Неточные совпадения
Анна Андреевна, жена его, провинциальная кокетка, еще не совсем пожилых лет, воспитанная вполовину на романах и альбомах, вполовину на хлопотах в
своей кладовой и девичьей. Очень любопытна и при случае выказывает тщеславие.
Берет иногда власть над мужем потому только, что тот не находится, что отвечать ей; но власть эта распространяется только на мелочи и состоит в выговорах и насмешках. Она четыре раза переодевается в разные платья в продолжение пьесы.
Стародум (
берет у Правдина табак). Как ни с чем? Табакерке цена пятьсот рублев. Пришли к купцу двое. Один, заплатя деньги, принес домой табакерку. Другой пришел домой без табакерки. И ты думаешь, что другой пришел домой ни с чем? Ошибаешься. Он принес назад
свои пятьсот рублев целы. Я отошел от двора без деревень, без ленты, без чинов, да мое принес домой неповрежденно, мою душу, мою честь, мои правилы.
— Я не понимаю, как они могут так грубо ошибаться. Христос уже имеет
свое определенное воплощение в искусстве великих стариков. Стало быть, если они хотят изображать не Бога, а революционера или мудреца, то пусть из истории
берут Сократа, Франклина, Шарлоту Корде, но только не Христа. Они
берут то самое лицо, которое нельзя
брать для искусства, а потом…
Первое время в Москве Левина занимали лошади, приведенные из деревни. Ему хотелось устроить эту часть как можно лучше и дешевле; но оказалось, что
свои лошади обходились дороже извозчичьих, и извозчика всё-таки
брали.
Перебирать все эти пухленькие ножки, натягивая на них чулочки,
брать в руки и окунать эти голенькие тельца и слышать то радостные, то испуганные визги; видеть эти задыхающиеся, с открытыми, испуганными и веселыми глазами, лица, этих брызгающихся
своих херувимчиков, было для нее большое наслаждение.
Прошу посмотреть на него, когда он сидит среди
своих подчиненных, — да просто от страха и слова не выговоришь! гордость и благородство, и уж чего не выражает лицо его? просто
бери кисть, да и рисуй...
— Как в цене? — сказал опять Манилов и остановился. — Неужели вы полагаете, что я стану
брать деньги за души, которые в некотором роде окончили
свое существование? Если уж вам пришло этакое, так сказать, фантастическое желание, то с
своей стороны я передаю их вам безынтересно и купчую
беру на себя.
— Позвольте вам вместо того, чтобы заводить длинное дело, вы, верно, не хорошо рассмотрели самое завещание: там, верно, есть какая-нибудь приписочка. Вы возьмите его на время к себе. Хотя, конечно, подобных вещей на дом
брать запрещено, но если хорошенько попросить некоторых чиновников… Я с
своей стороны употреблю мое участие.
Но вы, разрозненные томы
Из библиотеки чертей,
Великолепные альбомы,
Мученье модных рифмачей,
Вы, украшенные проворно
Толстого кистью чудотворной
Иль Баратынского пером,
Пускай сожжет вас божий гром!
Когда блистательная дама
Мне
свой in-quarto подает,
И дрожь и злость меня
берет,
И шевелится эпиграмма
Во глубине моей души,
А мадригалы им пиши!
Он иногда читает Оле
Нравоучительный роман,
В котором автор знает боле
Природу, чем Шатобриан,
А между тем две, три страницы
(Пустые бредни, небылицы,
Опасные для сердца дев)
Он пропускает, покраснев,
Уединясь от всех далеко,
Они над шахматной доской,
На стол облокотясь, порой
Сидят, задумавшись глубоко,
И Ленский пешкою ладью
Берет в рассеянье
свою.
Она улыбается
своей грустной, очаровательной улыбкой,
берет обеими руками мою голову, целует меня в лоб и кладет к себе на колени.
Вы слышали от отцов и дедов, в какой чести у всех была земля наша: и грекам дала знать себя, и с Царьграда
брала червонцы, и города были пышные, и храмы, и князья, князья русского рода,
свои князья, а не католические недоверки.
И когда турки, обрадовавшись, что достали себе такого слугу, стали пировать и, позабыв закон
свой, все перепились, он принес все шестьдесят четыре ключа и роздал невольникам, чтобы отмыкали себя, бросали бы цепи и кандалы в море, а
брали бы наместо того сабли да рубили турков.
Это было то место Днепра, где он, дотоле спертый порогами,
брал наконец
свое и шумел, как море, разлившись по воле; где брошенные в средину его острова вытесняли его еще далее из берегов и волны его стлались широко по земле, не встречая ни утесов, ни возвышений.
— Э, э, э! что же это вы, хлопцы, так притихли? — сказал наконец Бульба, очнувшись от
своей задумчивости. — Как будто какие-нибудь чернецы! Ну, разом все думки к нечистому!
Берите в зубы люльки, да закурим, да пришпорим коней, да полетим так, чтобы и птица не угналась за нами!
— Ишь лохмотьев каких набрал и спит с ними, ровно с кладом… — И Настасья закатилась
своим болезненно-нервическим смехом. Мигом сунул он все под шинель и пристально впился в нее глазами. Хоть и очень мало мог он в ту минуту вполне толково сообразить, но чувствовал, что с человеком не так обращаться будут, когда придут его
брать. «Но… полиция?»
— Чтой-то вы уж совсем нас во власть
свою берете, Петр Петрович. Дуня вам рассказала причину, почему не исполнено ваше желание: она хорошие намерения имела. Да и пишете вы мне, точно приказываете. Неужели ж нам каждое желание ваше за приказание считать? А я так вам напротив скажу, что вам следует теперь к нам быть особенно деликатным и снисходительным, потому что мы все бросили и, вам доверясь, сюда приехали, а стало быть, и без того уж почти в вашей власти состоим.
— Да я там же, тогда же в воротах с ними стоял, али запамятовали? Мы и рукомесло
свое там имеем, искони. Скорняки мы, мещане, на дом работу
берем… а паче всего обидно стало…
Беру тебя еще раз на личную
свою ответственность, — так и сказали, — помни, дескать, ступай!» Облобызал я прах ног его, мысленно, ибо взаправду не дозволили бы, бывши сановником и человеком новых государственных и образованных мыслей; воротился домой, и как объявил, что на службу опять зачислен и жалование получаю, господи, что тогда было…
…Он бежит подле лошадки, он забегает вперед, он видит, как ее секут по глазам, по самым глазам! Он плачет. Сердце в нем поднимается, слезы текут. Один из секущих задевает его по лицу; он не чувствует, он ломает
свои руки, кричит, бросается к седому старику с седою бородой, который качает головой и осуждает все это. Одна баба
берет его за руку и хочет увесть; но он вырывается и опять бежит к лошадке. Та уже при последних усилиях, но еще раз начинает лягаться.
Она всегда протягивала ему
свою руку робко, иногда даже не подавала совсем, как бы боялась, что он оттолкнет ее. Он всегда как бы с отвращением
брал ее руку, всегда точно с досадой встречал ее, иногда упорно молчал во все время ее посещения. Случалось, что она трепетала его и уходила в глубокой скорби. Но теперь их руки не разнимались; он мельком и быстро взглянул на нее, ничего не выговорил и опустил
свои глаза в землю. Они были одни, их никто не видел. Конвойный на ту пору отворотился.
— Я познакомлю тебя с здешними барынями, я
беру тебя под
свое крылышко, — перебил Матвей Ильич и самодовольно засмеялся. — Тебе тепло будет, а?
Наступили лучшие дни в году — первые дни июня. Погода стояла прекрасная; правда, издали грозилась опять холера, но жители…й губернии успели уже привыкнуть к ее посещениям. Базаров вставал очень рано и отправлялся версты за две, за три, не гулять — он прогулок без цели терпеть не мог, — а собирать травы, насекомых. Иногда он
брал с собой Аркадия. На возвратном пути у них обыкновенно завязывался спор, и Аркадий обыкновенно оставался побежденным, хотя говорил больше
своего товарища.
— Ну, вот тебе беспереводный рубль, — сказала она.
Бери его и поезжай в церковь. После обедни мы, старики, зайдем к батюшке, отцу Василию, пить чай, а ты один, — совершенно один, — можешь идти на ярмарку и покупать все, что ты сам захочешь. Ты сторгуешь вещь, опустишь руку в карман и выдашь
свой рубль, а он опять очутится в твоем же кармане.
— Сдаюсь, — выл Варавка и валился на диван, давя
своих врагов. С него
брали выкуп пирожными, конфектами, Лида причесывала его растрепанные волосы, бороду, помуслив палец
свой, приглаживала мохнатые брови отца, а он, исхохотавшийся до изнеможения, смешно отдувался, отирал платком потное лицо и жалобно упрекал...
Несмотря на все это, то есть что Захар любил выпить, посплетничать,
брал у Обломова пятаки и гривны, ломал и бил разные вещи и ленился, все-таки выходило, что он был глубоко преданный
своему барину слуга.
У Обломова в кабинете переломаны или перебиты почти все вещи, особенно мелкие, требующие осторожного обращения с ними, — и всё по милости Захара. Он
свою способность
брать в руки вещь прилагает ко всем вещам одинаково, не делая никакого различия в способе обращения с той или другой вещью.
Обломов стал было делать возражения, но Штольц почти насильно увез его к себе, написал доверенность на
свое имя, заставил Обломова подписать и объявил ему, что он
берет Обломовку на аренду до тех пор, пока Обломов сам приедет в деревню и привыкнет к хозяйству.
Если ты скажешь смело и обдуманно да — я
беру назад
свое решение: вот моя рука и пойдем, куда хочешь, за границу, в деревню, даже на Выборгскую сторону!
Стала съезжаться к поезду публика, и должник явился тут, как лист перед травою, и с ним дама; лакей
берет для них билеты, а он сидит с
своей дамой, чай пьет и тревожно осматривается на всех.
Прочими книгами в старом доме одно время заведовала Вера, то есть
брала, что ей нравилось, читала или не читала, и ставила опять на
свое место. Но все-таки до книг дотрогивалась живая рука, и они кое-как уцелели, хотя некоторые, постарее и позамасленнее, тронуты были мышами. Вера писала об этом через бабушку к Райскому, и он поручил передать книги на попечение Леонтия.
— Поди ты с
своей Лукрецией! — небрежно сказала она, — с кем он там меня не сравнивает? Я — и Клеопатра, и какая-то Постумия, и Лавиния, и Корнелия, еще матрона… Ты лучше книги
бери, когда дарят! Борис Павлович подарит мне…
Соловей лил
свои трели. Марфеньку обняло обаяние теплой ночи. Мгла, легкий шелест листьев и щелканье соловья наводили на нее дрожь. Она оцепенела в молчании и по временам от страха ловила руку Викентьева. А когда он сам
брал ее за руку, она ее отдергивала.
И оба встали с места, оба бледные, стараясь не глядеть друг на друга. Она искала, при слабом, проницавшем сквозь ветви лунном свете,
свою мантилью. Руки у ней дрожали и
брали не то, что нужно. Она хваталась даже за ружье.
Она платила ему такой же дружбой, но в тоне ее было больше живости и короткости. Она даже
брала над ним верх, чем, конечно, была обязана бойкому
своему нраву.
Татьяна Марковна не совсем была внимательна к богатой библиотеке, доставшейся Райскому, книги продолжали изводиться в пыли и в прахе старого дома. Из них Марфенька
брала изредка кое-какие книги, без всякого выбора: как, например, Свифта, Павла и Виргинию, или возьмет Шатобриана, потом Расина, потом роман мадам Жанлис, и книги берегла, если не больше, то наравне с
своими цветами и птицами.
Ему вдруг пришло в голову — послать ловкого Егорку последить, кто
берет письма у рыбака, узнать, кто такая Секлетея Бурдалахова. Он уже позвонил, но когда явился Егор — он помолчал, взглянул на Егора, покраснел за
свое намерение и махнул ему рукой, чтобы он шел вон.
— Вы не могли
брать в зачет версиловских без его позволения, и я не мог вам давать его деньги без его позволения… Я вам
свои давал; и вы знали; знали и
брали; а я терпел ненавистную комедию в
своем доме!
— Ваши проиграл. Я
брал у князя за ваш счет. Конечно, это — страшная нелепость и глупость с моей стороны… считать ваши деньги
своими, но я все хотел отыграться.
Это как-то само собою в сердце делается, безо всякого предварительного расчета; но такая любовь, сильная к слабому, бывает иногда несравненно сильнее и мучительнее, чем любовь равных характеров, потому что невольно
берешь на себя ответственность за
своего слабого друга.
Поспорив с Николаем Семеновичем, я вдруг объявил ему, что
беру девочку на
свой счет.
И я не осуждаю; тут не пошлость эгоизма и не грубость развития; в этих сердцах, может быть, найдется даже больше золота, чем у благороднейших на вид героинь, но привычка долгого принижения, инстинкт самосохранения, долгая запуганность и придавленность
берут наконец
свое.
Ну чем он не европеец? Тем, что однажды за обедом спрятал в бумажку пирожное, а в другой раз слизнул с тарелки сою из анчоусов, которая ему очень понравилась? это местные нравы — больше ничего. Он до сих пор не видал тарелки и ложки, ел двумя палочками, похлебку
свою пил непосредственно из чашки. Можно ли его укорять еще и за то, что он, отведав какого-нибудь кушанья, отдавал небрежно тарелку Эйноске, который, как пудель, сидел у ног его? Переводчик
брал, с земным поклоном, тарелку и доедал остальное.
Иногда он, не зная назначения какой-нибудь вещи,
брал ее в руки и долго рассматривал, стараясь угадать, что бы это такое было, и уже ставил по
своему усмотрению.
Оттого китаец делает что хочет: если он чиновник, он
берет взятки с низших и дает сам их высшим; если он солдат, он
берет жалованье и ленится и с поля сражения бегает: он не думает, что он служит, чтобы воевать, а чтоб содержать
свое семейство.
Но пока она будет держаться нынешней
своей системы, увертываясь от влияния иностранцев, уступая им кое-что и держа
своих по-прежнему в страхе, не позволяя им
брать без позволения даже пустой бутылки, она еще будет жить старыми
своими началами, старой религией, простотой нравов, скромностью и умеренностью образа жизни.
Сам г-н Бетлинк в книге
своей не
берет на себя основательного знания этого языка и ссылается на другие авторитеты.
Берите же, любезный друг,
свою лиру,
свою палитру,
свой роскошный, как эти небеса, язык, язык богов, которым только и можно говорить о здешней природе, и спешите сюда, — а я винюсь в
своем бессилии и умолкаю!
Мы везде, где нам предложат капусты, моркови, молока, все
берем с величайшим удовольствием и щедро платим за все, лишь бы поддерживалась охота в переселенцах жить в этих новых местах, лишь бы не оставляла их надежда на сбыт
своих произведений.
Живут они патриархально, толпой выходят навстречу путешественникам,
берут за руки, ведут в домы и с земными поклонами ставят перед ними избытки
своих полей и садов…