Неточные совпадения
На его место поступил брауншвейг-вольфенбюттельский
солдат (вероятно,
беглый) Федор Карлович, отличавшийся каллиграфией и непомерным тупоумием. Он уже был прежде в двух домах при детях и имел некоторый навык, то есть придавал себе вид гувернера, к тому же он говорил по-французски на «ши», с обратным ударением. [Англичане говорят хуже немцев по-французски, но они только коверкают язык, немцы оподляют его. (Прим. А. И. Герцена.)]
— Это за две-то тысячи верст пришел киселя есть… прошу покорно! племянничек сыскался! Ни в жизнь не поверю. И именье, вишь, промотал… А коли ты промотал, так я-то чем причина? Он промотал, а я изволь с ним валандаться! Отошлю я тебя в земский суд — там разберут, племянник ты или
солдат беглый.
— Сказывают, во ржах
солдат беглый притаился, — сообщают друг другу девушки, — намеднись Дашутка, с села, в лес по грибы ходила, так он как прыснет из-за ржей да на нее. Хлеб с ней был, молочка малость — отнял и отпустил.
Глядитко-те,
солдат беглый проявился, а им никому и горя нет.
Прежде он имел значение сторожевого пункта, в нем жили
солдаты, которые ловили
беглых, теперь же здесь живет надзиратель, исполняющий должность, кажется, смотрителя поселений.
Солдаты, гоняясь в тайге за
беглыми, до такой степени истрепывали свою одежду и обувь, что однажды в Южном Сахалине сами были приняты за
беглых, и по ним стреляли.
Правда, они уже не рубят просек и не строят казарм, но, как и в прежнее время, возвращающийся с караула или с ученья
солдат не может рассчитывать на отдых: его сейчас же могут послать в конвой, или на сенокос, или в погоню за
беглыми.
Разнообразилась жизнь только несчастиями: то
солдата уносило на сеноплавке в море, то задирал его медведь, то заносило снегом, нападали
беглые, подкрадывалась цинга…
Кто вынужден, как
солдат или ограбленный поселенец, ловить
беглых, тот поймает и без трех рублей, а кто ловит не по долгу службы и не по нужде, а из соображений корыстного свойства, для того ловля составляет гнусный промысел, а эти три рубля являются поблажкой самого низменного свойства.
—
Солдат, должно быть,
беглый; я пошел и землянку тут нашел, а он выскочил оттуда прямо на меня с ножом; я только что пистолетом отборонился и побежал, а эти черти, — прибавил он, указывая на мужиков, — хоть бы один пошевелился, — стоят только.
—
Солдаты, надо быть,
беглые, — отвечал тот, — ну, и думают, что «пусть уж лучше, говорят, плетьми отжарят и на поселение сошлют, чем сквозь зеленую-то улицу гулять!»
Ах, как кстати: здесь в городе и около бродит теперь один Федька Каторжный,
беглый из Сибири, представьте, мой бывший дворовый человек, которого папаша лет пятнадцать тому в
солдаты упек и деньги взял.
Войско его состояло уже из двадцати пяти тысяч; ядром оного были яицкие казаки и
солдаты, захваченные по крепостям; но около их скоплялось неимоверное множество татар, башкирцев, калмыков, бунтующих крестьян,
беглых каторжников и бродяг всякого рода.
— Асамат, наконец-то, я тебя, мерзавец, поймал. Поручик, — обратился я к Архальскому, — зовите коменданта и
солдат, вас обыгрывали наверняка, карты подрезаны, это
беглые арестанты. Зови скорей! — крикнул я Архальскому.
Все это промелькнуло и исчезло. Пыльные улицы, залитые палящим зноем; измученные возбуждением и почти
беглым шагом на пространстве целой версты
солдаты, изнемогающие от жажды; крик офицеров, требующих, чтобы все шли в строю и в ногу, — вот все, что я видел и слышал пять минут спустя. И когда мы прошли еще версты две душным городом и пришли на выгон, отведенный нам под бивуак, я бросился на землю, совершенно разбитый и телом и душою.
И действительно, немедленно по вступлении на престол Екатерина отменила разные обременительные положения, утвержденные Петром III относительно гвардейских полков, увеличила жалованье и пайки
солдатам некоторых полков, велела понизить повсюду цену соли, объявила амнистию всем
беглым, скрывавшимся в Польше и Литве, установила апелляционные сроки для тяжебных дел, издала подробный указ «о коммерции, торгах и откупах», в отмену указа Петра III от 28 марта, в котором оказались «многие неудобства, клонящиеся ко вреду и тягости общенародной» (П. С З., № 11630); повелела, «вместо бывших сыщиков, сделать в губерниях и провинциях благопристойнейшее учреждение, как бы воров и разбойников искоренять» (П. С. З., № 11634); весьма резко и энергически восстала против лихоимства…
Ксения. Несчастие с ней.
Солдаты беглые напали на обитель, корову зарезали, два топора украли, заступ, связку веревок, вон что делается! А Донат, лесник наш, нехороших людей привечает, живут они в бараке, на лесорубке…
«Ну, говорит, Досекин, вот я и пропал, ведь я, говорит, брат,
беглый, из
солдат сбежал, паспорта у меня нет!» И ума немного тоже, говорю!
Капитан снял шапку и набожно перекрестился; некоторые старые
солдаты сделали то же. В лесу послышались гиканье, слова: «иай гяур! Урус иай!» Сухие, короткие винтовочные выстрелы следовали один за другим, и пули визжали с обеих сторон. Наши молча отвечали
беглым огнем; в рядах их только изредка слышались замечания в роде следующих: «он [Он — собирательное название, под которым кавказские
солдаты разумеют вообще неприятеля.] откуда палит, ему хорошо из-за леса, орудию бы нужно…» и т. д.
Беглые холопы, пашенные крестьяне, не смогшие примириться с только что возникшим крепостным правом, отягощенные оброками и податьми слобожане, лишенные промыслов посадские люди,
беглые рейтары, драгуны,
солдаты и иные ратные люди ненавистного им иноземного строя — все это валом валило за Волгу и ставило свои починки и заимки по таким местам, где до того времени человек ноги не накладывал.
И, произнеся эти слова, Грацановский снова взглянул на Милицу
беглым взглядом. Робкая надежда шевельнулась в сердце последней. Она инстинктивно почувствовала, что молодой
солдат на ее стороне и слабая краска румянца окрасила ее щеки.
Облегчением для народа была и новая система воинской повинности. Россия разделена была на пять полос, по которым производился набор: брали
солдат только с одной пятой населения, притом по человеку со ста. Дорожа рабочими руками, не казнили народ, постепенно устраняли пытки —
беглых оставляли работать на новых местах.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два
солдата — лицо одного из них было покрыто болячками, — разрывали руками кусок сырого мяса. Что-то было страшное и животное в том
беглом взгляде, который они бросили на проезжающих, и в том злобном выражении, с которым
солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.