Неточные совпадения
Хотят непременно, чтобы все было написано языком самым строгим, очищенным и благородным, — словом, хотят, чтобы русский язык сам собою опустился вдруг с
облаков, обработанный как следует, и сел бы им прямо на язык, а им бы
больше ничего, как только разинуть рты да выставить его.
В пустоватой комнате голоса звучали неестественно громко и сердито, люди сидели вокруг стола, но разобщенно, разбитые на группки по два, по три человека. На столе в
облаке пара
большой самовар, слышен запах углей, чай порывисто, угловато разливает черноволосая женщина с
большим жестким лицом, и кажется, что это от нее исходит запах углекислого газа.
Из
облака радужной пыли выехал бородатый извозчик, товарищи сели в экипаж и через несколько минут ехали по улице города, близко к панели. Клим рассматривал людей; толстых здесь
больше, чем в Петербурге, и толстые, несмотря на их бороды, были похожи на баб.
— Я люблю иначе, — сказала она, опрокидываясь спиной на скамью и блуждая глазами в несущихся
облаках. — Мне без вас скучно; расставаться с вами не надолго — жаль, надолго — больно. Я однажды навсегда узнала, увидела и верю, что вы меня любите, — и счастлива, хоть не повторяйте мне никогда, что любите меня.
Больше и лучше любить я не умею.
Однажды они вдвоем откуда-то возвращались лениво, молча, и только стали переходить
большую дорогу, навстречу им бежало
облако пыли, и в
облаке мчалась коляска, в коляске сидела Сонечка с мужем, еще какой-то господин, еще какая-то госпожа…
Плавание в южном полушарии замедлялось противным зюйд-остовым пассатом; по меридиану уже идти было нельзя: диагональ отводила нас в сторону, все к Америке. 6-7 узлов был самый
большой ход. «Ну вот вам и лето! — говорил дед, красный, весь в поту, одетый в прюнелевые ботинки, но, по обыкновению, застегнутый на все пуговицы. — Вот и акулы, вот и Южный Крест, вон и «Магеллановы
облака» и «Угольные мешки!» Тут уж особенно заметно целыми стаями начали реять над поверхностью воды летучие рыбы.
— А то что такое? — допрашивал собравшийся народ старых людей, указывая на далеко мерещившиеся на небе и
больше похожие на
облака серые и белые верхи.
Большая площадь в центре столицы, близ реки Яузы, окруженная облупленными каменными домами, лежит в низине, в которую спускаются, как ручьи в болото, несколько переулков. Она всегда курится. Особенно к вечеру. А чуть-чуть туманно или после дождя поглядишь сверху, с высоты переулка — жуть берет свежего человека:
облако село! Спускаешься по переулку в шевелящуюся гнилую яму.
Мать редко выходит на палубу и держится в стороне от нас. Она всё молчит, мать. Ее
большое стройное тело, темное, железное лицо, тяжелая корона заплетенных в косы светлых волос, — вся она мощная и твердая, — вспоминаются мне как бы сквозь туман или прозрачное
облако; из него отдаленно и неприветливо смотрят прямые серые глаза, такие же
большие, как у бабушки.
Но кроме врагов, бегающих по земле и отыскивающих чутьем свою добычу, такие же враги их летают и по воздуху: орлы, беркуты,
большие ястреба готовы напасть на зайца, как скоро почему-нибудь он бывает принужден оставить днем свое потаенное убежище, свое логово; если же это логово выбрано неудачно, не довольно закрыто травой или степным кустарником (разумеется, в чистых полях), то непременно и там увидит его зоркий до невероятности черный беркут (степной орел), огромнейший и сильнейший из всех хищных птиц, похожий на копну сена, почерневшую от дождя, когда сидит на стогу или на сурчине, — увидит и, зашумев как буря, упадет на бедного зайца внезапно из
облаков, унесет в длинных и острых когтях на далекое расстояние и, опустясь на удобном месте, съест почти всего, с шерстью и мелкими костями.
И прежде изредка, понемногу, показывались гуси и лебеди,
больше по парочке, и высоко проносились в серых
облаках: теперь они летят огромными вереницами.
Часа через два начало смеркаться. Солнце только что скрылось за
облаками, столпившимися на горизонте, и окрасило небо в багрянец. Над степью пробегал редкий ветер. Он шелестел засохшею травою, пригибая верхушки ее к сугробам. Снежная равнина безмолвствовала. Вдруг над головой мелькнуло что-то белесоватое,
большое. По бесшумному полету я узнал полярную сову открытых пространств.
Между тем солнце по небосклону прошло
большую часть своего пути и готовилось уже скрыться за
облаками, которые из белых сделались темными и фосфоресцирующими по краям.
Теперь там пылала багровая заря, окрасившая в пурпур
большие кучевые
облака, омытые дождями сопки, вдали деревья в лесу, с которых ветер не успел еще стряхнуть алмазные капли воды.
На другой день было как-то особенно душно и жарко. На западе толпились
большие кучевые
облака. Ослепительно яркое солнце перешло уже за полдень и изливало на землю горячие лучи свои. Все живое попряталось от зноя. Властная истома погрузила всю природу в дремотное состояние. Кругом сделалось тихо — ни звука, и даже самый воздух сделался тяжелым и неподвижным.
Солнце, закрытое
облаками, уже садилось, дождь продолжался, и наступали ранние сумерки; мы были встречены страшным лаем собак, которых чуваши держат еще
больше, чем татары.
Все мое внимание было обращено на верстовые столбы, которые я замечал издалека, и на
облака, прежде рассыпанные по небосклону, которые, приняв зловещие черные тени, теперь собирались в одну
большую, мрачную тучу.
Троекратный пронзительный свист возвещает пассажирам о приближении парохода к пристани. Публика первого и второго классов высыпает из кают на палубу; мужики крестятся и наваливают на плечи мешки. Жаркий июньский полдень; на небе ни
облака; река сверкает. Из-за изгиба виднеется
большое торговое село Л., все залитое в лучах стоящего на зените солнца.
По небу, бледно-голубому, быстро плыла белая и розовая стая легких
облаков, точно
большие птицы летели, испуганные гулким ревом пара. Мать смотрела на
облака и прислушивалась к себе. Голова у нее была тяжелая, и глаза, воспаленные бессонной ночью, сухи. Странное спокойствие было в груди, сердце билось ровно, и думалось о простых вещах…
Эта снежная пыль, которая со стороны кажется серебристым
облаком, влечет за собою
большие неудобства.
А он вдруг опять
облаком сделался и сквозь себя показал мне и сам не знаю что: степь, люди такие дикие, сарацины, как вот бывают при сказках в Еруслане и в Бове Королевиче; в
больших шапках лохматых и с стрелами, на страшных диких конях.
Большое пламя стояло, казалось, над водой на далеком мыске Александровской батареи и освещало низ
облака дыма, стоявшего над ним, и те же, как и вчера, спокойные, дерзкие огни блестели в море на далеком неприятельском флоте.
Дороге, казалось, не будет конца. Лошади
больше махали головами по сторонам, чем бежали вперед. Солнце сильно склонилось, но жар не унимался. Земля была точно недавно вытопленная печь. Колокольчик то начинал биться под дугой, как бешеный и потерявший всякое терпение, то лишь взвизгивал и шипел. На небе продолжалось молчаливое передвижение
облаков, по земле пробегали неуловимые тени.
Но я ходил в церковь только в
большие морозы или когда вьюга бешено металась по городу, когда кажется, что небо замерзло, а ветер распылил его в
облака снега, и земля, тоже замерзая под сугробами, никогда уже не воскреснет, не оживет.
Небо серое. Солнце заплуталось в
облаках, лишь изредка просвечивая сквозь их гущу
большим серебряным, по-зимнему, пятном.
Некоторое время в окнах вагона еще мелькали дома проклятого города, потом засинела у самой насыпи вода, потом потянулись зеленые горы, с дачами среди деревьев, кудрявые острова на
большой реке, синее небо,
облака… потом
большая луна, как вчера на взморье, всплыла и повисла в голубоватой мгле над речною гладью…
Внизу шли люди, ехали
большие фургоны, проходили, позванивая, вагоны конно-железной дороги; вверху, по синему небу плыли
облака, белые, светлые, совсем, как наши.
«Культ?» — повторял Матвей смешное слово с недоумением и досадой, а в уши ему назойливо садились всё новые слова: культура, легенда, мистика. Их становилось всё
больше, они окружали рассказчицу скучным
облаком, затемняли лицо её и, точно отодвигая куда-то в сторону, делали странной и чужой.
— Видел я сон: идёт по земле
большой серый мужик, голова до
облаков, в ручищах коса, с полверсты, примерно, длиной, и косит он. Леса, деревни — всё валит. Без шума однако.
К любимому солдатскому месту, к каше, собирается
большая группа, и с трубочками в зубах солдатики, поглядывая то на дым, незаметно подымающийся в жаркое небо и сгущающийся в вышине, как белое
облако, то на огонь костра, как расплавленное стекло дрожащий в чистом воздухе, острят и потешаются над казаками и казачками за то, что они живут совсем не так, как русские.
Свежий мартовский ветер гулко шумел деревьями
большого Таврического сада в Петербурге и быстро гнал по погожему небу ярко-красные
облака.
Когда он вышел на крыльцо, то заметил
большую перемену в воздухе: небо было покрыто дождевыми
облаками, легкий полуденный ветерок дышал теплотою; словом, все предвещало наступление весенней погоды и конец морозам, которые с неслыханным постоянством продолжались в то время, когда обыкновенно проходят уже реки и показывается зелень.
Лунный свет затуманился, стал как будто грязнее, звезды еще
больше нахмурились, и видно было, как по краю дороги спешили куда-то назад
облака пыли и их тени.
Он сидел уже часа полтора, и воображение его в это время рисовало московскую квартиру, московских друзей, лакея Петра, письменный стол; он с недоумением посматривал на темные, неподвижные деревья, и ему казалось странным, что он живет теперь не на даче в Сокольниках, а в провинциальном городе, в доме, мимо которого каждое утро и вечер прогоняют
большое стадо и при этом поднимают страшные
облака пыли и играют на рожке.
Его бритое лицо было покрыто частой сетью мелких красных жилок, издали оно казалось румяным, а вблизи — иссечённым тонким прутом. Из-под седых бровей и устало опущенных век сердито блестели невесёлые глаза, говорил он ворчливо и непрерывно курил толстые, жёлтые папиросы, над
большой, белой головой всегда плавало
облако синеватого дыма, отмечая его среди других людей.
Что-то задвигалось, ярко блеснуло на солнце, и четыре
больших белых клуба поднялись к
облакам…
Восток белел приметно, и розовый блеск обрисовал нижние части
большого серого
облака, который, имея вид коршуна с растянутыми крылами, державшего змею в когтях своих, покрывал всю восточную часть небосклона; фантастически отделялись предметы на дальнем небосклоне и высокие сосны и березы окрестных лесов чернели, как часовые на рубеже земли; природа была тиха и торжественна, и холмы начинали озаряться сквозь белый туман, как иногда озаряется лицо невесты сквозь брачное покрывало, всё было свято и чисто — а в груди Вадима какая буря!
Коллинс говорит еще
больше; он утверждает, что «царя Алексея Михайловича можно было бы поставить в числе самых добрых и мудрых правителей, если бы все его благие намерения не направлялись к злу боярами и шпионами, которые, подобно густому
облаку, окружают его» (Коллинс, стр. 13).
В
большой комнате, освещенной сальными свечами, которые тускло горели в
облаках табачного дыму, вельможи с голубыми лентами через плечо, посланники, иностранные купцы, офицеры гвардии в зеленых мундирах, корабельные мастера в куртках и полосатых панталонах, толпою двигались взад и вперед при беспрерывном звуке духовой музыки.
Артамонов старший жил в полусне, медленно погружаясь в сон, всё более глубокий. Ночь и
большую часть дня он лежал в постели, остальное время сидел в кресле против окна; за окном голубая пустота, иногда её замазывали
облака; в зеркале отражался толстый старик с надутым лицом, заплывшими глазами, клочковатой, серой бородою. Артамонов смотрел на своё лицо и думал...
Баймакова озабоченно роется в
большом, кованом сундуке, стоя на коленях пред ним; вокруг неё на полу, на постели разбросаны, как в ярмарочной лавке, куски штофа, канауса [ткань из шёлка-сырца — Ред.], московского кумача, кашмировые шали, ленты, вышитые полотенца, широкий луч солнца лежит на ярких тканях, и они разноцветно горят, точно
облако на вечерней заре.
Прямо над поляной легко и высоко стояло
большое розовое
облако; как дым, тянулись по нем серые полосы; на самом краю его, то показываясь, то исчезая, дрожала звездочка, а немного подалее виднелся белый серп месяца на слегка поалевшей лазури.
Несмотря на искреннюю любовь к Наташе, ему было досадно на себя, стыдно других; какое-то
облако задумчивости покрыло его
большие глаза, и без того лишенные живости и выражения.
Комната со столом освещалась
большим венецианским окном, в которое, точно на картине, виднелось серое небо с тяжелыми желтоватыми
облаками и дальний берег Лены.
Луна поднялась уже высоко.
Большая Медведица стала опускать хвост книзу. Мороз крепчал. По временам на севере, из-за темного полукруглого
облака, вставали, слабо играя, огненные столбы начинавшегося северного сияния.
В то время здесь было
большое движение; проходили длинные обозы с товарами, и бывали тут разные случаи, вроде того, например, как лет 30 назад обозчики, рассердившись, затеяли драку и убили проезжего купца, и в полуверсте от двора до сих пор еще стоит погнувшийся крест; проезжали почтовые тройки со звонками и тяжелые барские дормезы, с ревом и в
облаках пыли проходили гурты рогатого скота.
Вот переезд и темный домик, где живет сторож. Шлагбаум поднят, и около намело целые горы, и, как ведьмы на шабаше, кружатся
облака снега. Тут линию пересекает старая, когда-то
большая дорога, которую до сих пор еще зовут трактом. Направо, недалеко от переезда, у самой дороги, стоит трактир Терехова, бывший постоялый двор. Тут по ночам всегда брезжит огонек.
А они-то важничают, а они-то величаются! И опять волк для красоты папиросу в зубы взял, но так как настоящей папиросы с огнем боялся, то взял шоколадную. Только вдруг откуда ни возьмись поднялась сильнейшая буря, прямо ураган, и такой подул ветер, что закружились по земле пыль, сухие листья и бумага. И как подул ветер под
большой зонтик, так полетел зонтик вверх и волка за собой потащил через крышу, прямо к
облакам.
Я был твердо уверен, что тут есть какая-то тайна, которую отгадать страшно, и получил в этом еще
большее удостоверение, когда в избу с надворья, в
облаке морозного пара, вошла вдова Аграфена.
Горизонт был чист, и на нем то и дело показывались белеющие пятна парусов или дымки пароходов. Солнце, яркое, но не греющее, холодно смотрело с высоты неба, по которому бегали перистые
облака, и доставляло
большое удовольствие старому штурману Степану Ильичу, который уже брал высоты, чтобы иметь, наконец, после нескольких дней без наблюдений, точное место, то есть знать широту и долготу, в которой находится корвет.