Неточные совпадения
Раиса. За Химкой-то уж подсматривать стали.
Бабушка все
ворчит на нее, должно быть, что-нибудь заметила; да старуха нянька все братцам пересказывает. Выходи, Анфиса, поскорей замуж, и я бы к тебе переехала жить: тогда своя воля; а то ведь это тоска.
— Ничего, Марфа Васильевна,
бабушки всегда немного
ворчат — это их священная обязанность…
— И поговорить не даст — принесла нелегкая! —
ворчала бабушка. — Проси, да завтрак чтоб был готов.
— Бесстыжая! —
ворчала бабушка, подъезжая к крыльцу предводителя. — Узнает Нил Андреич, что он скажет? Будет тебе, вертушка!
Он закрепил и дом с землей и деревней за обеими сестрами, за что обе они опять по-своему благодарили его.
Бабушка хмурилась, косилась,
ворчала, потом не выдержала и обняла его.
— Бесстыдница, беспутная! и ребенка не пропустила! —
ворчала бабушка дорогой.
— Все не по-людски! —
ворчала про себя
бабушка, — своенравная: в мать! Дались им какие-то нервы! И доктор тоже все о нервах твердит. «Не трогайте, не перечьте, берегите»! А они от нерв и куролесят!
— Нет, нет:
бабушка и так недовольна моею ленью. Когда она
ворчит, так я кое-как еще переношу, а когда она молчит, косо поглядывает на меня и жалко вздыхает, — это выше сил… Да вот и Наташа. До свидания, cousin. Давай сюда, Наташа, клади на стол: все ли тут?
— «Дело, правда»! —
ворчала бабушка, — вот посмотрим, как ты проживешь!
— Чего доброго, от него станется и наяву, —
ворчала бабушка. — А что он, отдал тебе восемьдесят рублей?
Бабушка начала
ворчать, что Райский ушел от ужина. Молча, втроем, с Титом Никонычем, отужинали и разошлись.
Поехали. Мать несколько раз обернулась, взмахивая платком,
бабушка, опираясь рукою о стену дома, тоже трясла в воздухе рукою, обливаясь слезами, дед тоже выдавливал пальцами слезы из глаз и
ворчал отрывисто...
Мне было лень спросить — что это за дело? Дом наполняла скучная тишина, какой-то шерстяной шорох, хотелось, чтобы скорее пришла ночь. Дед стоял, прижавшись спиной к печи, и смотрел в окно прищурясь; зеленая старуха помогала матери укладываться,
ворчала, охала, а
бабушку, с полудня пьяную, стыда за нее ради, спровадили на чердак и заперли там.
Иногда он, проснувшись раньше
бабушки, всходил на чердак и, заставая ее за молитвой, слушал некоторое время ее шепот, презрительно кривя тонкие темные губы, а за чаем
ворчал...
Бабушка уже загородила дорогу матери, махая на нее руками, словно на курицу, она загоняла ее в дверь и
ворчала сквозь зубы...
— Нашто они тревожили тебя? — сердито
ворчала бабушка. — Эко неумное племя!
В субботу, перед всенощной, кто-то привел меня в кухню; там было темно и тихо. Помню плотно прикрытые двери в сени и в комнаты, а за окнами серую муть осеннего вечера, шорох дождя. Перед черным челом печи на широкой скамье сидел сердитый, непохожий на себя Цыганок; дедушка, стоя в углу у лохани, выбирал из ведра с водою длинные прутья, мерял их, складывая один с другим, и со свистом размахивал ими по воздуху.
Бабушка, стоя где-то в темноте, громко нюхала табак и
ворчала...
Стонал и всхлипывал дед,
ворчала бабушка, потом хлопнула дверь, стало тихо и жутко. Вспомнив, зачем меня послали, я зачерпнул медным ковшом воды, вышел в сени — из передней половины явился часовых дел мастер, нагнув голову, гладя рукою меховую шапку и крякая.
Бабушка, прижав руки к животу, кланялась в спину ему и говорила тихонько...
Долгие молитвы всегда завершают дни огорчений, ссор и драк; слушать их очень интересно;
бабушка подробно рассказывает богу обо всем, что случилось в доме; грузно, большим холмом стоит на коленях и сначала шепчет невнятно, быстро, а потом густо
ворчит...
— Видите, мой милый, — сказала
бабушка, обращаясь к папа, когда Гаша, продолжая
ворчать, вышла из комнаты, — как со мной говорят в моем доме?
Иногда он потихоньку мигает и делает нам знаки, когда
бабушка начинает
ворчать и сердиться на всех без причины.
— О, чтоб тебя ро́зорвало! —
ворчала бабушка, просыпаясь.
Девушка иногда сердилась на упрямую старуху, особенно когда та принималась
ворчать на нее, но когда
бабушка вставала на молитву — это была совсем другая женщина, вроде тех подвижниц, какие глядят строгими-строгими глазами с икон старинного письма.
Бабушка Татьяна была стара для Нюши, притом постоянно
ворчала да охала...
— Да у него у самого-то языка, что ли, нет? —
ворчит бабушка на Нюшу.
При простудных же болезнях, которым очень часто подвергалась неосторожная Ольга Федотовна,
бабушка сама обтирала ее согретым вином с уксусом и поила теплою малиной, хотя не забывала при этом
ворчать...
— Вот ослы-то! —
ворчала бабушка и обратила все свое внимание на кровать.