Неточные совпадения
За нею шел человек с
большими усами, в венгерке, довольно хорошо одетый для лакея; в его звании нельзя было ошибиться, видя ухарскую замашку, с которой он вытряхивал золу из
трубки и покрикивал на ямщика.
— Н… нет, видел, один только раз в жизни, шесть лет тому. Филька, человек дворовый у меня был; только что его похоронили, я крикнул, забывшись: «Филька,
трубку!» — вошел, и прямо к горке, где стоят у меня
трубки. Я сижу, думаю: «Это он мне отомстить», потому что перед самою смертью мы крепко поссорились. «Как ты смеешь, говорю, с продранным локтем ко мне входить, — вон, негодяй!» Повернулся, вышел и
больше не приходил. Я Марфе Петровне тогда не сказал. Хотел было панихиду по нем отслужить, да посовестился.
Она жила гувернанткой в богатом доме и имела случай быть за границей, проехала всю Германию и смешала всех немцев в одну толпу курящих коротенькие
трубки и поплевывающих сквозь зубы приказчиков, мастеровых, купцов, прямых, как палка, офицеров с солдатскими и чиновников с будничными лицами, способных только на черную работу, на труженическое добывание денег, на пошлый порядок, скучную правильность жизни и педантическое отправление обязанностей: всех этих бюргеров, с угловатыми манерами, с
большими грубыми руками, с мещанской свежестью в лице и с грубой речью.
Кучера при этом звуке быстро прятали
трубки за сапоги, потому что она
больше всего на свете боялась пожара и куренье табаку относила — по этой причине — к
большим порокам.
И дом у него старинной постройки; в передней, как следует, пахнет квасом, сальными свечами и кожей; тут же направо буфет с
трубками и утиральниками; в столовой фамильные портреты, мухи,
большой горшок ерани и кислые фортепьяны; в гостиной три дивана, три стола, два зеркала и сиплые часы, с почерневшей эмалью и бронзовыми, резными стрелками; в кабинете стол с бумагами, ширмы синеватого цвета с наклеенными картинками, вырезанными из разных сочинений прошедшего столетия, шкафы с вонючими книгами, пауками и черной пылью, пухлое кресло, итальянское окно да наглухо заколоченная дверь в сад…
Женщина молча принялась готовить ужин. Она повесила над огнем котел, налила воды и положила в него две
большие рыбины, затем достала свою
трубку, набила ее табаком и принялась курить, время от времени задавая Дерсу вопросы.
В моей комнате стояла кровать без тюфяка, маленький столик, на нем кружка с водой, возле стул, в
большом медном шандале горела тонкая сальная свеча. Сырость и холод проникали до костей; офицер велел затопить печь, потом все ушли. Солдат обещал принесть сена; пока, подложив шинель под голову, я лег на голую кровать и закурил
трубку.
Но внимание всех уже оставило их, оно обращено на осетрину; ее объясняет сам Щепкин, изучивший мясо современных рыб
больше, чем Агассис — кости допотопных. Боткин взглянул на осетра, прищурил глаза и тихо покачал головой, не из боку в бок, а склоняясь; один Кетчер, равнодушный по принципу к величиям мира сего, закурил
трубку и говорит о другом.
Оказалось, однако, что к моей «благовоспитанности» этот роман прибавил немного, так как в нем слишком
большую роль играли разные забавные происшествия, например… с клистирною
трубкою.
Бедность и недостаток во всем поразительные: кроме ветхого стола и обрубка дерева вместо стула, никаких следов мебели; кроме жестяного чайника из керосиновой банки, никаких признаков посуды и домашней утвари; вместо постели кучка соломы, на которой лежит полушубок и вторая рубаха; по мастерству тоже ничего, кроме нескольких игол, нескольких серых ниток, нескольких пуговиц и медного наперстка, служащего вместе с тем и
трубкой, так как портной, просверлив в нем отверстие, по мере надобности вставляет туда тоненький мундштучок из местного камыша: табаку оказалось не
больше как на полнаперстка» (приказ № 318, 1889 г.).]
Во всех трех лазаретах было: гинекологический набор 1, лярингоскопический набор 1, максимальных термометров 2, оба разбиты; термометров «для измерения тела» 9, — 2 разбиты; термометров «для измерения высокой температуры» 1, троакар 1, шприцов Праваца 3, — в одном сломана игла; оловянных спринцовок 29, ножниц 9, — 2 изломаны; клистирных
трубок 34, дренажная
трубка 1,
большая ступка с пестиком 1, — с трещиной; бритвенный ремень 1, банок кровососных 14.
Она имеет еще ту выгоду, что человек ленивый, старый или слабый здоровьем, который не в состоянии проскакать десятки, верст на охотничьих дрожках или санях, кружась за тетеревами и беспрестанно подъезжая к ним по всякой неудобной местности и часто понапрасну, — такой человек, без сомнения, может с
большими удобствами, без всякого утомления сидеть в шалаше на креслах, курить
трубку или сигару, пить чай или кофе, который тут же на конфорке приготовит ему его спутник, даже читать во время отсутствия тетеревов, и, когда они прилетят (за чем наблюдает его товарищ), он может, просовывая ружье в то или другое отверстие, нарочно для того сделанное, преспокойно пощелкивать тетеревков (так выражаются этого рода охотники)…
Странная наружность, угрюмо сдвинутые брови, стук костылей и клубы табачного дыма, которыми он постоянно окружал себя, не выпуская изо рта
трубки, — все это пугало посторонних, и только близкие к инвалиду люди знали, что в изрубленном теле бьется горячее и доброе сердце, а в
большой квадратной голове, покрытой щетиной густых волос, работает неугомонная мысль.
Кой-как все это тут же уладили, копошась среди отрывистых вопросов: что? как? где? и пр.; вопросы
большею частью не ожидали ответов; наконец, помаленьку прибрались; подали нам кофе; мы уселись с
трубками.
Бахарев затянулся, осветил комнату разгоревшимся табаком, потом, спустив
трубку с колен, лениво, но с особенным тщанием и ловкостью осадил
большим пальцем правой ноги поднявшийся из нее пепел и, тяжело вздохнув, побрел неслышными шагами на диван.
Обыкновенно это бывало после охоты, когда он, переодевшись в сухое платье и белье, садился на диван в гостиной и закуривал свою
большую пенковую
трубку.
После полудня, разбитая, озябшая, мать приехала в
большое село Никольское, прошла на станцию, спросила себе чаю и села у окна, поставив под лавку свой тяжелый чемодан. Из окна было видно небольшую площадь, покрытую затоптанным ковром желтой травы, волостное правление — темно-серый дом с провисшей крышей. На крыльце волости сидел лысый длиннобородый мужик в одной рубахе и курил
трубку. По траве шла свинья. Недовольно встряхивая ушами, она тыкалась рылом в землю и покачивала головой.
У себя в комнате — наконец один. Но тут другое: телефон. Опять беру
трубку: «Да, I-330, пожалуйста». И снова в
трубке — легкий шум, чьи-то шаги в коридоре — мимо дверей ее комнаты, и молчание… Бросаю
трубку — и не могу, не могу
больше. Туда — к ней.
Капитан отложил
трубку, но присек огня к труту собственного производства и, подав его на кремне гостю, начал с
большим вниманием осматривать портсигар.
Я скоро понял, в чем дело, и с страшной головной болью, расслабленный, долго лежал на диване, с тупым вниманием вглядываясь в герб Бостонжогло, изображенный на четвертке, в валявшуюся на полу
трубку, окурки и остатки кондитерских пирожков, и с разочарованием грустно думал: «Верно, я еще не совсем
большой, если не могу курить, как другие, и что, видно, мне не судьба, как другим, держать чубук между средним и безымянным пальцем, затягиваться и пускать дым через русые усы».
— А я думал, если человек два дня сряду за полночь читает вам наедине свой роман и хочет вашего мнения, то уж сам по крайней мере вышел из этих официальностей… Меня Юлия Михайловна принимает на короткой ноге; как вас тут распознаешь? — с некоторым даже достоинством произнес Петр Степанович. — Вот вам кстати и ваш роман, — положил он на стол
большую, вескую, свернутую в
трубку тетрадь, наглухо обернутую синею бумагой.
— Да ту же пенсию вашу всю будут брать себе! — пугала его Миропа Дмитриевна и, по своей ловкости и хитрости (недаром она была малороссиянка), неизвестно до чего бы довела настоящую беседу; но в это время в квартире Рыжовых замелькал огонек, как бы перебегали со свечками из одной комнаты в другую, что очень заметно было при довольно значительной темноте ночи и при полнейшем спокойствии, царствовавшем на дворе дома: куры и индейки все сидели уж по своим хлевушкам, и только майские жуки, в сообществе разноцветных бабочек, кружились в воздухе и все
больше около огня куримой майором
трубки, да еще чей-то белый кот лукаво и осторожно пробирался по крыше дома к слуховому окну.
В этой улице его смущал
больше всех исправник: в праздники он с полудня до вечера сидел у окна, курил
трубку на длиннейшем чубуке, грозно отхаркивался и плевал за окно. Борода у него была обрита, от висков к усам росли седые баки, — сливаясь с жёлтыми волосами усов, они делали лицо исправника похожим на собачье. Матвей снимал картуз и почтительно кланялся.
…Через две недели по этой дороге, по которой некогда мчалась мимо мельницы коляска, запряженная четверкой лихих лошадей, и которая шла от Белого Поля на
большую дорогу, подымался дорожный дормез; Григорий сидел на козлах и закуривал
трубку, ямщик убеждал лошадей идти дружнее и, чтоб ближе подделаться к их понятиям, произносил одни гласные: о… о… о… у… у… у… а… а… а… и т. д.
Мелкие чиновники, при появлении таких сановников, прятали
трубки свои за спину (но так, чтоб было заметно, ибо дело состояло не в том, чтоб спрятать
трубку, но чтоб показать достодолжное уважение), низко кланялись и, выражая мимикой
большое смущение, уходили в другие комнаты, даже не окончивши партии на бильярде, — на бильярде, на котором, в часы, досужие от карт, корнет Дрягалов удивлял поразительно смелыми шарами и невероятными клапштосами.
В глубине ее, под деревьями, вокруг ковра, уставленного закусками и бутылками, расположились Басов, Двоеточие, Шалимов, Суслов, Замыслов, направо от них, в стороне,
большой самовар, около него Саша моет посуду, лежит Пустобайка и курит
трубку, около него — весла, корзины, железное ведро.
— Как не видать! Хоша сам не пробовал, что за
трубка за такая, а видал не однова, — возразил словоохотливо Гришка, продолжая грести. — У нас, вестимо, в диковинку: никто этим не занимается; знамо, занятно!.. У тебя и табак-то, как видно, другой: не тем дымом пахнет; у нас коли курит кто, так все
больше вот эти корешки… Я чай, и это те же корешки, только ты чего-нибудь подмешиваешь?..
Фекла. Э… и нос хороший. Всё на своем месте. И сам такой славный. Только не погневайся: уж на квартире одна только
трубка и стоит,
больше ничего нет — никакой мебели.
Ижорской, успокоенный этими словами, пошел навстречу к гостям и, поговоря с ними, повел их в
большую китайскую беседку, в которой приготовлены были
трубки и пунш. Один только исправник отделился от толпы и, подойдя к Рославлеву, сказал...
Их слушал, по-видимому, с
большим вниманием, пожилой человек в сером ополченном кафтане с золотыми погончиками; немного поодаль, развалясь на широкой дерновой скамье, курил из огромной пенковой
трубки мужчина лет за сорок, высокой и дородной, в полевом кафтане и зеленом кожаном картузе.
Далее — тоже довольно
большой портрет сурового на вид старика в генеральском екатерининских времен мундире, с подзорной
трубкой в руке и с развернутою перед ним картою, — это был прадед Бегушевых.
Она достала из-под косынки довольно
большую зрительную
трубку, в медной оправе, оклеенную пожелтелым сафьяном [Сафьян — тонко выделанная козловая кожа.]. Давыд, как любитель и знаток всякого рода инструментов, тотчас ухватился за нее.
Там сидели
большею частию иностранцы, важно покуривая свои глиняные
трубки и опорожнивая глиняные кружки.
Как изображу я вам, наконец, этих блестящих чиновных кавалеров, веселых и солидных, юношей и степенных, радостных и прилично туманных, курящих в антрактах между танцами в маленькой отдаленной зеленой комнате
трубку и не курящих в антрактах
трубки, — кавалеров, имевших на себе, от первого до последнего, приличный чин и фамилию, — кавалеров, глубоко проникнутых чувством изящного и чувством собственного достоинства; кавалеров, говорящих
большею частию на французском языке с дамами, а если на русском, то выражениями самого высокого тона, комплиментами и глубокими фразами, — кавалеров, разве только в трубочной позволявших себе некоторые любезные отступления от языка высшего тона, некоторые фразы дружеской и любезной короткости, вроде таких, например: «что, дескать, ты, такой-сякой, Петька, славно польку откалывал», или: «что, дескать, ты, такой-сякой, Вася, пришпандорил-таки свою дамочку, как хотел».
Спуск продолжается мучительно долго.
Больше часа. Но вот Рестуччи оживляется, несколько раз переспрашивает что-то в телефонную
трубку и вдруг кидает короткую команду...
Последнее обстоятельство сильно помогало шумному разговору и громкому смеху, раздававшемуся как в приемной, так и на балконе, где на столике лежало
большое зажигательное стекло, для желающих закурить на солнце
трубку.
Мне было неловко. Офицеры молчали; Венцель прихлебывал чай с ромом; адъютант пыхтел коротенькой
трубкой; прапорщик Стебельков, кивнув мне головою, продолжал читать растрепанный том какого-то переводного романа, совершившего в его чемодане поход из России за Дунай и вернувшегося впоследствии в еще более растрепанном виде в Россию. Хозяин налил
большую глиняную кружку чаю и влил в него огромную порцию рому.
Он до сих пор ездит по всем ярмаркам в Малороссии; тщательно осведомляется о ценах на разные
большие произведения, продающиеся оптом, как то: муку, пеньку, мед и прочее, но покупает только небольшие безделушки, как то: кремешки, гвоздь прочищать
трубку и вообще все то, что не превышает всем оптом своим цены одного рубля.
Маменькин лакей, Дмитрий Сидоров,
большой охотник до
трубки, регулярно каждый день после обеда, когда мы бывали в диванной, ходил в мужнин кабинет брать его табак из ящика; и надо было видеть, с каким веселым страхом Сергей Михайлыч на цыпочках подходил ко мне и, грозя пальцем и подмигивая, показывал на Дмитрия Сидоровича, который никак не предполагал, что его видят.
—
Трубки и пуншу, то есть того и другого… можно-с… — произнес Ступицын. — Извините, — прибавил он, немного задев музыканта, который с
большим любопытством осматривал нового гостя и вертелся около него.
Гораздо после полудня вышел полковник к нам, и вообразите — в белом халате и колпаке. Уверяю вас! мало того — не снял перед нами колпака и даже головою не кивнул, когда брат и я, именно, я, отвешивал ему, с отклонением рук, точно такой поклон, как, по наставлению незабвенного домине Галушкинского, следовало воздать главному начальнику. Притом, как бы к
большему неуважению, курил еще и
трубку и, не
(Снегин, Челяев, Рябинов, Заруцкий, Вышневский курят
трубки. Ни одному нет
больше 20 лет.)
— А там и чаще! Пешком уж стал захаживать и подарки носить. А уж я-то на порог сунуться не смею: вдруг я туда, а генерал там сидит… Убиваюсь… Вот однажды иду с должности мимо одного дома, где студент этот, учитель, квартировал, — жил он во флигелечке, книгу сочинял да чучелы делал. Только гляжу, сидит на крылечке, трубочку сосет. И теперь, сказывают, в чинах уже
больших по своей части, а все
трубки этой из рта не выпускает… Странный, конечно, народ — ученые люди…
Сад.
Большие, старые липы. В глубине, под ними, белая солдатская палатка. Направо, под деревьями, широкий диван из дерна, перед ним стол. Налево, в тени лип, длинный стол, накрытый к завтраку. Кипит небольшой самовар. Вокруг стола плетеные стулья и кресла. Аграфена варит кофе. Под деревом стоит Конь, куря
трубку, перед ним Пологий.
Он вяло перевалился на бок и сел на корточки, по-турецки. На обеих руках у него были отрублены все пальцы, за исключением
большого на левой руке, но этим единственным пальцем он ловко и быстро набил
трубку, придерживая ее культяпкой правой руки о колено, достал из шапки спички и закурил. Сладковатый, похожий сначала запахом на резеду, дымок махорки поплыл синими струйками в воздухе.
Старый нищий замолчал и стал с ожесточением насасывать
трубку. Она сочно хрипела, но не давала уже
больше дыму. Козел вздохнул, выколотил
трубку о свою босую подошву и спрятал ее за пазуху.
— Хорошо, я дам тебе опиуму, только нарисуй мне красавицу. Чтоб хорошая была красавица! чтобы брови были черные и очи
большие, как маслины; а я сама чтобы лежала возле нее и курила
трубку! Слышишь? чтобы хорошая была! чтобы была красавица!
Несколько старых солдат в белых кителях —
большею частию унтер-офицеры — шли с
трубками стороной дороги и степенно разговаривали.
Макар замолчал и, спрятав в кисет
трубку, запахнул на груди чекмень. Накрапывал дождь, ветер стал сильнее, море рокотало глухо и сердито. Один за другим к угасающему костру подходили кони и, осмотрев нас
большими умными глазами, неподвижно останавливались, окружая нас плотным кольцом.
Потом вздыхал глубоко, отправлялся тем же степенным шагом домой, садился у окошка и мечтал с полчасика, бережно покуривая крепкий вагштаф из
большой пенковой
трубки, подаренной ему крестным отцом, квартальным надзирателем из немцев.