Неточные совпадения
Действительно, Раскольников был почти здоров, особенно в сравнении со вчерашним, только был очень бледен, рассеян и угрюм. Снаружи он походил как бы на раненого человека или вытерпливающего какую-нибудь сильную физическую
боль: брови его были сдвинуты, губы сжаты, взгляд воспаленный. Говорил он мало и неохотно, как бы через силу или исполняя обязанность, и какое-то беспокойство изредка
появлялось в его движениях.
Татьяна Марковна была с ней ласкова, а Марья Егоровна Викентьева бросила на нее, среди разговора, два, три загадочных взгляда, как будто допрашиваясь: что с ней? отчего эта
боль без болезни? что это она не пришла вчера к обеду, а
появилась на минуту и потом ушла, а за ней пошел Тушин, и они ходили целый час в сумерки!.. И так далее.
— С середины зимы… Сначала жаловался на головные
боли, потом
появилась какая-то слабость, апатия, галлюцинации. Доктор лечит его электричеством… Так я буду надеяться, что вы не позабудете нас.
Странное дело, чем ближе мы подходили к Уссури, тем самочувствие становилось хуже. Котомки наши были почти пустые, но нести их было тяжелее, чем наполненные в начале дороги. Лямки до того нарезали плечи, что дотронуться до них было больно. От напряжения
болела голова,
появилась слабость.
Наконец понемногу я стал приходить в себя, головокружение и головная
боль исчезли, зато
появились слабость и сильная жажда.
Ежеминутная опасность потерять страстно любимое дитя и усилия сохранить его напрягали ее нервы и придавали ей неестественные силы и как бы искусственную бодрость; но когда опасность миновалась — общая энергия упала, и мать начала чувствовать ослабление: у нее
заболела грудь, бок, и, наконец,
появилось лихорадочное состояние; те же самые доктора, которые так безуспешно лечили меня и которых она бросила, принялись лечить ее.
В доме Крестовниковых, как и водится, последовало за полнейшим постом и полнейшее пресыщение: пасха, кулич, яйца, ветчина, зеленые щи
появились за столом, так что Павел, наевшись всего этого, проспал, как мертвый, часов до семи вечера, проснулся с головной
болью и, только уже напившись чаю, освежился немного и принялся заниматься Тацитом [Тацит (около 55 — около 120) — древнеримский историк.].
И вот, наконец, открытое письмо от Диодора Ивановича. Пришло оно во вторник: «Взяли „Вечерние досуги“. В это воскресение, самое большее — в следующее,
появится в газетных киосках. Увы, я
заболел инфлюэнцей, не встаю с постели. Отыщите сами. Ваш Д. Миртов».
Жар быстро усилился к вечеру;
появилась ломота во всех членах и мучительная головная
боль.
Жена пугается, и на лице ее
появляется выражение мучительной
боли.
— Это значит… — говорил я в тени самому себе и мыши, грызущей старые корешки на книжных полках шкафа, — это значит, что здесь не имеют понятия о сифилисе и язва эта никого не пугает. Да-с. А потом она возьмет и заживет. Рубец останется… Так, так, и больше ничего? Нет, не больше ничего! А разовьется вторичный — и бурный при этом — сифилис. Когда глотка
болит и на теле
появятся мокнущие папулы, то поедет в больницу Семен Хотов, тридцати двух лет, и ему дадут серую мазь… Ага!..
Появляется музыка: кларнет и бубен. Они бубнят и дудят до самой поздней ночи однообразные, унылые татарские песни. На столах
появляется молодое вино — розовое вино, пахнущее свежераздавленным виноградом; от него страшно скоро пьянеешь и на другой день
болит голова.
Теперь, к сороковым годам, ясность и доброта почти погасли в этих глазах, уже окружившихся легкими морщинками; в них
появились, напротив, цинизм не совсем нравственного и уставшего человека, хитрость, всего чаще насмешка и еще новый оттенок, которого не было прежде: оттенок грусти и
боли, — какой-то рассеянной грусти, как бы беспредметной, но сильной.
Появлялась эта
боль от разных случайностей, но всегда при расстроенных уже прежде нервах.
«Внешние впечатления, говорит Бок (стр. 506), не производят в младенце ощущений или
боли, потому что орган ощущения и сознания, то есть мозг, ещё неспособен к деятельности. Крик дитяти происходит без всякого сознания, вследствие того, что раздражённые чувствительные нервы действуют на нервы органа голоса. Только впоследствии, с развитием мозга,
появляется сознание и ощущения».
После того у писаря три дня и три ночи голова
болела, а на правую ногу три недели прихрамывал… Паранька в люди не казалась: под глазами синяки, а что на спине, то рубашкой крыто — не видать… Не сказал Трифон Фекле Абрамовне, отчего у дочери синяки на лице
появились, не поведала и Паранька матери, отчего у ней спинушку всю разломило… Ничего-то не знала, не ведала добродушная Фекла Абрамовна.
У д-ра Борджиони прививка удалась: через два месяца после прививки
появились ночные головные
боли, общая сыпь, опухание желез; десять дней спустя первичная язва на руке стала заживать; лишь тогда д-р Борджиони приступил к ртутному лечению (Gaz. hebdom., 1862, № 22, pp. 349–350...
Дня через два у больной
появились боли в правой стороне зева, и температура снова поднялась.
Дело шло хорошо, и больная уже поправлялась, как вдруг однажды утром у нее
появились сильнейшие
боли в правой стороне живота.
К вечеру температура с потрясающим ознобом поднялась до 40°, у больной
появилась легкая одышка, а
боли в печени стали еще сильнее.
Однажды, в четыре часа утра, ко мне позвонился муж больной. Он сообщил, что у больной неожиданно
появились сильные
боли в животе и рвота. Мы сейчас же поехали. Была метель; санки быстро мчались по пустынным улицам.
Первые русские скупщики пушнины
появились на реке Самарге в 1900 году. Их было три человека; они прибыли из Хабаровска через Сихотэ-Алинь. Один из них в пути отморозил себе ноги. Двое вернулись назад, а больного оставили в юрте удэхейца Бага. Этот русский
болел около двух месяцев и умер. Удэхейцы были в большом затруднении, как его хоронить и в какой загробный мир отвести его душу, чтобы она не мешала людям. По-видимому, это им удалось, потому что дух погибшего лоца не проявил себя ничем.
В ночь на 4 сентября никто не спал, все мучились животами. Оттого, что мы ели все, что попадало под руки, желудки отказывались работать,
появлялась тошнота и острые
боли в кишечнике. Можно было подумать, что на отмели устроен перевязочный пункт, где лежали раненые, оглашая тайгу своими стонами. Я перемогал себя, но чувствовал, что делаю последние усилия.
Голова тяжела, в груди тупая, ноющая
боль, и опять
появился кашель…
Андрей Иванович пролежал больной с неделю. Ему заложило грудь, в левом боку
появились боли; при кашле стала выделяться кровь. День шел за днем, а Андрей Иванович все не мог освоиться с тем, что произошло: его, Андрея Ивановича, при всей мастерской отхлестали по щекам, как мальчишку, — и кто совершил это? Его давнишний друг, товарищ! И этот друг знал, что он болен и не в силах защититься! Андрей Иванович был готов биться головою об стену от ярости и негодования на Ляхова.
— Не знаю… Сначала думал, — ревматизм. Холодно было в подвале и сыро. Сильнейшие
боли в колене, — в одном, потом
появились в другом. И слабость бесконечная, все бы лежал, лежал. По бедрам красные точки, как от блошиных укусов. А вчера посмотрел, — багровые и желто-голубые пятна на бедрах… Ясное дело, — цинга. Только странно, что на деснах ничего. Но так бывает. Это все пустяки.
Во время работы стали
появляться мучительные
боли в груди и левом боку; поработав с час, Андрей Иванович выходил в коридор, ложился на пол, положив под себя папку, и лежал десять — пятнадцать минут; отдышавшись, снова шел к верстаку.
Привязанность Гаврилы Ивановича к дочери и ее к нему была трогательна и страшна. Жутко было представить, что случится с одним, если другой умрет. И случилось вот что: кажется, это было в начале девяностых годов, — Гаврила Иванович
заболел крупозным воспалением легких и умер. Зиночка сейчас же пошла к себе в комнату и отравилась хлоралгидратом. В «Новом времени»
появилось объявление об их смерти в одной траурной рамке, и хоронили их обоих вместе.
На лице Федора Дмитриевича
появилось выражение мучительной
боли.
Он побледнел, и на его исхудалом лице
появилось выражение такой нестерпимой душевной
боли, что она, взглянув на него, порывисто вскочила со скамьи и, схватив его за руку, почти простонала...
На Выборгской стороне
появился солдат, который безо всякой
боли и видимого ущерба переделывает женский пол в мужской.
Теперь на закате дней своих они с завистью взирают, как возвеличиваются путем печати имена их бесчисленных родственников и знакомых, некогда административных деятелей, теперь сошедших уже в могилу, — тех самых, на которых они некогда доносили; с завистью взирают, как время от времени
появляются в журналах записки, письма и мемуары этих родственников, с
болью в сердце чувствуют, что им, баклушникам, никогда не достичь этой чести и что их записки и письма после их смерти не попадут ни на какую потребу, кроме оклейки стен и на тюрюки мелочной лавочки, а потому и ищут возможности опубликовать эти записки еще при своей жизни.
Прошел год. Лета и насилие над натурою взяли свое, он начал уже поговаривать о молодости сердца, тогда как на лбу и на висках
появились морщины, и
боль спины и ног порой заставляли его проводить бессонные ночи.
В ее светлых глазах
появилась мрачная тень, а по лицу забегали легкие судороги, симптомы физической невыносимой
боли.