Неточные совпадения
«Господи, прости
и помоги», не переставая твердил он себе, несмотря
на столь долгое
и казавшееся полным отчуждение, чувствуя, что он обращается к
Богу точно так же доверчиво
и просто, как
и во времена детства
и первой молодости.
— Господи, помилуй! прости,
помоги! — твердил он как-то вдруг неожиданно пришедшие
на уста ему слова.
И он, неверующий человек, повторял эти слова не одними устами. Теперь, в эту минуту, он знал, что все не только сомнения его, но та невозможность по разуму верить, которую он знал в себе, нисколько не мешают ему обращаться к
Богу. Всё это теперь, как прах, слетело с его души. К кому же ему было обращаться, как не к Тому, в Чьих руках он чувствовал себя, свою душу
и свою любовь?
— Стива, — сказала она ему, весело подмигивая, крестя его
и указывая
на дверь глазами. — Иди,
и помогай тебе
Бог.
— У меня хозяйство простое, — сказал Михаил Петрович. — Благодарю
Бога. Мое хозяйство всё, чтобы денежки к осенним податям были готовы. Приходят мужички: батюшка, отец, вызволь! Ну, свои всё соседи мужики, жалко. Ну, дашь
на первую треть, только скажешь: помнить, ребята, я вам
помог,
и вы
помогите, когда нужда — посев ли овсяный, уборка сена, жнитво, ну
и выговоришь, по скольку с тягла. Тоже есть бессовестные
и из них, это правда.
— А ей-богу, хотел повесить, — отвечал жид, — уже было его слуги совсем схватили меня
и закинули веревку
на шею, но я взмолился пану, сказал, что подожду долгу, сколько пан хочет,
и пообещал еще дать взаймы, как только
поможет мне собрать долги с других рыцарей; ибо у пана хорунжего — я все скажу пану — нет
и одного червонного в кармане.
— Э! да ты, я вижу, Аркадий Николаевич, понимаешь любовь, как все новейшие молодые люди: цып, цып, цып, курочка, а как только курочка начинает приближаться, давай
бог ноги! Я не таков. Но довольно об этом. Чему
помочь нельзя, о том
и говорить стыдно. — Он повернулся
на бок. — Эге! вон молодец муравей тащит полумертвую муху. Тащи ее, брат, тащи! Не смотри
на то, что она упирается, пользуйся тем, что ты, в качестве животного, имеешь право не признавать чувства сострадания, не то что наш брат, самоломанный!
Райский воротился домой, отдал отчет бабушке о Леонтье, сказавши, что опасности нет, но что никакое утешение теперь не
поможет. Оба они решили послать
на ночь Якова смотреть за Козловым, причем бабушка отправила целый ужин, чаю, рому, вина —
и бог знает чего еще.
Поднялся ветер. В одну минуту пламя обхватило весь дом. Красный дым вился над кровлею. Стекла затрещали, сыпались, пылающие бревна стали падать, раздался жалобный вопль
и крики: «Горим,
помогите,
помогите». — «Как не так», — сказал Архип, с злобной улыбкой взирающий
на пожар. «Архипушка, — говорила ему Егоровна, — спаси их, окаянных,
бог тебя наградит».
— Когда
бог поможет, то сею осенью, может,
и закурим.
На Покров, бьюсь об заклад, что пан голова будет писать ногами немецкие крендели по дороге.
Варя. Бабушка прислала ему доверенность, чтобы он купил
на ее имя с переводом долга. Это она для Ани.
И я уверена,
бог поможет, дядечка купит.
— Амбар, соседи, отстаивайте! Перекинется огонь
на амбар,
на сеновал, — наше всё дотла сгорит
и ваше займется! Рубите крышу, сено — в сад! Григорий, сверху бросай, что ты
на землю-то мечешь! Яков, не суетись, давай топоры людям, лопаты! Батюшки-соседи, беритесь дружней, —
бог вам
на помочь.
Вчера Щепкин принес мне ваши листки, добрый друг мой фотограф; с сжатым сердцем читал я их;
на этот раз пожалел сильно, что нет у меня власти. Однако я через кого могу буду здесь действовать — авось
бог поможет песчинке что-нибудь сделать… Так сильно все это меня волнует, что… действует
и на организм…
Что ты думаешь теперь делать? Останешься ли в деревне, или переедешь в Петербург? Тебе надобно соединиться где-нибудь с Марьей Васильевной — вместе вам будет легче: одиночество каждому из вас томительно.
Бог поможет вам помириться с горем
и даст силы исполнить обязанности к детям, оставшимся
на вашем попечении.
Ты говоришь, добрая Марья Николаевна, что мое сердце любвеобильно.Ты совершенно справедливо это замечаешь — оно так создано, следовательно, не назовешь меня, читая эти строки, гречневой кашей.
Бог помог природное настроение не утратить среди многих толчков, доставшихся
и на мою долю.
И за это глубокое ему благодарение! Не знаю, до какой степени плодотворна эта любовь, но знаю, что она
и мучение мое
и отрада. Ты все это поймешь, не нужно пояснений. Впрочем, люблю потому, что приятно любить…
Ты уже должен знать, что 14 августа Иван Дмитриевич прибыл в Иркутск с старшим своим сыном Вячеславом. Дорога ему
помогла, но болезнь еще не уничтожена. Будет там опять пачкаться. Дай
бог, чтоб это шло там удачнее, нежели здесь в продолжение нескольких месяцев. Просто страшно было
на него смотреть. Не знаю, можно ли ему будет добраться до вас. Мне это необыкновенно, кажется, удалось, но
и тут тебя, добрый друг, не поймал. Авось когда-нибудь как-нибудь свидимся.
Я очень знаю, что надобно действовать, но это время, как ты видела, я просто ни
на что не годен. Он со мной поживет, потом поступит к Циммерману в Москве. Это заведение лучшее во всех отношениях,
и там он может остаться до самого университета. Я уже вошел в переговоры с Циммерманом, но надобно еще самому с ним познакомиться, все высмотреть. Авось
бог поможет как-нибудь распустить крылья, которые до сих пор подрезаны…
Четверо гребцов сели в весла, перенесший меня человек взялся за кормовое весло, оттолкнулись от берега шестом, все пятеро перевозчиков перекрестились, кормчий громко сказал: «Призывай
бога на помочь»,
и лодка полетела поперек реки, скользя по вертящейся быстрине, бегущей у самого берега, называющейся «стремя».
Нас подхватили под руки, перевели
и перенесли в это легкое судно; мы расселись по лавочкам
на самой его середине, оттолкнулись,
и лодка, скользнув по воде, тихо поплыла, сначала также вверх; но, проплыв сажен сто, хозяин громко сказал: «Шапки долой, призывай
бога на помочь!» Все
и он сам сняли шапки
и перекрестились; лодка
на минуту приостановилась.
— Непременно начнет коробить —
и мне самому гораздо бы лучше было
и выгоднее класть сухую землю, потому что ее легче
и скорее наносили бы, но я над
богом власти не имею: все время шли проливные дожди, — не
на плите же мне было землю сушить; да я, наконец, пробовал это, но только не
помогает ничего, не сохнет; я обо всем том доносил начальству!
Я решился бежать к доктору; надо было захватить болезнь. Съездить же можно было скоро; до двух часов мой старик немец обыкновенно сидел дома. Я побежал к нему, умоляя Мавру ни
на минуту, ни
на секунду не уходить от Наташи
и не пускать ее никуда.
Бог мне
помог: еще бы немного,
и я бы не застал моего старика дома. Он встретился уже мне
на улице, когда выходил из квартиры. Мигом я посадил его
на моего извозчика, так что он еще не успел удивиться,
и мы пустились обратно к Наташе.
— Только об этом не надо
на суде говорить, господин адвокат… вы ради
бога!..
И вот вчера муж получил от господина судебного следователя повестку… Ах, господин адвокат,
помогите!
Я считаю излишним описывать радостный переполох, который это известие произвело в нашей маленькой колонии. Но для меня лично к этой радости примешивалась
и частичка горя, потому что
на другой же день
и Блохины
и Старосмысловы уехали обратно в Россию.
И я опять остался один
на один с мучительною думою: кого-то еще пошлет
бог, кто
поможет мне размыкать одиночество среди этой битком набитой людьми пустыни…
«Ну, хорош же ты теперь! — весело обдумывал Петр Степанович, выходя
на улицу, — хорош будешь
и вечером, а мне именно такого тебя теперь надо,
и лучше желать нельзя, лучше желать нельзя! Сам русский
бог помогает!»
— Ради
бога, не рассердитесь, не растолкуйте превратно моих слов, — сказал он вежливо, но просто. — Мне так было тяжело
и прискорбно, что вы придали недавно какой-то нехороший смысл… Впрочем, может быть, я сам в этом виноват, я не спорю, но я, право, не могу видеть, как вы мучитесь. Ради
бога, не отказывайтесь от моей услуги. Я до утра стою
на вахте. Моя каюта остается совершенно свободной. Не побрезгуйте, прошу вас. Там чистое белье… все, что угодно. Я пришлю горничную… Позвольте мне
помочь вам.
Действительно,
на обычные вопросы при встречах: «как себе живете» или «как вам
бог помогает» — лозищане, вместо «слава
богу», только махали рукой
и говорили...
В письме было написано, что Лозинский, слава
богу, жив
и здоров, работает
на «фарме»
и, если
бог поможет ему так же, как
помогал до сих пор, то надеется скоро
и сам стать хозяином.
— Ну,
и Семен-то Иванович, роля очень хороша! Прекрасно! Старый грешник,
бога б побоялся; да
и он-то масонишка такой же, однокорытнику
и помогает, да ведь, чай, какие берет с него денежки? За что? Чтоб погубить женщину.
И на что, скажите, Анна Якимовна,
на что этому скареду деньги? Один, как перст, ни ближних, никого; нищему копейки не подаст; алчность проклятая! Иуда Искариотский!
И куда? Умрет, как собака, в казну возьмут!
— Вы шутите, — сказал он, щуря глаза. — Таким господам, как вы
и ваш помощник Никита, нет никакого дела до будущего, но можете быть уверены, милостивый государь, настанут лучшие времена! Пусть я выражаюсь пошло, смейтесь, но воссияет заря новой жизни, восторжествует правда,
и —
на нашей улице будет праздник! Я не дождусь, издохну, но зато чьи-нибудь правнуки дождутся. Приветствую их от всей души
и радуюсь, радуюсь за них! Вперед!
Помогай вам
бог, друзья!
— Где уж тут, матушка!.. Я
и тогда говорил тебе: слова мои не
помогут, только греха примешь! — произнес наконец старик тихим, но глубоко огорченным голосом. — Уж когда твоего старика не послушал — он ли его не усовещевал, он ли не говорил ему! — меня не послушает!.. Что уж тут!.. Я, признаться,
и прежде не видел в нем степенства; только
и надежда была вся
на покойника! Им только все держалось… Надо
бога просить, матушка, — так
и дочке скажи:
бога просить надобно. Един он властен над каменным сердцем!..
На кротком, невозмутимо тихом лице старичка проглядывало смущение. Он, очевидно, был чем-то сильно взволнован. Белая голова его
и руки тряслись более обыкновенного. Подойдя к соседу, который рубил справа
и слева, ничего не замечая, он не сказал даже «
бог помочь!». Дедушка ограничился тем лишь, что назвал его по имени.
— «Хорошо, сын мой! Так
и надо: всё надо делать с верой в благостный исход
и в
бога, который
помогает, молитвами мадонны, добрым делам. Я прошу тебя, сын, если это случится, если сойдутся люди — приди ко мне
на могилу
и скажи: отец — сделано! Чтобы я знал!»
Параша. Что ж, хорошо; а
на стражение все-таки лучше. Ты возьми: коли
бог тебе
поможет, произведут тебя за твою храбрость офицером, — отпросишься ты в отпуск… Приедем мы с тобой в этот самый город, пойдем с тобой под ручку. Пусть тогда злодеи-то наши поглядят
на нас. (Обнимает его). А, Вася? Может, мы с тобой, за все наше горе,
и дождемся такой радости.
Свекровь ее тут же, старушка,
Трудилась;
на полном мешке
Красивая Маша, резвушка,
Сидела с морковкой в руке.
Телега, скрыпя, подъезжает —
Савраска глядит
на своих,
И Проклушка крупно шагает
За возом снопов золотых.
«
Бог помочь! А где же Гришуха?» —
Отец мимоходом сказал.
— В горохах, — сказала старуха.
«Гришуха!» — отец закричал,
На небо взглянул. «Чай, не рано?
Испить бы…» Хозяйка встает
И Проклу из белого жбана
Напиться кваску подает.
— Я.
На волоске ее жизнь была… Три дня она не разрешалась… Всех модных докторов объехали, никто ничего не мог сделать, а я, слава
богу,
помог без ножа
и без щипцов, — нынче ведь очень любят этим действовать, благо инструменты стали светлые, вострые: режь ими тело человеческое, как репу.
У меня уже все готово, я после обеда отправляю свои вещи. Мы с бароном завтра венчаемся, завтра же уезжаем
на кирпичный завод,
и послезавтра я уже в школе, начинается новая жизнь. Как-то мне
поможет бог! Когда я держала экзамен
на учительницу, то даже плакала от радости, от благости…
Результаты, однако, скоро показали, что лепта, добываемая Софьею Карловною через обтягивание материей всяких, дождевых
и летних, зонтиков, совсем
и не была даже такою ничтожною лептою, чтобы ее не было заметно в домашней корване; а главное-то дело, что лепта эта, как грош евангельской вдовицы, клалась весело
и усердно,
и не только радовала Иогана-Христиана Норка при его счастливой жизни, но даже
помогала ему
и умереть спокойно, с упованием
на бога и с надеждой
на Софью Карловну.
Говорили: «
Бог знает, что у него там есть
на душе: чужая душа — потемки; а он нам
помогает и никем не требует; видим, что он есть человек доброй души, христианской,
и почитаем его».
— Да
и нет его —
бога для бедных — нет! Когда мы за Зелёный Клин,
на Амур-реку, собирались — как молебны служили,
и просили,
и плакали о помощи, —
помог он нам? Маялись там три года,
и которые не погибли от лихорадки, воротились нищие.
И батька мой помер, а матери по дороге туда колесом ногу сломало, браты оба в Сибири потерялись…
— Послушайте, — сказала Варвара Александровна, — если вы в самом деле так несчастливы, то я вас не оставлю: я буду
помогать вам словом, делом, средствами моими; но только,
бога ради, старайтесь все это исправить, —
и вот
на первый раз вам мой совет: старайтесь,
и старайтесь всеми силами, доказать Мари, как много вы ее любите
и как много в вас страсти. Поверьте, ничто так не заставит женщину любить, как сама же любовь, потому что мы великодушны
и признательны!
Мавра Тарасовна. Да, миленький, в богатстве-то живя, мы
Бога совсем забыли, нищей братии мало
помогаем; а тут будет в заключении свой человек: все-таки вспомнишь к празднику, завезешь калачика, то, другое —
на душе-то
и легче.
Но это был случай единственный. О других подобных я даже
и не слыхал никогда. Потому что, — говорю это, как перед
богом, положа руку
на сердце, — потому что люди, если только их брать не гуртом, а по отдельности, большею частью хорошие, добрые, славные люди, отзывчивые к бедности. Правда,
помогают они чаще не тем, кому следует. Ну, что ж поделаешь: наглость всегда правдоподобнее нужды. Чему вы смеетесь? За ваше здоровье!..
Жиды… понимаете,
и нам теперь непременно
на сих же днях надо иметь двадцать пять тысяч,
и мне их так скоро достать ровно бы негде; но я пригласила вас
и спокойна, потому что староверы люди умные
и богатые
и вам, как я сама уверилась, во всем сам
бог помогает, то вы мне, пожалуйста, дайте двадцать пять тысяч, а я, с своей стороны, зато всем дамам буду говорить о ваших чудотворных иконах,
и вы увидите, сколько вы станете получать
на воск
и на масло».
Теперь я, стало быть, вправе был оградиться от вас стеной, собрать эти тридцать тысяч рублей
и окончить жизнь где-нибудь в Крыму,
на Южном берегу, в горах
и виноградниках, в своем имении, купленном
на эти тридцать тысяч, а главное, вдали от всех вас, но без злобы
на вас, с идеалом в душе, с любимой у сердца женщиной, с семьей, если
бог пошлет,
и —
помогая окрестным поселянам».
Клеопатра Сергеевна. Как же ты ожидал, что я приму их?.. Я денно
и нощно молила
бога, чтобы он
помог мне совладеть с моей страстью, но ты сам меня кидаешь в эту пропасть, так
и пеняй
на себя!.. Я с удовольствием, даже с восторгом поеду к Мировичу, но только я уж
и останусь там, не возвращусь к тебе больше.
— Я знаю, вы его полюбите, моего Пашеньку, — продолжала старушка: — он такой славный! Верите ли, году не проходит, чтобы он мне денег не присылал,
и Аннушке, моей дочери, тоже много
помогает; а все из одного жалованья! Истинно век благодарю
Бога, — заключила она со слезами
на глазах; — что дал Он мне такое дитя.
Народу стояло
на обоих берегах множество,
и все видели,
и все восклицали: «ишь ты! поди ж ты!» Словом, «случилось несчастие» невесть отчего. Ребята во всю мочь веслами били, дядя Петр
на руле весь в поту, умаялся, а купец
на берегу весь бледный, как смерть, стоял да молился, а все не
помогло. Барка потонула, а хозяин только покорностью взял: перекрестился, вздохнул да молвил: «
Бог дал,
бог и взял — буди его святая воля».
Он им
и молвил:
«
Бог вам
на помочь,
Семеро братьев,
Мать хоронити,
Чтоб по сту
на день,
Чтоб не сносити».
— Поглядываю тут
на одну. Да что! Я беден, она
и того беднее. Так
и не говорил ей ни разу… Другое бы дело, кабы
бог помог… Уехали бы мы с ней из этого гиблого места, зажили бы себе тихонько, свое бы дельце завели.
Дети у меня, благодаря
бога и по милости этого моего хорошего знакомства, все уж пристроены,
на своих местах,
и не только что от меня ничего не требуют, но еще мне же
помогают.
Просить
бога о вещественном: о дожде, о выздоровлении, об избавлении от врагов
и т. п. нельзя уже потому, что в то же самое время другие люди могут просить о противоположном, главное же, нельзя потому, что в вещественном мире нам дано всё, что нам нужно. Молитва может быть о том, чтобы
бог помог нам жить духовной жизнью, такой жизнью, при которой всё, что случается с нами, всё было бы нам
на благо. Просительная же молитва о вещественном есть только самообольщение.