Неточные совпадения
С криком вырвался кто-то внизу из какой-то квартиры и не то что
побежал, а точно упал вниз, по лестнице, крича во всю глотку...
Я бросился вон из комнаты, мигом очутился на улице и опрометью
побежал в дом священника, ничего не видя и не чувствуя. Там раздавались
крики, хохот и песни… Пугачев пировал
с своими товарищами. Палаша прибежала туда же за мною. Я подослал ее вызвать тихонько Акулину Памфиловну. Через минуту попадья вышла ко мне в сени
с пустым штофом в руках.
Полукругом стояли краснолицые музыканты, неистово дуя в трубы, медные
крики и уханье труб вливалось в непрерывный, воющий шум города, и вой был так силен, что казалось, это он раскачивает деревья в садах и от него
бегут во все стороны, как встревоженные тараканы, бородатые мужики
с котомками за спиною, заплаканные бабы.
Было странно слышать, что, несмотря на необыденность тем, люди эти говорят как-то обыденно просто, даже почти добродушно; голосов и слов озлобленных Самгин не слышал. Вдруг все люди впереди его дружно
побежали, а
с площади, встречу им, вихрем взорвался оглушающий
крик, и было ясно, что это не
крик испуга или боли. Самгина толкали, обгоняя его, кто-то схватил за рукав и повлек его за собой, сопя...
Она двумя пальцами взяла за голову рыбу, а когда та стала хлестать хвостом взад и вперед, она
с криком: «Ай, ай!» — выронила ее на пол и
побежала по коридору.
Крик, однако, тотчас затих, как вдруг отворилась дверь рядом
с моею, от соседок, и одна молодая, как показалось мне, женщина быстро вырвалась и
побежала вниз по лестнице.
И все
бегут,
с криками,
с напевами, чтоб посторонились.
Он мгновенно перепрыгнул через плетень и
с криком: «Малек-Адель! Малек-Адель!» —
побежал прямо в поле.
Прошло несколько мгновений… Она притихла, подняла голову, вскочила, оглянулась и всплеснула руками; хотела было
бежать за ним, но ноги у ней подкосились — она упала на колени… Я не выдержал и бросился к ней; но едва успела она вглядеться в меня, как откуда взялись силы — она
с слабым
криком поднялась и исчезла за деревьями, оставив разбросанные цветы на земле.
Когда судно приставало к городу и он шел на рынок, по — волжскому на базар, по дальним переулкам раздавались
крики парней; «Никитушка Ломов идет, Никитушка Ломов идет!» и все
бежали да улицу, ведущую
с пристани к базару, и толпа народа валила вслед за своим богатырем.
Ободренные разбойники воспользовались сей минутою недоумения, смяли их, стеснили в ров, осаждающие
побежали, разбойники
с криком устремились за ними.
Остальные братья тоже
бежали с ругательствами. К ним присоединились бывшие поблизости ученики, и взбешенный Кранц, все прибавляя шагу, дошел до своей квартиры, сопровождаемый свистом, гиканьем и
криками «ура». К счастью, квартира была недалеко. На крыльце немец оглянулся и погрозил кулаком, а в окно выглядывало злорадное лицо бедной жертвы его коварства…
Еще большую горячность показывает утка к своим утятам: если как-нибудь застанет ее человек плавающую
с своею выводкой на открытой воде, то утята
с жалобным писком, как будто приподнявшись над водою, — точно
бегут по ней, — бросаются стремглав к ближайшему камышу и проворно прячутся в нем, даже ныряют, если пространство велико, а матка, шлепая по воде крыльями и оглашая воздух особенным, тревожным
криком, начнет кружиться пред человеком, привлекая все его внимание на себя и отводя в противоположную сторону от детей.
И
с криком «иду!» я
бежала бегом,
Рванув неожиданно руку,
По узкой доске над зияющим рвом
Навстречу призывному звуку…
«Иду!..» Посылало мне ласку свою
Улыбкой лицо испитое…
Он быстро схватил со стола бокал, рванулся
с места и в одно мгновение подошел к сходу
с террасы. Князь
побежал было за ним, но случилось так, что, как нарочно, в это самое мгновение Евгений Павлович протянул ему руку прощаясь. Прошла одна секунда, и вдруг всеобщий
крик раздался на террасе. Затем наступила минута чрезвычайного смятения.
Милая моя сестрица была так смела, что я
с удивлением смотрел на нее: когда я входил в комнату, она
побежала мне навстречу
с радостными
криками: «Маменька приехала, тятенька приехал!» — а потом
с такими же восклицаниями перебегала от матери к дедушке, к отцу, к бабушке и к другим; даже вскарабкалась на колени к дедушке.
Когда карета съехала со двора и пропала из моих глаз, я пришел в исступленье, бросился
с крыльца и
побежал догонять карету
с криком: «Маменька, воротись!» Этого никто не ожидал, и потому не вдруг могли меня остановить; я успел перебежать через двор и выбежать на улицу...
Кирьян и Сафоныч поехали. За ними
побежали опять
с криком мальчишки, и залаяли снова собаки.
— Вдруг — шум, хохот, факелы, бубны на берегу… Это толпа вакханок
бежит с песнями,
с криком. Уж тут ваше дело нарисовать картину, господин поэт… только я бы хотела, чтобы факелы были красны и очень бы дымились и чтобы глаза у вакханок блестели под венками, а венки должны быть темные. Не забудьте также тигровых кож и чаш — и золота, много золота.
И народ
бежал встречу красному знамени, он что-то кричал, сливался
с толпой и шел
с нею обратно, и
крики его гасли в звуках песни — той песни, которую дома пели тише других, — на улице она текла ровно, прямо, со страшной силой. В ней звучало железное мужество, и, призывая людей в далекую дорогу к будущему, она честно говорила о тяжестях пути. В ее большом спокойном пламени плавился темный шлак пережитого, тяжелый ком привычных чувств и сгорала в пепел проклятая боязнь нового…
Через час мать была в поле за тюрьмой. Резкий ветер летал вокруг нее, раздувал платье, бился о мерзлую землю, раскачивал ветхий забор огорода, мимо которого шла она, и
с размаху ударялся о невысокую стену тюрьмы. Опрокинувшись за стену, взметал со двора чьи-то
крики, разбрасывал их по воздуху, уносил в небо. Там быстро
бежали облака, открывая маленькие просветы в синюю высоту.
Красота момента опьяняет его. На секунду ему кажется, что это музыка обдает его волнами такого жгучего, ослепительного света и что медные, ликующие
крики падают сверху,
с неба, из солнца. Как и давеча, при встрече, — сладкий, дрожащий холод
бежит по его телу и делает кожу жесткой и приподымает и шевелит волосы на голове.
Я первой руки за спину крепко-накрепко завязала, а
с другою за куст забежала, да и эту там спутала, а на ее
крик третья
бежит, я и третью у тех в глазах силком скрутила; они кричать, а я, хоть тягостная, ударилась быстрей коня резвого: все по лесу да по лесу и
бежала целую ночь и наутро упала у старых бортей в густой засеке.
Он
побежал вперед вдоль траверса; человек 50 солдат
с криками побежало за ним.
Детишки не унимались, и, только видя, что «старый барин» зашевелился в лодке, и боясь, что он причалит к берегу и поймает их, они бросились
бежать с громким
криком и озираясь на сердитого «дедушку», который был не на шутку взбешен.
Нищие
с криком бежали от дворца; ужас изображался на их лицах.
Новые
крики перебили мальчика. Женщины
бежали с другого конца деревни.
Только, бывало, загремит барабан и двинется каторга к выходу, наши гуси
с криком бегут за нами, распустив свои крылья, один за другим выскакивают через высокий порог из калитки и непременно отправляются на правый фланг, где и выстраиваются, ожидая окончания разводки.
Когда арестанты возвращались
с работы, она уже по
крику у кордегардии: «Ефрейтора!» —
бежит к воротам, ласково встречает каждую партию, вертит хвостом и приветливо засматривает в глаза каждому вошедшему, ожидая хоть какой-нибудь ласки.
Арестант пускается
бежать что есть силы по «зеленой улице», но, разумеется, не пробегает и пятнадцати рядов; палки, как барабанная дробь, как молния, разом, вдруг, низвергаются на его спину, и бедняк
с криком упадает, как подкошенный, как сраженный пулей.
Я
с криком вырвался,
бежал.
В хорошую погоду они рано утром являлись против нашего дома, за оврагом, усеяв голое поле, точно белые грибы, и начинали сложную, интересную игру: ловкие, сильные, в белых рубахах, они весело бегали по полю
с ружьями в руках, исчезали в овраге и вдруг, по зову трубы, снова высыпавшись на поле,
с криками «ура», под зловещий бой барабанов,
бежали прямо на наш дом, ощетинившись штыками, и казалось, что сейчас они сковырнут
с земли, размечут наш дом, как стог сена.
Жандармский ключ
бежал по дну глубокого оврага, спускаясь к Оке, овраг отрезал от города поле, названное именем древнего бога — Ярило. На этом поле, по семикам, городское мещанство устраивало гулянье; бабушка говорила мне, что в годы ее молодости народ еще веровал Яриле и приносил ему жертву: брали колесо, обвертывали его смоленой паклей и, пустив под гору,
с криками,
с песнями, следили — докатится ли огненное колесо до Оки. Если докатится, бог Ярило принял жертву: лето будет солнечное и счастливое.
Дыма отодвинулся еще дальше, слушая бормотание Матвея, но тот уже смолк, а сон шел своим чередом…
Бегут христиане со всех сторон,
с улиц и базаров, из шинков и от возов
с хлебом.
Бегут христиане
с криком и шумом,
с камнями и дреколием… Быстро запираются Двери домов и лавочек, звякают стекла, слышны отчаянные
крики женщин и детей, летят из окон еврейские бебехи и всякая рухлядь, пух из перин кроет улицы, точно снегом…
Красивые испуганные животные большими прыжками, поджимая передние ноги, налетели на колонну так близко, что некоторые солдаты
с криками и хохотом
побежали за ними, намереваясь штыками заколоть их, но козы поворотили назад, проскочили сквозь цепь и, преследуемые несколькими конными и ротными собаками, как птицы, умчались в горы.
(Уходят.
С правой стороны раздаются громкие
крики и смех. Кричат:.) «Лодку! Скорее! Где весла? Весла!» Пустобайка медленно встает и, положив весла на плечо, хочет идти. Суслов и Басов
бегут на шум. Замыслов подскакивает к Пустобайке и вырывает у него весло.)
И
бегут, заслышав о набеге,
Половцы сквозь степи и яруги,
И скрипят их старые телеги,
Голосят, как лебеди в испуге.
Игорь к Дону движется
с полками,
А беда несется вслед за ним:
Птицы, поднимаясь над дубами,
Реют
с криком жалобным своим.
По оврагам волки завывают,
Крик орлов доносится из мглы —
Знать, на кости русские скликают
Зверя кровожадные орлы;
Уж лиса на щит червленый брешет,
Стон и скрежет в сумраке ночном…
О Русская земля!
Ты уже за холмом.
Пегий, шершавый ослик, запряженный в тележку
с углем, остановился, вытянул шею и — прискорбно закричал, но, должно быть, ему не понравился свой голос в этот день, — сконфуженно оборвав
крик на высокой ноте, он встряхнул мохнатыми ушами и, опустив голову,
побежал дальше, цокая копытами.
По площади шумно бегают дети, разбрасывая шутихи; по камням,
с треском рассыпая красные искры, прыгают огненные змеи, иногда смелая рука бросает зажженную шутиху высоко вверх, она шипит и мечется в воздухе, как испуганная летучая мышь, ловкие темные фигурки
бегут во все стороны со смехом и
криками — раздается гулкий взрыв, на секунду освещая ребятишек, прижавшихся в углах, — десятки бойких глаз весело вспыхивают во тьме.
Уже
с первых минут стало ясно, что дочь уступит матери в легкости и силе, — Нунча
бежала так свободно и красиво, точно сама земля несла ее, как мать ребенка, — люди стали бросать из окон и
с тротуаров цветы под ноги ей и рукоплескали, одобряя ее
криками; в два конца она опередила дочь на четыре минуты
с лишком, и Нина, разбитая, обиженная неудачей, в слезах и задыхаясь, упала на ступени паперти, — не могла уже
бежать третий раз.
Потом ещё две тёмные фигуры скатились к стене. Они бросились на третью, упавшую у подножия стены, и скоро обе выпрямились…
С горы ещё
бежали люди, раздавались удары их ног,
крики, пронзительный свист…
От
крика они разлетятся в стороны и исчезнут, а потом, собравшись вместе,
с горящими восторгом и удалью глазами, они со смехом будут рассказывать друг другу о том, что чувствовали, услышав
крик и погоню за ними, и что случилось
с ними, когда они
бежали по саду так быстро, точно земля горела под ногами.
Сборской отправился на своей тележке за Москву-реку, а Зарецкой сел на лошадь и в провожании уланского вахмистра поехал через город к Тверской заставе. Выезжая на Красную площадь, он заметил, что густые толпы народа
с ужасным шумом и
криком бежали по Никольской улице. Против самых Спасских ворот повстречался
с ним Зарядьев, который шел из Кремля.
Эффект состоит в том, что вся дворовая и около дворов живущая птица закричит всполошным
криком и бросится или прятаться, или преследовать воздушного пирата: куры поднимут кудахтанье, цыплята
с жалобным писком
побегут скрыться под распущенные крылья матерей-наседок, воробьи зачирикают особенным образом и как безумные попрячутся куда ни попало — и я часто видел, как дерево, задрожав и зашумев листьями, будто от внезапного крупного дождя, мгновенно прятало в свои ветви целую стаю воробьев;
с тревожным пронзительным
криком, а не щебетаньем, начнут черкать ласточки по-соколиному, налетая на какое-нибудь одно место; защекочут сороки, закаркают вороны и потянутся в ту же сторону — одним словом, поднимется общая тревога, и это наверное значит, что пробежал ястреб и спрятался где-нибудь под поветью, в овине, или сел в чащу зеленых ветвей ближайшего дерева.
— Вели…
беги… постой… Я слышал в комнате Анны Павловны
крик, поди, попроси Савелия Никандрыча сюда. Нет, — говорил Сапега, но в это время снова раздался
крик, и он опять упал на диван и зажал уши. Ничего не понимавший камердинер не трогался
с места.
Другой был армеец Волынского полка. Смерть застала его внезапно. Он
бежал, разъяренный, в атаку, задыхаясь от
крика; пуля ударила его в переносье, пронзила голову, оставив по себе черную зияющую рану. Так и лежал он
с широко раскрытыми, теперь уже застывшими глазами,
с открытым ртом и
с искривленным яростью посинелым лицом.
Владимир Сергеич
побежал на
крик. Он нашел Ипатова на берегу пруда; фонарь, повешенный на суку, ярко освещал седую голову старика. Он ломал руки и шатался как пьяный; возле него женщина, лежа на траве, билась и рыдала; кругом суетились люди. Иван Ильич уже вошел по колена в воду и щупал дно шестом; кучер раздевался, дрожа всем телом; два человека тащили вдоль берега лодку; слышался резкий топот копыт по улице деревни… Ветер несся
с визгом, как бы силясь задуть фонари, а пруд плескал и шумел, чернея грозно.
Петрусь, при первом раздавшемся
крике парубков, следуя внушению геройского духа своего, хотел было
бежать, но, как нежный брат, видя бедствующего Павлуся, бросился
с отчаянием в кучу злодеев, исхитил его из их рук, принимая и на себя значительное число ударов, одушевляемый храбростью и неустрашимостью пустился
бежать что есть духу.
Вопрос (и весь
крик) был очень бестолков. Но Вельчанинов догадался об этом, уже прокричав. На
крик этот — господин оборотился, на минуту приостановился, потерялся, улыбнулся, хотел было что-то проговорить, что-то сделать,
с минуту, очевидно, был в ужаснейшей нерешимости и вдруг — повернулся и
побежал прочь без оглядки. Вельчанинов
с удивлением смотрел ему вслед.
Столярова жена в это время, нечесанная,
с распахнутою грудью, поддерживая юпки, входила на чердак достать свое сохнувшее там платье. Вдруг
крик ужаса раздался на чердаке, и столярова жена, как сумасшедшая,
с закрытыми глазами, на четвереньках, задом, и скорее кòтом, чем
бегом, слетела
с лестницы.