По субботам к вотчиму десятками являлись рабочие продавать записки на провизию, которую они должны были брать в заводской лавке, этими записками им платили вместо денег, а вотчим скупал их за полцены. Он принимал рабочих в кухне, сидя за столом, важный, хмурый,
брал записку и говорил...
Негина. «Серьезно», об таком-то деле серьезно! Да за кого ж вы меня принимаете! Разве это «дело»? Ведь это позор! Ты помнишь, что он-то говорил, он, мой милый, мой Петя! Как тут думать, об чем думать, об чем разговаривать! А коли есть в тебе сомнение, так возьми что-нибудь, да и погадай! Ведь я твоя. Чет или нечет, вот и конец. (
Берет записку Мелузова.)
Неточные совпадения
Через день он предложил ей носить от Ивашева вести и
брать ее
записки.
— Я
беру вашу
записку, чтобы возвратить ее тому, от кого она получена.
Письмо — в клочья. В зеркале на секунду — мои исковерканные, сломанные брови. Я
беру талон, чтобы и его так же, как ее
записку —
(
Берет чернил и
записку пишет —
берет шляпу.)
На другой день Полина Николаевна прислала ему в амбар две книги, которые когда-то
брала у него, все его письма и его фотографии; при этом была
записка, состоявшая только из одного слова: «Баста!»
Негина (дочитывает
записку Мелузова). «Но если ты найдешь минуты две-три свободных, так выбеги в ваш садик, я подожду тебя». Ах, бедный, бедный! Как я его мало любила! Вот когда я чувствую, что люблю его всей душой. (
Берет письмо Нарокова.) Ах, вот и это! И это надо сохранить на всю жизнь! Уж так меня никто любить не будет. Дайте-ка шаль! Я пойду.
Теперь, когда прошло десять лет, жалость и страх, вызванные записями, конечно, ушли. Это естественно. Но, перечитав эти
записки теперь, когда тело Полякова давно истлело, а память о нем совершенно исчезла, я сохранил к ним интерес. Может быть, они нужны?
Беру на себя смелость решить это утвердительно. Анна К. умерла в 1922 году от сыпного тифа и на том же участке, где работала. Амнерис — первая жена Полякова — за границей. И не вернется.
Его труд, конечно, важнее, потому что он указывает, откуда именно
брал то или другое известие; но «
Записки о российской истории» имеют то преимущество, что облечены в более легкую форму, и притом события представлены в них подробнее.
В «
Записках» же Державина есть любопытный рассказ о расхищении 600 000 руб. из государственного заемного банка, в чем главными виновниками оказались — главный директор банка Завадовский с кассиром Кельбергом и вторым директором Зайцевым; они «вошли между собою в толь короткую связь, что
брали казенные деньги на покупку брильянтов, дабы, продав их императрице с барышом, взнести в казну забранные ими суммы и сверх того иметь себе какой-либо прибыток» («Русская беседа», IV, стр. 337).
—
Бери! — кинул черкес
записку. — Деньги отдашь в Качуге.
Некоторые очевидцы ночного арестования товарищей сообщили, что оно было производимо вне законных оснований: арестуемым не предъявляли предписания начальства, не объявляли причины ареста, а некоторых посторонних лиц будто бы
брали по подозрению, что они разделяют студентский образ мыслей [В «Официальной
записке по делу о беспорядках в С.-Петербургском университете» читаем: «В деле комиссии находится акт о зарестовании студента Колениченко.
— Если доктор
записку дает, тогда платят семьдесят пять копеек за каждый день. У нас доктор очень добрый, всем дает, а только я не хотел
брать. Мастер всегда сердится за это. Лучше же я не буду
брать, тогда он мне будет давать хорошую работу.
Но и в этой сфере он был для меня интересен. Только что перед тем он
брал командировку в Париж по поручению министра двора для изучения парижского театрального дела. Он охотно читал мне отрывки из своей обширной докладной
записки, из которой я сразу ознакомился со многим, что мне было полезно и тогда, когда я в Париже в 1867–1870 годах изучал и общее театральное дело, и преподавание сценического искусства.
Или из «
Записок охотника», как состязаются певцы и как в воздухе, наполненном тенями ночи, звучит далекое: «Антропка-а-а!» И много еще. Но не было у нас Льва Толстого, Гончарова, Достоевского, не было Фета и Тютчева. Их я
брал из библиотеки, и они не могли так глубоко вспахать душу, как те писатели, наши.
Он уже во второй раз заезжал к нему — все по просьбе Палтусова. В первый раз он не застал адвоката дома и передал ему в
записке просьбу Палтусова быть у него, если можно, в тот же день. Теперь Палтусов опять поручил ему добиться ответа:
берет он на себя дело или нет?