Неточные совпадения
Вот тут и началась опасность. Ветер немного засвежел, и помню я, как фрегат стало
бить об дно. Сначала было два-три довольно легких удара. Затем так треснуло, что затрещали шлюпки на боканцах и марсы (балконы на мачтах). Все бывшие в каютах выскочили в тревоге, а тут еще удар, еще и еще. Потонуть было трудно: оба берега в какой-нибудь версте; местами, на отмелях,
вода была
по пояс человеку.
Наш катер вставал на дыбы,
бил носом о
воду, загребал ее, как ковшом, и разбрасывал
по сторонам с брызгами и пеной. Мы-таки перегнали, хотя и рисковали если не перевернуться совсем, так черпнуть порядком. А последнее чуть ли не страшнее было первого для барона: чем было бы тогда потчевать испанок, если б в мороженое или конфекты вкатилась соленая
вода?
Потом стало ворочать его то в одну, то в другую сторону с такой быстротой, что в тридцать минут,
по словам рапорта, было сделано им сорок два оборота! Наконец начало
бить фрегат,
по причине переменной прибыли и убыли
воды, об дно, о свои якоря и класть то на один, то на другой бок. И когда во второй раз положило — он оставался в этом положении с минуту…
Но и наши не оставались в долгу. В то самое время, когда фрегат крутило и
било об дно, на него нанесло напором
воды две джонки. С одной из них сняли с большим трудом и приняли на фрегат двух японцев, которые неохотно дали себя спасти, под влиянием строгого еще тогда запрещения от правительства сноситься с иноземцами. Третий товарищ их решительно побоялся,
по этой причине, последовать примеру первых двух и тотчас же погиб вместе с джонкой. Сняли также с плывшей мимо крыши дома старуху.
А тогда в особенности: полазь-ка
по крышам зимой, в гололедицу, когда из разорванных рукавов струями
бьет вода, когда толстое сукно куртки и штанов (и сухое-то не согнешь) сделается как лубок, а неуклюжие огромные сапожищи, на железных гвоздях для прочности, сделаются как чугунные.
Ну, столкнули они его в воду-то, он вынырнул, схватился руками за край проруби, а они его давай
бить по рукам, все пальцы ему растоптали каблуками.
Из вершины высокой, первозданной горы, сложенной из каменного дикого плитняка,
бьет светлая, холодная струя, скачет вниз
по уступам горы и, смотря
по ее крутизне, образует или множество маленьких водопадов, или одно, много два большие падения
воды.
Осенью озеро ничего красивого не представляло. Почерневшая холодная
вода била пенившеюся волной в песчаный берег с жалобным стоном, дул сильный ветер; низкие серые облака сползали непрерывною грядой с Рябиновых гор.
По берегу ходили белые чайки. Когда экипаж подъезжал ближе, они поднимались с жалобным криком и уносились кверху. Вдали от берега сторожились утки целыми стаями. В осенний перелет озеро Черчеж было любимым становищем для уток и гусей, — они здесь отдыхали, кормились и летели дальше.
Некоторые родники были очень сильны и вырывались из середины горы, другие
били и кипели у ее подошвы, некоторые находились на косогорах и были обделаны деревянными срубами с крышей; в срубы были вдолблены широкие липовые колоды, наполненные такой прозрачной
водою, что казались пустыми;
вода по всей колоде переливалась через край, падая
по бокам стеклянною бахромой.
Гуляет он и любуется; на деревьях висят плоды спелые, румяные, сами в рот так и просятся, индо, глядя на них, слюнки текут; цветы цветут распрекрасные, мохровые, пахучие, всякими красками расписанные; птицы летают невиданные: словно
по бархату зеленому и пунцовому золотом и серебром выложенные, песни поют райские; фонтаны
воды бьют высокие, индо глядеть на их вышину — голова запрокидывается; и бегут и шумят ключи родниковые
по колодам хрустальныим.
Входит он на широкий двор, в ворота широкие, растворенные; дорога пошла из белого мрамора, а
по сторонам
бьют фонтаны
воды высокие, большие и малые.
— Это действительно довольно приятная охота, — принялся объяснять ей Вихров. — Едут
по озеру в лодке, у которой на носу горит смола и освещает таким образом внутренность
воды, в которой и видно, где стоит рыба в ней и спит; ее и
бьют острогой.
Погибель была неизбежна; и витязь взмолился Христу, чтобы Спаситель избавил его от позорного плена, и предание гласит, что в то же мгновение из-под чистого неба вниз стрекнула стрела и взвилась опять кверху, и грянул удар, и кони татарские пали на колени и сбросили своих всадников, а когда те поднялись и встали, то витязя уже не было, и на месте, где он стоял, гремя и сверкая алмазною пеной,
бил вверх высокою струёй ключ студеной
воды, сердито рвал ребра оврага и серебристым ручьем разбегался вдали
по зеленому лугу.
Пока Павлюкан в одном белье и жилете отпрягал и проваживал потных коней и устанавливал их к корму у растянутого на оглоблях хрептюга, протопоп походил немножко
по лесу, а потом, взяв из повозки коверчик, снес его в зеленую лощинку, из которой бурливым ключом
бил гремучий ручей, умылся тут свежею
водой и здесь же лег отдохнуть на этом коверчике.
Через полчаса он сидел в маленьком плетёном шарабане, ненужно погоняя лошадь; в лицо и на грудь ему прыгали брызги тёплой грязи; хлюпали колёса, фыркал, играя селезёнкой, сытый конь и чётко
бил копытами
по лужам
воды, ещё не выпитой землёю.
Угол отражения дроби (всегда равный углу падения) будет зависеть от того, как высок берег, на котором стоит охотник.] но даже
бьют, или, правильнее сказать, глушат, дубинами, как глушат всякую рыбу
по тонкому льду; [Как только
вода в пруде или озере покроется первым тонким и прозрачным льдом, способным поднять человека, ходят с дубинками
по местам не очень глубоким.
Они забрели от подвод шагов на триста; видно было, как они, молча и еле двигая ногами, стараясь забирать возможно глубже и поближе к камышу, волокли бредень, как они, чтобы испугать рыбу и загнать ее к себе в бредень,
били кулаками
по воде и шуршали в камыше.
Вечерний сумрак окутал поле; лес вдали стал плотно чёрен, как гора. Летучая мышь маленьким тёмным пятном бесшумно мелькала в воздухе, и точно это она сеяла тьму. Далеко на реке был слышен стук колёс парохода
по воде; казалось, что где-то далеко летит огромная птица и это её широкие крылья
бьют воздух могучими взмахами. Лунёв припомнил всех людей, которые ему мешали жить, и всех их, без пощады, наказал. От этого ему стало ещё приятнее… И один среди поля, отовсюду стиснутый тьмою, он тихо запел…
Весь великий пост заготовляли наши крестьяне лесной материал: крупные и мелкие бревна, слеги, переводины, лежни и сваи, которых почему-то понадобилось великое множество, и сейчас,
по слитии полой
воды, принялись разрывать плотину и рубить новый вешняк на другом месте; в то же время наемные плотники начали
бить сваи и потом рубить огромный мельничный амбар, также на другом месте, в котором должны были помещаться шесть мукомольных поставов; толчея находилась в особом пристрое.
Заметив места, около которых они трутся — всегда в траве или кустах
по полоям, — охотник входит тихо в
воду и стоит неподвижно сбоку рыбьего хода с готовою острогою, и, когда щуки подплывут к нему близко,
бьет их своим нептуновским трезубцем, который имеет, однако, не три, а пять и более зубцов, или игл с зазубринами.
Я чувствую себя заключенным внутри холодного, масляного пузыря, он тихо скользит
по наклонной плоскости, а я влеплен в него, как мошка. Мне кажется, что движение постепенно замирает и близок момент, когда оно совсем остановится, — пароход перестанет ворчать и
бить плицами колес
по густой
воде, все звуки облетят, как листья с дерева, сотрутся, как надписи мелом, и владычно обнимет меня неподвижность, тишина.
Я сам слыхал, даже от противников князя Шаховского, что в пиесе Загоскина гораздо более живости действия, интереса завязки и комизма, чем в «Липецких
водах»; хотя на искренность таких отзывов нельзя полагаться, ибо тут похвалою защитника
бьют защищаемого, но комедия Загоскина точно имела достоинство, не только как первый дебют молодого писателя, как пиеса, написанная кстати,
по обстоятельствам, как пиеса своего времени, но как литературное произведение с нравственной мыслью, высказанной на сцене живо и весело, языком чистым, легким и разговорным.
Стражбы той приехало двадцать человек, и хотя все они в разных храбрых уборах, но наших более полусот, и все выспреннею горячею верой одушевленные, и все они плывут
по воде как тюленьки, и хоть их колотушкою
по башкам
бей, а они на берег к своей святыне достигают, и вдруг, как были все мокренькие, и пошли вперед, что твое камение живо и несокрушимое.
Приходилось то и дело переходить речонки вброд или
по лавам, которые представляют из себя не что иное, как два или три тонких деревца, связанных лыком или прутьями, переброшенных поперек реки и крепленных несколькими парами шатких кольев, вколоченных в дно. Но всего неприятнее были переходы
по открытым местам, совсем голубым от бесчисленных незабудок, от которых так остро, травянисто и приторно пахло. Здесь почва ходила и зыбилась под ногами, а из-под ног, хлюпая,
била фонтанчиками черная вонючая
вода.
Собрался народ, принесли три ковриги хлеба. Родня стала расставлять столы и покрывать скатертями. Потом принесли скамейки и ушат с
водой. И все сели
по местам. Когда приехал священник, кум с кумой стали впереди, а позади стала тетка Акулина с мальчиком. Стали молиться. Потом вынули мальчика, и священник взял его и опустил в
воду. Я испугался и закричал: «Дай мальчика сюда!» Но бабушка рассердилась на меня и сказала: «Молчи, а то
побью».
Взобравшись на гору, я тихо ахнула. Из зеленого утеса
бил родник. Высокая, стройная девушка в голубом бешмете, без шапочки, но с одной фатой, по-мингрельски накинутой поверх черных кос, наполняла
водой свой глиняный кувшин.
А дорога все хуже и хуже… Въехали в лес. Тут уж сворачивать негде, колеи глубокие, и в них льется и журчит
вода. И колючие ветви
бьют по лицу.
Катя изо всей силы
била его поленом
по спине или в сенях обольет целым ведром
воды, и Петр выскакивает из сеней счастливый, смеющийся и весь насквозь мокрый.
Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь,
били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый
водой, боком плавал
по середине пруда.