Неточные совпадения
Городничий. Да, и тоже над каждой кроватью надписать по-латыни или на другом каком языке… это уж по вашей части, Христиан Иванович, — всякую болезнь: когда кто заболел, которого дня и числа… Нехорошо, что у вас больные такой крепкий табак курят, что всегда расчихаешься, когда войдешь. Да и лучше, если б их
было меньше: тотчас отнесут к дурному смотрению или к неискусству
врача.
Когда доктора остались одни, домашний
врач робко стал излагать свое мнение, состоящее в том, что
есть начало туберкулезного процесса, но… и т. д. Знаменитый доктор слушал его и в середине его речи посмотрел на свои крупные золотые часы.
— Ага, — сказал Самгин и отошел прочь, опасаясь, что скажет еще что-нибудь неловкое. Он чувствовал себя нехорошо, —
было физически неприятно, точно он заболевал, как месяца два тому назад, когда
врач определил у него избыток кислот в желудке.
—
Будучи несколько, — впрочем, весьма немного, — начитан и зная Европу, я нахожу, что в лице интеллигенции своей Россия создала нечто совершенно исключительное и огромной ценности. Наши земские
врачи, статистики, сельские учителя, писатели и вообще духовного дела люди — сокровище необыкновенное…
Самгин наблюдал шумную возню людей и думал, что для них существуют школы, церкви, больницы, работают учителя, священники,
врачи. Изменяются к лучшему эти люди? Нет. Они такие же, какими
были за двадцать, тридцать лег до этого года. Целый угол пекарни до потолка загроможден сундучками с инструментом плотников. Для них делают топоры,
пилы, шерхебели, долота. Телеги, сельскохозяйственные машины, посуду, одежду. Варят стекло. В конце концов, ведь и войны имеют целью дать этим людям землю и работу.
— Вот и займись гинекологией,
будешь дамским
врачом. Наружность у тебя счастливая.
Возвратясь домой, он увидал у ворот полицейского, на крыльце дома — другого; оказалось, что полиция желала арестовать Инокова, но доктор воспротивился этому; сейчас приедут полицейский
врач и судебный следователь для проверки показаний доктора и допроса Инокова, буде он окажется в силах дать показание по обвинению его «в нанесении тяжких увечий, последствием коих
была смерть».
Кажется, ни за что не умрешь в этом целебном, полном неги воздухе, в теплой атмосфере, то
есть не умрешь от болезни, а от старости разве, и то когда заживешь чужой век. Однако здесь оканчивает жизнь дочь бразильской императрицы, сестра царствующего императора. Но она прибегла к целительности здешнего воздуха уже в последней крайности, как прибегают к первому знаменитому
врачу — поздно: с часу на час ожидают ее кончины.
Местный полицейский
врач 4-го участка удостоверил, что смерть произошла от разрыва сердца, вызванного чрезмерным употреблением спиртных напитков. Тело Смелькова
было предано земле.
Но, как человек от природы умный и добрый, он очень скоро почувствовал невозможность такого примирения и, чтобы не видеть того внутреннего противоречия, в котором он постоянно находился, всё больше и больше отдавался столь распространенной среди военных привычке
пить много вина и так предался этой привычке, что после тридцатипятилетней военной службы сделался тем, что
врачи называют алкоголиком.
Затем следовали имена понятых, подписи и затем заключение
врача, из которого видно
было, что найденные при вскрытии и записанные в протокол изменения в желудке и отчасти в кишках и почках дают право заключить с большой степенью вероятности, что смерть Смелькова последовала от отравления ядом, попавшим ему в желудок вместе с вином.
Действительно, Екатерина Маслова находилась там. Прокурор забыл, что месяцев шесть тому назад жандармами, как видно,
было возбуждено раздутое до последней степени политическое дело, и все места дома предварительного заключения
были захвачены студентами,
врачами, рабочими, курсистками и фельдшерицами.
На другой день после посещения Масленникова Нехлюдов получил от него на толстой глянцовитой с гербом и печатями бумаге письмо великолепным твердым почерком о том, что он написал о переводе Масловой в больницу
врачу, и что, по всей вероятности, желание его
будет исполнено.
Было подписано: «любящий тебя старший товарищ», и под подписью «Масленников»
был сделан удивительно искусный, большой и твердый росчерк.
Какое это счастье
быть земским
врачом, помогать страдальцам, служить народу.
И доктору Старцеву, Дмитрию Ионычу, когда он
был только что назначен земским
врачом и поселился в Дялиже, в девяти верстах от С., тоже говорили, что ему, как интеллигентному человеку, необходимо познакомиться с Туркиными.
Доктор Герценштубе и встретившийся Ивану Федоровичу в больнице
врач Варвинский на настойчивые вопросы Ивана Федоровича твердо отвечали, что падучая болезнь Смердякова несомненна, и даже удивились вопросу: «Не притворялся ли он в день катастрофы?» Они дали ему понять, что припадок этот
был даже необыкновенный, продолжался и повторялся несколько дней, так что жизнь пациента
была в решительной опасности, и что только теперь, после принятых мер, можно уже сказать утвердительно, что больной останется в живых, хотя очень возможно (прибавил доктор Герценштубе), что рассудок его останется отчасти расстроен «если не на всю жизнь, то на довольно продолжительное время».
Что же до того, налево или направо должен
был смотреть подсудимый, входя в залу, то, «по его скромному мнению», подсудимый именно должен
был, входя в залу, смотреть прямо пред собой, как и смотрел в самом деле, ибо прямо пред ним сидели председатель и члены суда, от которых зависит теперь вся его участь, «так что, смотря прямо пред собой, он именно тем самым и доказал совершенно нормальное состояние своего ума в данную минуту», — с некоторым жаром заключил молодой
врач свое «скромное» показание.
Кстати, уже всем почти
было известно в городе, что приезжий знаменитый
врач в какие-нибудь два-три дня своего у нас пребывания позволил себе несколько чрезвычайно обидных отзывов насчет дарований доктора Герценштубе.
С своей стороны, я вполне согласен с мнением молодого
врача, находившего, что подсудимый пользуется и пользовался полными и нормальными умственными способностями, а
был лишь раздражен и озлоблен.
А между тем дело
было гораздо проще и произошло крайне естественно: у супруги Ипполита Кирилловича другой день как болели зубы, и ему надо же
было куда-нибудь убежать от ее стонов;
врач же уже по существу своему не мог
быть вечером нигде иначе как за картами.
Был он
врач добросовестный, человек прекрасный и благочестивый, какой-то гернгутер или «моравский брат» — уж не знаю наверно.
В самом углу залива находится русское селение, называвшееся ранее постом Ольги. Первой постройкой, которая появилась здесь в 1854 году,
была матросская казарма. В 1878 году сюда приехали лесничий и фельдшер, а до того времени местный пристав исполнял их обязанности: он
был и учителем, и
врачом, чинил суд и расправу.
— А вот как, Верочка. Теперь уж конец апреля. В начале июля кончатся мои работы по Академии, — их надо кончить, чтобы можно
было нам жить. Тогда ты и уйдешь из подвала. Только месяца три потерпи еще, даже меньше. Ты уйдешь. Я получу должность
врача. Жалованье небольшое; но так и
быть,
буду иметь несколько практики, — насколько
будет необходимо, — и
будем жить.
Если
будет нужно снова сделать консилиум, я скажу Карлу Федорычу-то
есть пользовавшему
врачу, который просиял восторгом спасения от своей atrophia nervorum.
Лопухов положительно знал, что
будет ординатором (
врачом) в одном из петербургских военных гошпиталей — это считается большим счастьем — и скоро получит кафедру в Академии.
Надобно же отыскать болезнь; пользовавший
врач придумал: atrophia nervorum «прекращение питания нервов»; бывает ли на свете такая болезнь, или нет, мне неизвестно, но если бывает, то уж и я понимаю, что она должна
быть неизлечима.
Когда она поступила в мастерскую Веры Павловны, Лопухов, бывший там домашним
врачом, делал все возможное, чтобы задержать ход чахотки, сделал многое, то
есть много по трудности того небольшого успеха, который получил; но развязка приближалась.
Наш доктор знал Петровского и
был его
врачом. Спросили и его для формы. Он объявил инспектору, что Петровский вовсе не сумасшедший и что он предлагает переосвидетельствовать, иначе должен
будет дело это вести дальше. Губернское правление
было вовсе не прочь, но, по несчастию, Петровский умер в сумасшедшем доме, не дождавшись дня, назначенного для вторичного свидетельства, и несмотря на то что он
был молодой, здоровый малый.
Призвали наконец и доктора, который своим появлением только напугал больную. Это
был один из тех неумелых и неразвитых захолустных
врачей, которые из всех затруднений выходили с честью при помощи формулы: в известных случаях наша наука бессильна. Эту формулу высказал он и теперь: высказал самоуверенно, безапелляционно и, приняв из рук Степаниды Михайловны (на этот раз трезвой) красную ассигнацию, уехал обратно в город.
Дежурная комната находилась в правой стороне нижнего этажа, стена в стену с гауптвахтой, а с другой ее стороны
была квартира полицейского
врача. Над участком — квартира пристава, а над караульным домом, гауптвахтой и квартирой
врача — казарма пожарной команды, грязная и промозглая.
Врачом полицейским
был такой же, как Ольга Петровна, благодетель хитровской рвани, описанный портретно в рассказе А. П. Чехова «Попрыгунья», — Д. П. Кувшинников, нарочно избравший себе этот участок, чтобы служить бедноте.
Доктор в доме Стабровского
был своим человеком и желанным гостем, как
врач и образованный человек.
— О, она плохо кончит! — уверял Стабровский в отчаянии и сам начинал смотреть на
врачей, как на чудотворцев, от которых зависело здоровье его Диди. — Теперь припадки на время прекратились, но
есть двадцать первый год. Что
будет тогда?
В конце концов Стабровский обратился к своим провинциальным
врачам, у которых
было и времени больше, и усердия, и свежей наблюдательности.
Это
было преступление без заранее обдуманного намерения: однажды вечером мать ушла куда-то, оставив меня домовничать с ребенком; скучая, я развернул одну из книг отчима — «Записки
врача» Дюма-отца — и между страниц увидал два билета — в десять рублей и в рубль.
Медицина не в силах задержать рокового вымирания, но,
быть может,
врачам удастся изучить условия, при которых наше вмешательство в жизнь этого народа могло бы принести ему наименее вреда.
В каждой из четырех воинских команд должен
быть штаб-офицер, два обер-офицера и
врач; кроме того, адъютант управления войск о. Сахалина, его помощник и аудитор.
Земская больница в г. Серпухове, Москов. губ., поставленная роскошно и удовлетворяющая вполне современным требованиям науки, где среднее ежедневное число коечных больных в 1893 г.
было 43 и амбулаторных 36,2 (13278 в год), где
врач почти каждый день делает серьезные операции, наблюдает за эпидемиями, ведет сложную регистрацию и проч. — эта лучшая больница в уезде в 1893 г. стоила земству 12803 р. 17 к., считая тут страхования и ремонт зданий 1298 р. и жалованье прислуге 1260 р. (см. «Обзор Серпуховской земской санитарно-врачебной организации за 1892–1893 гг.»).
Это давно уже признанный сумасшедший,
был на испытании у
врача, параноик.
Но я не успел побывать в этом средневековом учреждении, так как в сентябре оно
было закрыто молодым военным
врачом, исправлявшим временно должность тюремного
врача.
Окружной начальник и тюремный
врач в Александровске говорили мне, что 2-го мая 1890 г. на «Петербурге» прибыло 500 арестантов, и из них не менее ста болели цингою; 51
были положены
врачом в лазарет и околоток.
[Со временем выбор новых мест
будет возложен в каждом округе на комиссию из чинов тюремного ведомства, топографа, агронома и
врача, и тогда по протоколам этой комиссии можно
будет судить, почему выбрана та или другая местность.
Если бы здесь сумасшедших сожигали на кострах по распоряжению тюремных
врачей, то и это не
было бы удивительно, так как местные больничные порядки отстали от цивилизации по крайней мере лет на двести.
«Может
быть, — пишет
врач Синцовский, — для ссыльнокаторжных такая стеснительная обстановка допускается как мера наказания, но караул солдат тут ни при чем, и за что он должен испытывать подобное наказание — неизвестно».
Обыкновенно наказывают плетями или розгами всех бегунов без разбора, но уж одно то, что часто побеги от начала до конца поражают своею несообразностью, бессмыслицей, что часто благоразумные, скромные и семейные люди убегают без одёжи, без хлеба, без цели, без плана, с уверенностью, что их непременно поймают, с риском потерять здоровье, доверие начальства, свою относительную свободу и иногда даже жалованье, с риском замерзнуть или
быть застреленным, — уже одна эта несообразность должна бы подсказывать сахалинским
врачам, от которых зависит наказать или не наказать, что во многих случаях они имеют дело не с преступлением, а с болезнью.
Из отчета заведующего медицинскою частью видно, что в 1889 г. «для определения способности перенести телесное наказание по приговорам судов»
было освидетельствовано
врачами 67 человек.
В назначенный день, 13 августа, утром, смотритель тюрьмы,
врач и я подходили не спеша к канцелярии; Прохоров, о приводе которого
было сделано распоряжение еще накануне, сидел на крыльце с надзирателями, не зная еще, что ожидает его.
Когда я спросил в Александровске,
есть ли здесь проститутки, то мне ответили: «Сколько угодно!» [Полицейское управление, впрочем, дало мне список, в котором
было только 30 проституток, свидетельствуемых еженедельно
врачом.]
Этот взгляд
был присущ и младшим представителям церкви; сахалинские священники всегда держались в стороне от наказания и относились к ссыльным не как к преступникам, а как к людям, и в этом отношении проявляли больше такта и понимания своего долга, чем
врачи или агрономы, которые часто вмешивались не в свое дело.
— Сия
есть странница, нам неизвестная, именует себя Прямовзорой и глазным
врачом.