку,
в трех шагах от их собственной постели, как всегда это
бывало, спокон века, чуть только его разбивала падучая, по распоряжениям
барина и сердобольной Марфы Игнатьевны.
Слова его, конечно, были как бы и нелепые, но ведь
Господь знает, что
в них заключалось-то,
в этих словах, а у всех Христа ради юродивых и не такие еще
бывают слова и поступки.
«Знаю я, говорю, Никитушка, где ж ему и быть, коль не у
Господа и Бога, только здесь-то, с нами-то его теперь, Никитушка, нет, подле-то, вот как прежде сидел!» И хотя бы я только взглянула на него лишь разочек, только один разочек на него мне бы опять поглядеть, и не подошла бы к нему, не промолвила,
в углу бы притаилась, только бы минуточку едину повидать, послыхать его, как он играет на дворе, придет,
бывало, крикнет своим голосочком: «Мамка, где ты?» Только б услыхать-то мне, как он по комнате своими ножками пройдет разик, всего бы только разик, ножками-то своими тук-тук, да так часто, часто, помню, как,
бывало, бежит ко мне, кричит да смеется, только б я его ножки-то услышала, услышала бы, признала!
В числе этих любителей преферанса было: два военных с благородными, но слегка изношенными лицами, несколько штатских особ,
в тесных, высоких галстухах и с висячими, крашеными усами, какие только
бывают у людей решительных, но благонамеренных (эти благонамеренные люди с важностью подбирали карты и, не поворачивая головы, вскидывали сбоку глазами на подходивших); пять или шесть уездных чиновников, с круглыми брюшками, пухлыми и потными ручками и скромно неподвижными ножками (эти
господа говорили мягким голосом, кротко улыбались на все стороны, держали свои игры у самой манишки и, козыряя, не стучали по столу, а, напротив, волнообразно роняли карты на зеленое сукно и, складывая взятки, производили легкий, весьма учтивый и приличный скрип).
Оно так и было, да не теперь,
господа; оно и теперь так
бывает, да не
в той части молодежи, которая одна и называется нынешней молодежью.
На сей раз он привел меня
в большой кабинет; там, за огромным столом, на больших покойных креслах сидел толстый, высокий румяный
господин — из тех, которым всегда
бывает жарко, с белыми, откормленными, но рыхлыми мясами, с толстыми, но тщательно выхоленными руками, с шейным платком, сведенным на минимум, с бесцветными глазами, с жовиальным [Здесь: благодушным (от фр. jovial).] выражением, которое обыкновенно принадлежит людям, совершенно потонувшим
в любви к своему благосостоянию и которые могут подняться холодно и без больших усилий до чрезвычайных злодейств.
Встарь
бывала, как теперь
в Турции, патриархальная, династическая любовь между помещиками и дворовыми. Нынче нет больше на Руси усердных слуг, преданных роду и племени своих
господ. И это понятно. Помещик не верит
в свою власть, не думает, что он будет отвечать за своих людей на Страшном судилище Христовом, а пользуется ею из выгоды. Слуга не верит
в свою подчиненность и выносит насилие не как кару божию, не как искус, — а просто оттого, что он беззащитен; сила солому ломит.
— Истинно удивительно, государь мой, как подумаешь, что простой мещанин прошел все места эти. Более трех тысяч верст, государь мой! Более трех тысяч верст. Подлинно, его сам
Господь сподобил
побывать в Палестине и Иерусалиме.
Я не сомневаюсь
в существовании Бога, но у меня
бывают мгновения, когда приходит
в голову кошмарная мысль, что они, ортодоксы, мыслящие отношения между Богом и человеком социоморфически, как отношения между
господином и рабом, правы, и тогда все погибло, погиб и я.
— Вторая улика-с: след оказывается ложный, а данный адрес неточный. Час спустя, то есть
в восемь часов, я уже стучался к Вилкину; он тут
в Пятой улице-с, и даже знаком-с. Никакого не оказалось Фердыщенка. Хоть и добился от служанки, совершенно глухой-с, что назад тому час действительно кто-то стучался и даже довольно сильно, так что и колокольчик сорвал. Но служанка не отворила, не желая будить
господина Вилкина, а может быть, и сама не желая подняться. Это бывает-с.
В течение двадцати лет бедный немец пытал свое счастие:
побывал у различных
господ, жил и
в Москве, и
в губернских городах, терпел и сносил многое, узнал нищету, бился, как рыба об лед; но мысль о возвращении на родину не покидала его среди всех бедствий, которым он подвергался; она только одна его и поддерживала.
— Ах, сестричка Анна Родивоновна: волка ноги кормят. А что касаемо того, что мы испиваем малость, так ведь и свинье
бывает праздник.
В кои-то годы
Господь счастья послал… А вы, любезная сестричка, выпейте лучше с нами за конпанию стаканчик сладкой водочки. Все ваше горе как рукой снимет… Эй, Яша, сдействуй насчет мадеры!..
— Князь говорит дело. Умение владеть инструментом во всяком случае повышает эстетический вкус, да и
в жизни иногда
бывает подспорьем. Я же, с своей стороны,
господа… я предлагаю читать с молодой особой «Капитал» Маркса и историю человеческой культуры. А кроме того. проходить с ней физику и химию.
— Вы часто,
господин поручик,
бываете в К.? — спросил Горизонт.
— Да вот,
барин, хотя бы то, — отвечала Груша, немного покраснев, — вот как вы, пока
в деревне жили, заставите
бывало меня что-нибудь делать — я и делаю, а думаю не про то; работа-то уж и не спорится от этого.
— Ничуть не бывало-с! — возразил Петр Петрович. — Наша полиция точно
в насмешку спрашивает меня бумагой, что так как у повара моего
в желудке найдено около рюмки вина, то не от вина ли ему смерть приключилась? Я пишу: «Нет, потому что и сам
господин исправник
в присутствии моем выпивал неоднократно по десяти рюмок водки, и оттого, однако, смерти ему не приключалось»; так они и скушали от меня эту пилюлю.
— Каналья этакий! — произнес он. — Да и вы,
господа чиновники, удивительное дело, какой нынче пустой народ стали! Вон у меня покойный дядя исправником был… Тогда, знаете, этакие французские камзолы еще носили… И как,
бывало, он из округи приедет, тетушка сейчас и лезет к нему
в этот камзол
в карманы: из одного вынимает деньги, что по округе собрал, а из другого — волосы человечьи — это он из бород у мужиков надрал. У того бы они квасу не выпустили!
— Нет, не
бывал!..
В Новоселках, когда он жил у себя
в деревне, захаживал к нему; сколько раз ему отседова книг, по его приказанью, высылал!..
Барин важный!.. Только вот, поди ты: весь век с ключницей своей, словно с женой какой, прожил.
Если же его место у печки
бывало занято, то он, постояв несколько времени
в бессмысленном недоумении против
господина, занявшего его место, уходил, как будто озадаченный,
в другой угол к окну.
Позовут,
бывало, Дерунова
в столовую и посадят вместе с
господами чай пить.
Бывают такие люди, и
господь их знает, как они живут, если не попадут
в руки какой-нибудь умной и энергичной женщины.
В господском доме шел ужаснейший переполох по случаю приезда
барина, который не
бывал на заводах с раннего детства.
— Задевает? — смеясь, вскричал хохол. — Эх, ненько, деньги! Были бы они у нас! Мы еще все на чужой счет живем. Вот Николай Иванович получает семьдесят пять рублей
в месяц — нам пятьдесят отдает. Так же и другие. Да голодные студенты иной раз пришлют немного, собрав по копейкам. А
господа, конечно, разные
бывают. Одни — обманут, другие — отстанут, а с нами — самые лучшие пойдут…
— Какие у нас пряники! разве к нам мужики ходят? К. нам, сударь, большие
господа ездят! — говорит он мне
в виде поучения, как будто хочет дать мне почувствовать:"Эх ты, простота! не знаешь сам, кто у тебя
бывает!"
— Конечно, чиновники; но разные
бывают, Пашенька, чиновники! Вот, например Иван Демьяныч [См. очерк «Порфирий Петрович». (Прим. Салтыкова-Щедрина.)] чиновники и
господин Щедрин чиновники. Только Иван Демьяныч
в передней водку пьют и закусывают, а
господин Щедрин исполняет эту потребность
в собственном моем кабинете. Поняли вы, Пашенька?
— Скажу, примерно, хошь про себя, — продолжал Пименыч, не отвечая писарю, — конечно, меня
господь разумением выспренним не одарил, потому как я солдат и, стало быть, даров прозорливства взять мне неоткуда, однако истину от неправды и я различить могу… И это именно так, что
бывают на свете такие угодные богу праведники и праведницы, которые единым простым своим сердцем непроницаемые тайны проницаемыми соделывают, и
в грядущее, яко
в зерцало, очами бестелесными прозревают!
Так вот-с какие люди
бывали в наше время,
господа; это не то что грубые взяточники или с большой дороги грабители; нет, всё народ-аматёр был. Нам и денег,
бывало, не надобно, коли сами
в карман лезут; нет, ты подумай да прожект составь, а потом и пользуйся.
— Просим выкушать! — настаивала, с своей стороны, Кузьмовна, — у меня, сударь, и генералы чай кушивали… Тоже, чай, знаете генерала Гореглядова, Ардальона Михайлыча — ну, приятель мне был. Приедет,
бывало,
в скиты, царство ему небесное:"Ну, говорит, Кузьмовна, хоть келью мы у тебя и станем ужотка зорить, а чаю выпить можно"… Да где же у тебя жених-от девался, Аннушка? Ты бы небось позвала его сюда: все бы барину-то поповаднее было.
— Как же, сударь, по-церковному-то все уж умели, а были и такие начетчицы, что послушать,
бывало, любо; я вот и сама смолоду-то куда востра на грамоту была…
Господа тоже большие к нам
в скиты посмотреть на наш обиход езживали.