Неточные совпадения
Она убирала его и делала с ним тысячу разных
глупостей с развязностию дитяти, которою отличаются ветреные полячки и которая повергла бедного бурсака в еще
большее смущение.
«Какая-нибудь
глупость, какая-нибудь самая мелкая неосторожность, и я могу всего себя выдать! Гм… жаль, что здесь воздуху нет, — прибавил он, — духота… Голова еще
больше кружится… и ум тоже…»
— Неверно? Нет, верно. До пятого года — даже начиная с 80-х — вы
больше обращали внимания на жизнь Европы и вообще мира. Теперь вас Европа и внешняя политика правительства не интересует. А это — преступная политика, преступная по ее
глупости. Что значит посылка солдат в Персию? И темные затеи на Балканах? И усиление националистической политики против Польши, Финляндии, против евреев? Вы об этом думаете?
Казалось, что он понимает
больше того, сколько говорит, и — что он сознательно преувеличивает свои тревоги и свою
глупость, как бы передразнивая кого-то.
— Ты все
глупости говоришь! — скороговоркой заметила она, глядя в сторону. — Никаких я молний не видала у тебя в глазах… ты смотришь на меня
большею частью, как… моя няня Кузьминична! — прибавила она и засмеялась.
— Стало быть, время дорого. Мы разойдемся навсегда, если…
глупость, то есть бабушкины убеждения, разведут нас. Я уеду через неделю, разрешение получено, вы знаете. Или уж сойдемся и не разойдемся
больше…
— Я вспомнила в самом деле одну
глупость и когда-нибудь расскажу вам. Я была еще девочкой. Вы увидите, что и у меня были и слезы, и трепет, и краска… et tout се que vous aimez tant! [и все, что вы так любите! (фр.)] Но расскажу с тем, чтобы вы
больше о любви, о страстях, о стонах и воплях не говорили. А теперь пойдемте к тетушкам.
— Да, правда: мне, как глупой девочке, было весело смотреть, как он вдруг робел, боялся взглянуть на меня, а иногда, напротив, долго глядел, — иногда даже побледнеет. Может быть, я немного кокетничала с ним, по-детски, конечно, от скуки… У нас было иногда… очень скучно! Но он был, кажется, очень добр и несчастлив: у него не было родных никого. Я принимала
большое участие в нем, и мне было с ним весело, это правда. Зато как я дорого заплатила за эту
глупость!..
Как только сделан был первый перерыв, Нехлюдов встал и вышел в коридор с намерением уже
больше не возвращаться в суд. Пускай с ним делают, что хотят, но участвовать в этой ужасной и гадкой
глупости он более не может.
— Воля твоя, я
больше не могу оплачивать твои
глупости, — заметил наконец Привалов своему брату.
— То есть не смешной, это ты неправильно. В природе ничего нет смешного, как бы там ни казалось человеку с его предрассудками. Если бы собаки могли рассуждать и критиковать, то наверно бы нашли столько же для себя смешного, если не гораздо
больше, в социальных отношениях между собою людей, их повелителей, — если не гораздо
больше; это я повторяю потому, что я твердо уверен, что
глупостей у нас гораздо
больше. Это мысль Ракитина, мысль замечательная. Я социалист, Смуров.
Потому ведь говорю тебе, Алексей, что ты один понять это можешь, а
больше никто, для других это
глупости, бред, вот все то, что я тебе про гимн говорил.
—
Глупость, Верочка, и очень
большая пошлость.
Впрочем, Галактион упорно отгонял от себя все эти мысли. Так,
глупость молодая, и
больше ничего. Стерпится — слюбится. Иногда Серафима пробовала с ним заговаривать о серьезных делах, и он видел только одно, что она ровно ничего не понимает. Старается подладиться к нему и не умеет.
«
Больше все делается от необузданности, а то и от
глупости», — как выражается Бородкин.
— Ах, боже мой! — вскричал князь, конфузясь, торопясь и воодушевляясь всё
больше и
больше, — я… я опять сказал
глупость, но… так и должно было быть, потому что я… я… я, впрочем, опять не к тому! Да и что теперь во мне, скажите пожалуйста, при таких интересах… при таких огромных интересах! И в сравнении с таким великодушнейшим человеком, потому что ведь, ей-богу, он был великодушнейший человек, не правда ли? Не правда ли?
Выгнав зазнавшегося мальчишку, Карачунский долго не мог успокоиться. Да, он вышел из себя, чего никогда не случалось, и это его злило
больше всего. И с кем не выдержал характера — с мальчишкой, молокососом. Положим, что тот сам вызвал его на это, но чужие
глупости еще не делают нас умнее. Глупо и еще раз глупо.
Марья вышла с
большой неохотой, а Петр Васильич подвинулся еще ближе к гостю, налил ему еще наливки и завел сладкую речь о
глупости Мыльникова, который «портит товар». Когда машинист понял, в какую сторону гнул свою речь тароватый хозяин, то отрицательно покачал головой. Ничего нельзя поделать. Мыльников, конечно, глуп, а все-таки никого в дудку не пускает: либо сам спускается, либо посылает Оксю.
Утром, выйдя к чаю, Лиза чувствовала, что
большая часть разрушительной работы в ней кончена, и когда ей подали письмо Женни, в котором та с своим всегдашним добродушием осведомлялась о Розанове, Лиза почувствовала что-то гадкое, вроде неприятного напоминания о прошлой
глупости.
— И дело. Ты затеял нечто
большое и прекрасное, Лихонин. Князь мне ночью говорил. Ну, что же, на то и молодость, чтобы делать святые
глупости. Дай мне бутылку, Александра, я сам открою, а то ты надорвешься и у тебя жила лопнет. За новую жизнь, Любочка, виноват… Любовь… Любовь…
—
Глупость ты делаешь
большую, Лихонин, — говорил лениво Платонов, — но чту и уважаю в тебе славный порыв. Вот мысль — вот и дело. Смелый ты и прекрасный парень.
Лихонин, по ее словам, взял ее к себе только для того, чтобы увлечь, соблазнить, попользоваться, сколько хватит, ее
глупостью, а потом бросить. А она, дура, сделалась и взаправду в него влюбимшись, а так как она его очень ревновала ко всем этим кудлатым в кожаных поясах, то он и сделал подлость: нарочно подослал своего товарища, сговорился с ним, а тот начал обнимать Любку, а Васька вошел, увидел и сделал
большой скандал и выгнал Любку на улицу.
— Вы уж извините меня, пожалуйста, но так как у меня собственная квартира и теперь я вовсе не девка, а порядочная женщина, то прошу
больше у меня не безобразничать. Я думала, что вы, как умный и образованный человек, все чинно и благородно, а вы только
глупостями занимаетесь. За это могут и в тюрьму посадить.
Сначала Волков приставал, чтоб я подарил ему Сергеевку, потом принимался торговать ее у моего отца; разумеется, я сердился и говорил разные
глупости; наконец, повторили прежнее средство, еще с
большим успехом: вместо указа о солдатстве сочинили и написали свадебный договор, или рядную, в которой было сказано, что мой отец и мать, с моего согласия, потому что Сергеевка считалась моей собственностью, отдают ее в приданое за моей сестрицей в вечное владение П. Н. Волкову.
— По здешнему месту эти концы очень часто, сударь, бывают. Смотришь, это, на человека: растет, кажется… ну, так растет! так растет! Шире да выше, краше да лучше, и конца-краю, по видимостям, деньгам у него нет. И вдруг, это, — прогорит. Словно даже свечка, в одну минуту истает. Либо сам запьет, либо жена сбесится… разумеется,
больше от собственной
глупости. И пойдет, это, книзу, да книзу, уже да хуже…
В комнате, куда мы вошли, мебель была немного получше и расставлена с
большим вкусом. Впрочем, в это мгновенье я почти ничего заметить не мог: я двигался как во сне и ощущал во всем составе своем какое-то до
глупости напряженное благополучие.
Домики Кукарского завода на этой руке сделались бы не
больше тех пылинок, которые остаются у нас на пальцах от крыльев моли, а вместе с ними погибли бы и обитатели этих жалких лачуг, удрученные непосильной ношей своих подлостей, интриг,
глупости и чисто животного эгоизма.
— И за одну твою
глупость — за то, что ты сделал вчера на прогулке, — я люблю тебя еще
больше — еще
больше.
— Десять могу.
Больше не могу, а десять с превеликим удовольствием. Вам небось на
глупости? Ну, ну, ну, я шучу. Пойдемте.
— Я так, ваше высокоблагородие, понимаю, что все это
больше от ихней
глупости, потому как с умом человек, особливо служащий-с, всякого случаю опасаться должон. Идешь этта иной раз до города, так именно издрожишься весь, чтоб кто-нибудь тебя не изобидел… Ну, а они что-с? так разве, убогонькие!
— Что ж за
глупость! Известно, папенька из сидельцев вышли, Аксинья Ивановна! — вступается Боченков и, обращаясь к госпоже Хрептюгиной, прибавляет: — Это вы правильно, Анна Тимофевна, сказали: Ивану Онуфричу денно и нощно бога молить следует за то, что он его, царь небесный, в
большие люди произвел. Кабы не бог, так где бы вам родословной-то теперь своей искать? В червивом царстве, в мушином государстве? А теперь вот Иван Онуфрич, поди-кось, от римских цезарей, чай, себя по женской линии производит!
— Ты, Семенушка, всегда в своем дежурстве наделаешь
глупостей. Если ты так несообразителен, то старайся
больше думать. Принимаешь всех, кто только явится. Сегодня пустил бог знает какого-то господина, совершенно незнакомого.
Как же я стану питать к людям сожаление, когда
большая часть из них страдает или потому, что безнравственны, или потому, что делали
глупости, наконец, ленивы, небрежны к себе.
Я не понимаю этой
глупости, которую, правду сказать,
большая часть любовников делают от сотворения мира до наших времен: сердиться на соперника! может ли быть что-нибудь бессмысленней — стереть его с лица земли! за что? за то, что он понравился! как будто он виноват и как будто от этого дела пойдут лучше, если мы его накажем!
— Сурков не опасен, — продолжал дядя, — но Тафаева принимает очень немногих, так что он может, пожалуй, в ее маленьком кругу прослыть и львом и умником. На женщин много действует внешность. Он же мастер угодить, ну, его и терпят. Она, может быть, кокетничает с ним, а он и того… И умные женщины любят, когда для них делают
глупости, особенно дорогие. Только они любят
большею частью при этом не того, кто их делает, а другого… Многие этого не хотят понять, в том числе и Сурков, — вот ты и вразуми его.
Она испуганно оглядывалась на всех, краска беспрестанно приливала и отливала от ее лица, и она начинала громко и смело говорить,
большею частию
глупости, чувствуя это, чувствуя, что все и папа слышат это, и краснела еще
больше.
— Да, она удивительная девушка, — говорил он, стыдливо краснея, но тем с
большей смелостью глядя мне в глаза, — она уж не молодая девушка, даже скорей старая, и совсем нехороша собой, но ведь что за
глупость, бессмыслица — любить красоту! — я этого не могу понять, так это глупо (он говорил это, как будто только что открыл самую новую, необыкновенную истину), а такой души, сердца и правил… я уверен, не найдешь подобной девушки в нынешнем свете (не знаю, от кого перенял Дмитрий привычку говорить, что все хорошее редко в нынешнем свете, но он любил повторять это выражение, и оно как-то шло к нему).
— Забудем летние
глупости, милый Алеша. Прошел сезон, мы теперь стали
большие. В Москве приходите к нам потанцевать. А теперь прощайте. Желаю вам счастья и успехов.
— Это
глупость; это
большие пустяки. Тут всё пустяки, потому что Лебядкин пьян. Я Липутину не говорил, а только объяснил пустяки; потому что тот переврал. У Липутина много фантазии, вместо пустяков горы выстроил. Я вчера Липутину верил.
— Что за подлость и что за
глупость! — позеленел от злости Петр Степанович. — Я, впрочем, это предчувствовал. Знайте, что вы меня не берете врасплох. Как хотите, однако. Если б я мог вас заставить силой, то я бы заставил. Вы, впрочем, подлец, — всё
больше и
больше не мог вытерпеть Петр Степанович. — Вы тогда у нас денег просили и наобещали три короба… Только я все-таки не выйду без результата, увижу по крайней мере, как вы сами-то себе лоб раскроите.
Работники стали роптать, хотели расчета справедливого, по
глупости ходили в полицию, впрочем без
большого крика и вовсе уж не так волновались.
— Эк ведь в какую
глупость человек въедет! — даже удивился Петр Степанович. — Ну прощай, старина, никогда не приду к тебе
больше. Статью доставь раньше, не забудь, и постарайся, если можешь, без вздоров: факты, факты и факты, а главное, короче. Прощай.
— А уж это, признаться, стороной вышло,
больше по
глупости капитана Лебядкина, потому они никак чтоб удержать в себе не умеют… Так три-то целковых с вашей милости, примером, за три дня и три ночи, за скуку придутся. А что одежи промокло, так мы уж, из обиды одной, молчим.
—
Глупости какие!.. Слышал я что-то об этом в Английском клубе. И по
большой цене они играют?
— Ну, да, я. Но как все это было юно! незрело! Какое мне дело до того, кто муку производит, как производит и пр.! Я ем калачи — и
больше ничего! мне кажется, теперь — хоть озолоти меня, я в другой раз этакой
глупости не скажу!
— Теперь знаю, что такое! — говорил он окружающим, спешиваясь у протопоповских ворот. — Все эти размышления мои до сих пор предварительные были не
больше как одною
глупостью моею; а теперь я наверное вам скажу, что отец протопоп кроме ничего как просто велел вытравить литеры греческие, а не то так латинские. Так, так, не иначе как так; это верно, что литеры вытравил, и если я теперь не отгадал, то сто раз меня дураком после этого назовите.
— А разумеется, после того как ты смел меня, духовное лицо, такую
глупость спросить, — ты
больше ничего как подлец. А ты послушай: я тебе давеча спустил, когда ты пошутил про хвостик, но уж этого ты бойся.
Мы ведь с ним
большие были приятели, да после из
глупости немножко повздорили; но все-таки я вам откровенно скажу, ваш муж не по вас.
И наконец, кроме всего этого, когда ему один здешний учитель, Препотенский, человек совершенно глупый, но вполне благонадежный, сказал, что все мы не можем отвечать: чем и как Россия управляется? то он с наглою циничностью отвечал: „Я, говорит, в этом случае питаю
большое доверие к словам екатерининского Панина, который говорил, что Россия управляется милостью божиею и
глупостью народною“.
— Ну, что крепость, — пробормотал он, — до этого далеко, а только вообще про меня всякие
глупости говорят, так это
больше из зависти. Вы ничему такому не верьте. Это они доносят, чтоб от себя отвести подозрение, а я и сам могу донести.