Неточные совпадения
Какое ни придумай имя, уж непременно найдется в каком-нибудь углу нашего
государства,
благо велико, кто-нибудь, носящий его, и непременно рассердится не на живот, а на смерть, станет говорить, что автор нарочно приезжал секретно, с тем чтобы выведать все, что он такое сам, и в каком тулупчике ходит, и к какой Аграфене Ивановне наведывается, и что любит покушать.
Разберите моральные правила, которые в ходу с полвека, чего тут нет? Римские понятия о
государстве с готическим разделением властей, протестантизм и политическая экономия, Salus populi и chacun pour soi. [народное
благо (лат.);…каждый за себя (фр.).] Брут и Фома Кемпийский, Евангелие и Бентам, приходо-расходное счетоводство и Ж.-Ж. Руссо. С таким сумбуром в голове и с магнитом, вечно притягиваемым к золоту, в груди нетрудно было дойти до тех нелепостей, до которых дошли передовые страны Европы.
Мировая гармония, торжество мирового разума, прогресс,
благо и процветание всякого рода коллективов —
государств, наций, обществ, — сколько идолов, которым подчиняют человека или он сам себя подчиняет!
Главное у него не было
государства, а
благо народа.
Не токмо они не могли исполнити своих
благих намерений, но ухищрением помянутого в
государстве чиносостояния подвигнуты стали на противные рассудку их и сердцу правила.
И жизнь его течет легко и обильно, проникнутая сознанием тех
благ, которые изливаются на него
государством, и решимостью стоять за него, по крайней мере, до тех пор, пока этой решимости не будет угрожать серьезная опасность.
Естественно, что, подчинив себе Голод (алгебраический = сумме внешних
благ), Единое
Государство повело наступление против другого владыки мира — против Любви. Наконец и эта стихия была тоже побеждена, то есть организована, математизирована, и около 300 лет назад был провозглашен наш исторический «Lex sexualis»: «всякий из нумеров имеет право — как на сексуальный продукт — на любой нумер».
Отделял ли в то время Имярек
государство от общества — он не помнит; но помнит, что подкладка, осевшая в нем вследствие недавних сновидений, не совсем еще была разорвана, что она оставила по себе два существенных пункта: быть честным и поступать так, чтобы из этого выходила наибольшая сумма общего
блага. А чтобы облегчить достижение этих задач на арене обязательной бюрократической деятельности, — явилась на помощь и целая своеобразная теория.
«Но бог милостив, — думали многие, — пусть царевич слаб;
благо, что не пошел он ни в батюшку, ни в старшего брата! А помогать ему будет шурин его, Борис Федорович. Этот не попустит упасть
государству!»
Но если так, и справедливо то, что христианство несовместимо с
государством, то, естественно, является вопрос: что нужнее для
блага человечества, что больше обеспечивает
благо людей: государственная форма жизни или разрушение и замена ее христианством?
Для того, чтобы убедиться в том, что каждый человек, исполняющий воинскую повинность, становится участником таких дел
государства, которые он не признает и не может признавать, пусть всякий вспомнит только то, что творится в каждом
государстве во имя порядка и
блага народов и исполнителем чего всегда является войско.
Ни общество, ни
государство, ни все люди никогда не просили тебя о том, чтобы ты поддерживал этот строй, занимая то место землевладельца, купца, императора, священника, солдата, которое ты занимаешь; и ты знаешь очень хорошо, что ты занял, принял свое положение вовсе не с самоотверженною целью поддерживать необходимый для
блага людей порядок жизни, а для себя: для своей корысти, славолюбия, честолюбия, своей лени, трусости.
Человек божеского жизнепонимания признает жизнь уже не в своей личности и не в совокупности личностей (в семье, роде, народе, отечестве или
государстве), а в источнике вечной, неумирающей жизни — в боге; и для исполнения воли бога жертвует и своим личным, и семейным, и общественным
благом. Двигатель его жизни есть любовь. И религия его есть поклонение делом и истиной началу всего — богу.
Человек языческий, общественный признает жизнь уже не в одном себе, но в совокупности личностей — в племени, семье, роде,
государстве, и жертвует для этих совокупностей своим личным
благом.
Опирать всю силу
государства на войске было свойственно тому времени, когда высшие понятия о
благе и величии народов не были еще выработаны.
Ничего подобного
государство тебе не даст, но у него имеется в руках громадная привилегия: оно властно обеспечить или не обеспечить твоему отечеству спокойное пользование этими
благами.
Я напомню вам Монарха, ревностного к общему
благу, деятельного, неутомимого, который пылал страстию человеколюбия, хотел уничтожить вдруг все злоупотребления, сделать вдруг все добро, но который ни в чем не имел успеха и при конце жизни своей видел с горестию, что он
государство свое не приблизил к цели политического совершенства, а удалил от нее: ибо Преемнику для восстановления порядка надлежало все новости его уничтожить.
Но собрание Депутатов было полезно: ибо мысли их открыли Монархине источник разных злоупотреблений в
государстве. Прославив
благую волю Свою, почтив народ доверенностию, убедив его таким опытом в Ее благотворных намерениях, Она решилась Сама быть Законодательницею России.
Она с самого Своего вступления на престол пеклась о физическом благосостоянии России; установила Медицинскую Коллегию, и предписала ей [Прежде была Медицинская Канцелярия.] не только снабдить
государство искусными врачами, но и собирать все местные сведения о болезнях народных, об их причинах; искать лекарств простейших на всякую болезнь, особливо для земледельцев; исследовать врачебную силу трав Российских, и всякое полезное открытие немедленно обнародывать для общего
блага.
Монархиня презирала и самые дерзкие суждения, когда оные происходили единственно от легкомыслия и не могли иметь вредных следствий для
государства: ибо Она знала, что личная безопасность есть первое для человека
благо; и что без нее жизнь наша, среди всех иных способов счастия и наслаждения есть вечное, мучительное беспокойство.
Не только
благо нашего отечества, но и
благо целого мира утверждено победами Екатерины. Давно ли еще знамя лжепророка грозило стенам Венским? Новый Магомет II мог быть новым истребителем
государств Европейских: сколь же бедственны успехи Оттоманского оружия для человечества и просвещения? Теперь варвары уже не опасны для Европы; теперь слабый Паша Виддина презирает могущество Порты!.. И сия безопасность есть дело Великой Екатерины, Которая потрясла и разрушила сей колосс ужасный.
— Сей же род людей прославляет
государство науками (380), имеющими влияние и на
благо других состояний.
Одна истинная Мать народа, повторяю, могла иметь столько попечения о
благе детей в
государстве.
Англичанин или американец, не крича о том, что его, например, служебная деятельность необходима для поддержания
государства и для
блага народа, — никогда, однако, не продаст своего служебного долга ради личной выгоды: это запрещается ему чувством его патриотизма.
Мы пользуемся
благами культуры и цивилизации, но не
благами нравственности. При настоящем состоянии людей можно сказать, что счастье
государств растет вместе с несчастьями людей. Так что невольно задаешь себе вопрос, не счастливее ли мы были бы в первобытном состоянии, когда у нас не было этой культуры и цивилизации, чем в нашем настоящем состоянии?
То, что представлялось прежде хорошим и высоким — любовь к отечеству, к своему народу, к своему
государству, служение им в ущерб
благу других людей, военные подвиги, — всё это представляется христианину уже не высоким и прекрасным, а, напротив, низким и дурным.
Но особенно характерно в этом отношении известное место 6‑й книги «
Государства» о
благе: «так это, доставляющее истинность познаваемому и дающее силу познающему, называй идеей
блага, причиной знания и истины, поскольку она познается умом.
Этим подготовлялась и внешняя победа «секуляризации», «правового
государства» с его человеческой честностью, искренно охраняющей «
благо народа» и его свободу.
Если общество и
государство делается единственным собственником всяких материальных ценностей и
благ, то внешне оно может делать что угодно с личностью, личность внешне бессильна противиться тирании общества и
государства, личность делается окончательно обобществленной.
Право собственности на вещный мир, на хозяйственные
блага должно быть разделено и размежевано между личностью, обществом и
государством и одинаково для всех этих субъектов должно быть ограниченным, данным в пользование, функциональным.
Государство по природе своей не аскетично и не жертвенно, в нем всегда есть кристаллизованное цепляние за
блага мира, охранение благополучия.
Христос открыл мне, что третий соблазн, губящий мое
благо, есть соблазн клятвы. Я не могу не верить в это и потому не могу уже, как я делал это прежде, сам клясться кому-нибудь и в чем-нибудь и не могу уже, как я делал это прежде, оправдывать себя в своей клятве тем, что в этом нет ничего дурного для людей, что все делают это, что это нужно для
государства, что мне или другим будет хуже, если я откажусь от этого требования. Я знаю теперь, что это есть зло для меня и для людей, и не могу делать его.
С этим связана глубокая антиисторичность русской интеллигенции, ее моралистическое неприятие тех жертв человеческим
благом и человеческим равенством, которыми покупается история с ее творчеством культур и
государств.
«А как же цивилизация, если я для улучшения своей жизни не буду содействовать ей? » Он скажет всегда так, как будто задача его жизни состоит не в том, чтобы делать то
благо, к которому он всегда стремится, а в том, чтобы служить
государству, торговле, цивилизации.
Для
блага нашего христианского и просвещенного
государства необходимо подвергать нелепейшему, неприличнейшему и оскорбительнейшему наказанию не всех членов этого христианского просвещенного
государства, а только одно из его сословий, самое трудолюбивое, полезное, нравственное и многочисленное.
То, что мне представлялось хорошим и высоким, — любовь к отечеству, к своему народу, к своему
государству, служение им в ущерб
блага других людей, военные подвиги людей — всё это мне показалось отвратительным и жалким.
Ничем не ограниченный субъективный морализм на практике приводил к безнравственному насилию над объективной природой общества и
государства, к безнравственному отрицанию принципов, стоящих выше субъективного произвола людей и субъективного их
блага.
Традиционное русское народничество всегда было враждебно великому
государству и великой культуре, всегда требовало свержения ценностей во имя народного
блага и народных интересов, истребления качеств во имя количества.
«Как скоро будет у нас некоторое число достойных людей в каждом
государстве, каждый из них образует опять двух других, и все они тесно между собой соединятся — тогда всё будет возможно для ордена, который втайне успел уже сделать многое ко
благу человечества».