Неточные совпадения
Тут стена бамбуков; я нигде не видал таких
больших и стройных деревьев: они растут исполинскими кустами или букетами, устремляясь, как пучки стрел, вверх, и там разбегаются
ветвями в разные стороны.
Сразу от бивака начинался подъем. Чем выше мы взбирались в гору, тем
больше было снега. На самом перевале он был по колено. Темно-зеленый хвойный лес оделся в белый убор и от этого имел праздничный вид. Отяжелевшие от снега
ветви елей пригнулись книзу и в таком напряжении находились до тех пор, пока случайно упавшая сверху веточка или еловая шишка не стряхивала пышные белые комья, обдавая проходящих мимо людей холодной снежной пылью.
Теперь на ее месте
большое моховое болото, поросшее багульником с
ветвями, одетыми густым железистым войлоком ярко-ржавого цвета; голубикой с сизыми листочками; шикшей с густо облиственными
ветвями, причем листья очень мелки и свернуты в трубочки.
Чем ближе мы подходили к хребту, тем лес становился все гуще, тем
больше он был завален колодником. Здесь мы впервые встретили тис, реликтовый представитель субтропической флоры, имевшей когда-то распространение по всему Приамурскому краю. Он имеет красную кору, красноватую древесину, красные ягоды и похож на ель, но
ветви его расположены, как у лиственного дерева.
Они преимущественно держатся в мелком еловом лесу, по
большей части садятся на нижние
ветви или прыгают по земле, точно как малые рябинники.
Вальдшнеп не крепок к ружью, и как довольно редко случается стрелять его далеко, а по
большей части близко, но зато в
ветвях и сучьях, то крупнее рябчиковой дроби употреблять не нужно: даже 8-го нумера весьма достаточно, а иногда и 9-го.
Разумеется, сидя на таком месте, он совершенно безопасен от ружья охотника: если вы подъедете или подойдете близко к сосне, то нижние
ветви закроют его и вам ничего не будет видно, если же отойдете подальше и глухарь сделается виден, то расстояние будет так велико, что нет никакой возможности убить дробью такую
большую и крепкую птицу, хотя бы ружье было заряжено безымянкой или нулем.
Распластав свои сильные крылья, он летел мне навстречу, направляясь к лиственице, растущей посреди небольшой полянки. Описав около меня
большой круг, он ловко, с наскока, уселся на одну из верхних
ветвей и сложил свои крылья, но тотчас приподнял их немного, расправил и сложил снова.
Здесь и снегу выпало
больше, и под его тяжестью сильно гнулись боковые
ветви, протянувшиеся мягкими зелеными лапами к узкому просвету дороги.
Следом за ним очутился на стене и Сергей, как раз в то время, когда из расступившихся
ветвей кипарисов выглянула
большая темная фигура. Два гибких, ловких тела — собаки и мальчика — быстро и мягко прыгнули вниз на дорогу. Вслед им понеслась, подобно грязному потоку, скверная, свирепая ругань.
Плакучие березы купали в озере свои
ветви, и кое-где берега поросли осокой, в которой прятались
большие желтые цветы, покоившиеся на широких плавучих листьях.
Тогда все получало для меня другой смысл: и вид старых берез, блестевших с одной стороны на лунном небе своими кудрявыми
ветвями, с другой — мрачно застилавших кусты и дорогу своими черными тенями, и спокойный, пышный, равномерно, как звук, возраставший блеск пруда, и лунный блеск капель росы на цветах перед галереей, тоже кладущих поперек серой рабатки свои грациозные тени, и звук перепела за прудом, и голос человека с
большой дороги, и тихий, чуть слышный скрип двух старых берез друг о друга, и жужжание комара над ухом под одеялом, и падение зацепившегося за ветку яблока на сухие листья, и прыжки лягушек, которые иногда добирались до ступеней террасы и как-то таинственно блестели на месяце своими зеленоватыми спинками, — все это получало для меня странный смысл — смысл слишком
большой красоты и какого-то недоконченного счастия.
Большие деревья, лишенные снизу
ветвей, поднимались из воды, мутной и черной.
Было уже поздно, когда Михеич увидел в стороне избушку, черную и закоптевшую, похожую
больше на полуистлевший гриб, чем на человеческое жилище. Солнце уже зашло. Полосы тумана стлались над высокою травой на небольшой расчищенной поляне. Было свежо и сыро. Птицы перестали щебетать, лишь иные время от времени зачинали сонную песнь и, не окончив ее, засыпали на
ветвях. Мало-помалу и они замолкли, и среди общей тишины слышно было лишь слабое журчанье невидимого ручья да изредка жужжание вечерних жуков.
Он шел так несколько минут и вдруг остановился. Перед ним поднималась в чаще огромная клетка из тонкой проволоки, точно колпаком покрывшая дерево. На
ветвях и перекладинах сидели и тихо дремали птицы, казавшиеся какими-то серыми комками. Когда Матвей подошел поближе,
большой коршун поднял голову, сверкнул глазами и лениво расправил крылья. Потом опять уселся и втянул голову между плеч.
Кожемякин тоскливо оглянулся: комната была оклеена зелёными обоями в пятнах
больших красных цветов, столы покрыты скатертями, тоже красными; на окнах торчали чахлые
ветви герани, с жёлтым листом; глубоко в углу, согнувшись, сидел линючий Вася, наигрывая на гармонии, наянливо и раздражающе взвизгивали дисканта, хрипели басы…
Все шумные друзья как листья отпадут
От сгнившей
ветви; и краснея,
Закрыв лицо, в толпе ты будешь проходить,
И будет
больше стыд тебя томить,
Чем преступление — злодея!
Боже мой!» думал Нехлюдов,
большими шагами направляясь к дому по тенистым аллеям заросшего сада и рассеянно обрывая листья и
ветви, попадавшиеся ему на дороге: «не-уже-ли вздор были все мои мечты о цели и обязанностях моей жизни?
Густые
ветви частым, темным кружевом закрывали окна, и солнце сквозь эту завесу с трудом, раздробленными лучами проникало в маленькие комнаты, тесно заставленные разнообразной мебелью и
большими сундуками, отчего в комнатах всегда царил строгий полумрак.
Мы видим, что в это ж самое время листья дерева делаются
больше,
ветви становятся раскидистее; цветы ж только то тут, то там еще показываются; но все ж вы говорите, что дерево в периоде цветения; так и наше время: мы явно находимся в периоде социального зацветания!
Все мои умные разговоры сразу вспорхнули, как стая испуганных воробьев, и я опять почувствовал себя совершенно беспомощным, если бы она захотела подойти ко мне. Поэтому я свернул в сторону и сел на скамейку под нависшими
ветвями. Она меня не заметила и, обойдя клумбу другой стороной, тоже села на скамью. Вынув из красивой сумочки письмо в очень
большом конверте, она нетерпеливо разорвала его и стала читать при наступающем легком сумраке.
Помню, однако, что я долго принимал, по совету одной соседки, папоротник в порошке, для чего употреблялись самые молоденькие побеги его, выходящие, наподобие гребешка, непосредственно из корня, между
большими прорезными листьями или
ветвями этого растения.
Короткая летняя ночь быстро таяла, чёрный сумрак лесной редел, становясь сизоватым. Впереди что-то звучно щёлкнуло, точно надломилась упругая
ветвь, по лапам сосны, чуть покачнув их, переметнулась через дорогу белка, взмахнув пушистым хвостом, и тотчас же над вершинами деревьев, тяжело шумя крыльями, пролетела
большая птица — должно быть, пугач или сова.
Дело было на одной из маленьких железнодорожных
ветвей, так сказать, совсем в стороне от «
большого света». Линия была еще не совсем окончена, поезда ходили неаккуратно, и публику помещали как попало. Какой класс ни возьми, все выходит одно и то же — все являются вместе.
По девственным
ветвям прыгает
большая белка-белянка; при корнях серо-пестрый гад ползает, а ниже, меж водомоин и узких ущелий, в трущобах да в берлогах, да в каменистых пещерах, вырытых либо водой, либо временем, залегает черный и красноватый медведь, порскает лисица, рыщет волк понурый да ходит человек бездомный, которого народ знает под общим именем «куклима четырехсторонней губернии», а сам он себя при дознаньях показывает спокойно и просто «Иваном родства непомнящим».
Желтовато-мутная вода этой глубокой реки, судоходной на протяжении 80 миль от устья для самых
больших, глубокосидящих кораблей, напомнила Ашанину китайские реки Вусунг и Янтсе Кианг. Но на Донае нет почти мелей и банок, которыми изобилуют китайские реки. Донай уже, берега его покрыты густой дикой растительностью. Местами река суживается на поворотах и на пароходе то и дело приходится перекладывать руль с борта на борт, и в таких узких местах
ветви береговых кустарников лезут в отворенные иллюминаторы кают.
Потом я заметил
большого ворона. Наподобие хищной птицы, он парил в воздухе. Я узнал его по мелодичному карканью. Ворон описывал спиральные круги и поднимался все выше и выше. Скоро
ветви деревьев заслонили небо, и я совсем потерял его из виду.
Дальше за кустами на фоне темного неба, усеянного миллионами звезд, вырисовывались кроны
больших деревьев с узловатыми
ветвями: тополь, клен, осокорь, липа, все они стали теперь похожи друг на друга, все приняли однотонную, не то черную, не то буро-зеленую окраску.
Большие размашистые
ветви, сбросив с себя белые капюшоны, сразу распрямлялись и начинали качаться, осыпая все дерево сверху донизу снежной пылью, играющей на солнце тысячами алмазных огней.
Изредка сквозь мглу виднелась какая-нибудь ель,
ветви которой неистово качались из стороны а сторону; иногда из темноты неожиданно выплывали то
большой пень, запорошенный снегом, то валежина на земле или сухостой, лишенный сучьев.
Опасность еще не представлялась особенно
большою, но про всякий случай Бодростин, оставив дрожки на дороге, сам быстро спрыгнул и отошел с тростью в руке под нависшие
ветви ели.
Но вот наконец все налажено: высокая соломенная кукла мары поднята на
большой камень, на котором надлежит ее сжечь живым огнем, и стоит она почти вровень с деревьями: по древяным
ветвям навешана длинная пряжа; в кошелке под разбитым громом дубом копошится белый петух-получник. Сухой Мартын положил образ Архангела на белом ручнике на высокий пень спиленного дерева, снял шляпу и, перекрестясь, начал молиться.
Горячее солнце играло на глади
большого пруда, старые ивы на плотине свешивали
ветви к воде. От берега шли мостки к купальне, обтянутой ветхою, посеревшею парусиною, но все раздевались на берегу, на лавочках под
большою березою.
Было уже совсем темно, когда они воротились к пристани. В городском саду народу стало еще
больше. В пыльном мраке, среди
ветвей, блестели разноцветные фонарики, музыка гремела.
Она опять села. В логове их под скалою было уютно, темно и необычно. Гибкие
ветви цветущей дерезы светлели перед глазами, как ниспадающие струи фонтана. И все вокруг было необычно и по-особенному прекрасно. Белели
большие камни странной формы, не всегдашне мутен и тепел был красный свет месяца, и никогда еще не было в мире такой тишины.
Ничего ему не сказал и Теркин. Оба сидели на мшистом пне и прислушивались к быстро поднявшемуся шелесту от ветерка. Ярко-зеленая прогалина начала темнеть от набегавших тучек. Ближние осины, березы за просекой и
большие рябины за стеной елей заговорили наперебой шелковистыми волнами разных звуков. Потом поднялся и все крепчал гул еловых
ветвей, вбирал в себя шелест листвы и расходился по лесу, вроде негромкого прибоя волн.
Артиллеристы с некоторым соперничеством перед пехотными разложили свой костер, и хотя он уже так разгорелся, что на два шага подойти нельзя было, и густой черный дым проходил сквозь обледенелые
ветви, с которых капли шипели на огне и которые нажимали на огонь солдаты, снизу образовывались угли, и помертвелая белая трава оттаивала кругом костра, солдатам все казалось мало: они тащили целые бревна, подсовывали бурьян и раздували все
больше и
больше.
Над ними сбоку наклонились
ветви большой черемухи, и к ногам их спадали белые мелкие лепестки.
Птицы притихли на
ветвях, охваченные сумеречным небом. Небо впитывало в себя и их и деревья… Мне показалось, что я к чему-то подхожу. Только проникнуть взглядом сквозь темный кокон, окутывающий душу. Еще немножко, — и я что-то пойму. Обманчивый ли это призрак или открывается
большая правда?
Моя комната
больше других. В ней мы помещаемся все трое: я, маленький принц и Матреша. Окно выходит в сад. Рядом с окном — огромные, густо разросшиеся деревья черемухи, одуряюще пахнущие теперь, в весеннюю пору; они протягивают к нам на галерейку свои пушистые
ветви.
Они зашли уже в самую глубь леса; деревья по
большей части были хвойные, и сквозь их густые, опушенные снегом
ветви чуть пробивались солнечные лучи.
Людям дали позавтракать и тогда только начали рассаживаться в челны. И вскоре двинулись по Серебрянке. Узкая речка бесшумно несла свои воды между высокими утесистыми берегами. Скалы, покрытые густою растительностью, казалось, надвигались друг на друга с обеих сторон. В одном месте
ветви кедров густо сплелись между собою, образовав на довольно
большом пространстве естественный туннель, в который не проникал ни один луч солнца. Было так темно, что стало жутко даже ко всему привыкшей Ермаковой дружине.
Вам случалось видеть старые деревья при
большой дороге, в которые ударила молния: зелень
ветвей — и черное обугленное дупло на месте сердцевины.
Принесли дерево, действительно очень
большую ель, наполнившую комнату пряным, смолистым, немного похоронным запахом хвои, чадили восковые свечи, которые то зажигались для опыта, то тушились; и я с мисс Молль и детьми что-то навешивал, лазал по лестнице, которую держал сам Норден, и раскидывал по колючим, неподатливым
ветвям серебристые нити.