Неточные совпадения
— Есть у меня знакомый телеграфист, учит меня в шахматы играть. Знаменито играет. Не старый еще, лет сорок, что ли, а лыс, как вот печка. Он мне сказал о
бабах: «Из вежливости говорится —
баба, а ежели честно сказать — раба. По закону естества полагается ей
родить, а она предпочитает блудить».
— Говоря без фокусов — я испугался. Пятеро человек — два студента, солдат, еще какой-то,
баба с револьвером… Я там что-то сказал, пошутил, она меня — трах по
роже!
Клим Иванович плохо спал ночь, поезд из Петрограда шел медленно, с препятствиями, долго стоял на станциях, почти на каждой толпились солдаты,
бабы, мохнатые старики, отвратительно визжали гармошки, завывали песни, — звучал дробный стук пляски, и в окна купе заглядывали бородатые
рожи запасных солдат.
—
Бабы тверже, — смеясь, сказала другая низенькая арестантка, — только вот одна
рожать вздумала. Вот заливается, — сказала она, указывая на соседний вагон, из которого слышались всё те же стоны.
— Долго ли твоя хреновка
рожать будет? — встречает его матушка, — срам сказать, шестой десяток
бабе пошел, а она, что ни год, детей таскает!
— Помилуй, пан голова! — закричали некоторые, кланяясь в ноги. — Увидел бы ты, какие хари: убей бог нас, и родились и крестились — не видали таких мерзких
рож. Долго ли до греха, пан голова, перепугают доброго человека так, что после ни одна
баба не возьмется вылить переполоху.
— Ну, а что твоя деревенская
баба? — спрашивала Харитина, подсаживаясь к Галактиону с чашкой чая. — Толстеет? Каждый год
рожает ребят?.. Ха-ха! Делать вам там нечего, вот и плодите ребятишек. Мамаша, какой милый этот следователь Куковин!.. Он так смешно ухаживает за мной.
— Бабушка-то обожглась-таки. Как она принимать будет? Ишь, как стенает тетка! Забыли про нее; она, слышь, еще в самом начале пожара корчиться стала — с испугу… Вот оно как трудно человека
родить, а
баб не уважают! Ты запомни:
баб надо уважать, матерей то есть…
— Ты этого еще не можешь понять, что значит — жениться и что — венчаться, только это — страшная беда, ежели девица, не венчаясь, дитя
родит! Ты это запомни да, как вырастешь, на такие дела девиц не подбивай, тебе это будет великий грех, а девица станет несчастна, да и дитя беззаконно, — запомни же, гляди! Ты живи, жалеючи
баб, люби их сердечно, а не ради баловства, это я тебе хорошее говорю!
Аграфена видела, что матушка Енафа гневается, и всю дорогу молчала. Один смиренный Кирилл чувствовал себя прекрасно и только посмеивался себе в бороду: все эти
бабы одинаковы, что мирские, что скитские, и всем им одна цена, и слабость у них одна женская. Вот Аглаида и глядеть на него не хочет, а что он ей сделал? Как
родила в скитах, он же увозил ребенка в Мурмос и отдавал на воспитанье! Хорошо еще, что ребенок-то догадался во-время умереть, и теперь Аглаида чистотою своей перед ним же похваляется.
— Нечего
рожу кривить! Нашелся дурак, берет тебя замуж — иди! Все девки замуж выходят, все
бабы детей
родят, всем родителям дети — горе! Ты что — не человек?
— Следим… шестую неделю, можно сказать, денно и нощно следим… так как же ему не быть-то-с? Это все одно что
бабе понести, да в десятый месяц не родить-с…
— Не смейте ничего, не смейте повивальную бабку, просто
бабу, старуху, у меня в портмоне восемь гривен…
Родят же деревенские
бабы без бабок… А околею, так тем лучше…
Каждая из этих плодущих
баб пущай раз в три года
родит — кажется, довольно? — получится четыре миллиона рождений.
— Ты думаешь — легко мне?
Родила детей, нянчила, на ноги ставила — для чего? Вот — живу кухаркой у них, сладко это мне? Привел сын чужую
бабу и променял на нее свою кровь — хорошо это? Ну?
— Али бог
бабу на смех
родил?..
Я хошь и солдат, ну, стало мне жалко глупых этих людей:
бабы, знаешь, плачут, ребятишки орут,
рожи эти в крови — нехорошо, стыдно как-то!
— Ах, батюшка, да он с ума сошел; стану я такие мерзости слушать! Да с чего вы это взяли! У меня в деревне своих
баб круглым числом пятьдесят
родят ежегодно, да я не узнаю всех гадостей. — При этом она плюнула.
В случае же раскаяния, обещал ее поддержать, а имеющего родиться сына (он даже помыслить не смел, чтоб от него могла родиться дочь — "разве бабу-ягу
родите!", прибавлял он шутливо) куда следует определить.
— Нет, ты, касатка, этого не говори. Это грех перед богом даже. Дети — божье благословение. Дети есть — значить божье благословение над тобой есть, — рассказывала Домна, передвигая в печи горшки. — Опять муж, — продолжала она. — Теперь как муж ни люби жену, а как
родит она ему детку, так вдвое та любовь у него к жене вырастает. Вот хоть бы тот же Савелий: ведь уж какую нужду терпят, а как родится у него дитя, уж он и радости своей не сложит. То любит
бабу, а то так и припадает к ней, так за нею и гибнет.
И здесь, в этой грязненькой комнате, пред лицом трех хозяев и пьяной
бабы, бессмысленно вытаращившей на меня мертвые глаза, я тоже увлекся, забыв обо всем, что оскорбительно окружало меня. Я видел, что две
рожи обидно ухмыляются, а мой хозяин, сложив губы трубочкой, тихонько посвистывает и зеленый глаз его бегает по лицу моему с каким-то особенным, острым вниманием; слышал, как Донов сипло и устало сказал...
Идем под свежим ветерком, катерок кренится и бортом захватывает, а я ни на что внимания не обращаю, и в груди у меня слезы. В душе самые теплые чувства, а на уме какая-то гадость, будто отнимают у меня что-то самое драгоценное, самое родное. И чуть я позабудусь, сейчас в уме толкутся стихи: «А ткачиха с поварихой, с сватьей
бабой Бабарихой». «
Родила царица в ночь не то сына, не то дочь, не мышонка, не лягушку, а неведому зверюшку». Я зарыдал во сне. «Никита мой милый! Никитушка! Что с тобою делают!»
— Перестань, пожалуйста, болтать — мелешь бог знает что.
Бабе за сорок, а думает еще
родить.
— Ме-ся-цев? — удивилась
баба. — Что ты, кормилец, господь с тобой. Только вчера вечером ро́дила. Какой там месяцев? Вчера ровно в это время ро́дила. Кушайте, кормильцы, не знаю, как звать-то вас… Вчера только ро́дила. Вот как.
— Ну это ты врешь! — воскликнула она, оживляясь. — Я в деревне-то хочу не хочу, а должна замуж идти. А замужем
баба — вечная раба: жни да пряди, за скотом ходи да детей
роди… Что же остается для нее самой? Одни мужьевы побои да ругань…
— Кабы мы знали до рожденья, что нас ждёт, — молились бы слёзно: матушка богородица, не
роди ты нас
бабами! Ведь какая она милая была, Дуня-то, какая весёлая да умная! Заели вы её, мужичишки, дьяволы! Ограбили, обобрали — вот с чего начала она пить да гулять! А всё из-за проклятой вашей войны! Погодите, черти неуёмные, когда
бабы возьмутся за ум — они вам покажут, как войны эти затевать!
И разговор стал самый интересный для Дарьи Александровны: как
рожала? Чем была больна? Где муж? Часто ли бывает? Дарье Александровне не хотелось уходить от
баб: так интересен ей был разговор с ними, так совершенно одни и те же были их интересы. Приятнее всего Дарье Александровне было то, что она ясно видела, как все эти женщины любовались более всего тем, как много было у нее детей, и как они хороши».
— Про это и попы не знают, какое у нежити обличие, — отозвался на эти слова звонкоголосый мужичок и сейчас же сам заговорил, что у них в селе есть образ пророка Сисания и при нем списаны двенадцать сестер лихорадок, все как есть просто голыми
бабами наружу выставлены, а
рожи им все повыпечены, потому что как кто ставит пророку свечу, сейчас самым огнем
бабу в морду ткнет, чтоб ее лица не значилось.
У
бабы ни
рожи, ни кожи, на всех зверей похожа, а он… целоваться!
Презлющая
баба была эта Василиса, а с
рожи такая, что как во сне, бывало, приснится, вскочишь да перекрестишься.
— Смешно уж больно, ваше высокоблагородие. В команде вы, можно сказать, Суворов, чисто лев персидский. А с
бабой совладать не можете.
Рожа у вашего высокоблагородия поперек щеки вся поцарапана. Денщик сказывал, будто за картежную недоимку супруга вам вчерась здорово поднесла…
Вскоре после того, как Егора отправили в К-скую тюрьму, Арина заболела и слегла в постель. Две соседки поочередно ухаживали за ней, ни на минуту не оставляя ее одну. В прошлую ночь — так рассказывала
баба — Арина преждевременно
родила девочку, маленькую, как куклу, но здоровую. Родильница пожелала увидеть своего ребенка. Его положили к ней на постель. Тогда больная вдруг горько зарыдала и пришла в страшное волнение. Девочку у ней отняли, а часа через два Арина умерла тихо, точно заснула.
— Женатый, женатый, и его жена просто красавица, а вот видите же, околдовала его
баба, у которой, с позволения сказать, ни кожи, ни
рожи.
Няня-Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница-княгиня в Кишиневе
рожала княжну Марью, с крестьянскою бабой-молдаванкой, вместо бабушки.