Неточные совпадения
Краса и гордость русская,
Белели церкви Божии
По горкам, по холмам,
И с ними в славе спорили
Дворянские дома.
Дома с оранжереями,
С китайскими беседками
И с
английскими парками;
На каждом флаг играл,
Играл-манил приветливо,
Гостеприимство русское
И ласку обещал.
Французу не привидится
Во сне, какие праздники,
Не день, не два — по месяцу
Мы задавали тут.
Свои индейки жирные,
Свои наливки сочные,
Свои актеры, музыка,
Прислуги — целый полк!
Вдруг
белая собачка
английской породы залаяла и побежала ей навстречу.
Аркадий подошел к дяде и снова почувствовал на щеках своих прикосновение его душистых усов. Павел Петрович присел к столу. На нем был изящный утренний, в
английском вкусе, костюм; на голове красовалась маленькая феска. Эта феска и небрежно повязанный галстучек намекали на свободу деревенской жизни; но тугие воротнички рубашки, правда, не
белой, а пестренькой, как оно и следует для утреннего туалета, с обычною неумолимостью упирались в выбритый подбородок.
На ней серое платье, перехваченное поясом, соломенная шляпа, подвязанная
белой вуалью; в таком виде
английские дамы путешествуют по Египту.
Встретили группу
английских офицеров, впереди их автоматически шагал неестественно высокий человек с лицом из трех костей, в
белой чалме на длинной голове, со множеством орденов на груди, узкой и плоской.
Мы через рейд отправились в город, гоняясь по дороге с какой-то
английской яхтой, которая ложилась то на правый, то на левый галс, грациозно описывая круги. Но и наши матросы молодцы: в
белых рубашках, с синими каймами по воротникам, в
белых же фуражках, с расстегнутой грудью, они при слове «Навались! дай ход!» разом вытягивали мускулистые руки, все шесть голов падали на весла, и, как львы, дерущие когтями землю, раздирали веслами упругую влагу.
Он сказал, что полиция, которая большею частью состоит из сипаев, то есть служащих в
английском войске индийцев, довольно многочисленна и бдительна, притом все цветные племена питают глубокое уважение к
белым.
Зато прибыл к нам из Москвы в хорошем платье, в чистом сюртуке и
белье, очень тщательно вычищал сам щеткой свое платье неизменно по два раза в день, а сапоги свои опойковые, щегольские, ужасно любил чистить особенною
английскою ваксой так, чтоб они сверкали как зеркало.
Пестрая молодежь, пришедшая сверху, снизу, с юга и севера, быстро сплавлялась в компактную массу товарищества, общественные различия не имели у нас того оскорбительного влияния, которое мы встречаем в
английских школах и казармах; об
английских университетах я не говорю: они существуют исключительно для аристократии и для богатых. Студент, который бы вздумал у нас хвастаться своей
белой костью или богатством, был бы отлучен от «воды и огня», замучен товарищами.
Потом под икру ачуевскую, потом под зернистую с крошечным расстегаем из налимьих печенок, по рюмке сперва
белой холодной смирновки со льдом, а потом ее же, подкрашенной пикончиком, выпили
английской под мозги и зубровки под салат оливье…
Камер-юнкер, сев за стол, расстегнул свой блестящий кокон, причем оказалось, что под мундиром на нем был надет безукоризненной чистоты из толстого
английского пике
белый жилет.
Елена была уже два года замужем, но ее очень часто называли барышней, что иногда льстило ей, а иногда причиняло досаду. Она и в самом деле была похожа на восемнадцатилетнюю девушку со своей тонкой, гибкой фигурой, маленькой грудью и узкими бедрами, в простом костюме из
белой, чуть желтоватой шершавой кавказской материи, в простой
английской соломенной шляпе с черной бархаткой.
Впереди стояли двумя рядами степенные русаки-каменщики, все до одного в
белых фартуках, почти все со льняными волосами и рыжими бородами, сзади них литейщики и кузнецы в широких темных блузах, перенятых от французских и
английских рабочих, с лицами, никогда не отмываемыми от железной копоти, — между ними виднелись и горбоносые профили иноземных увриеров; [Рабочих (от франц. ouvier).] сзади, из-за литейщиков, выглядывали рабочие при известковых печах, которых издали можно было узнать по лицам, точно обсыпанным густо мукою, и по воспаленным, распухшим, красным глазам…
Бегушев полетел из больницы на всех рысях на Кузнецкий мост, где в магазине готового женского
белья и платьев накупил того и другого; зашел тут же в
английский магазин, отобрал шерстяных чулок, плед и кончил тем, что приторговал у Мичинера меховой женский салоп, строго наказав везде, чтобы все эти вещи немедленно были доставлены к нему.
На нем было столько долгов, что он должен был служить, чтобы его не посадили в яму. Он теперь ехал в губернский город начальником коннозаводства. Ему выхлопотали это его важные родные. Он был одет в военный китель и синие штаны. Китель и штаны были такие, каких бы никто себе не сделал кроме богача,
белье тоже, часы были тоже
английские. Сапоги были на каких-то чудных, в палец толщины, подошвах.
Она вся разбилась об утесы и вместе с великолепным кораблем «Black Prince» и с
английским золотом пошла ко дну около
Белых камней, которые и теперь еще внушительно торчат из воды там, где узкое горло бухты расширяется к морю, с правой стороны, если выходишь из Балаклавы.
Замшелые, древние,
белые, согбенные старцы рассказывали о том, что и прежде делались попытки добыть со дна
английское золото; приезжали и сами англичане, и какие-то фантастические американцы, ухлопывали пропасть денег и уезжали из Балаклавы ни с чем.
Пестрые
английские раскрашенные тетрадки и книжки, кроватки с куклами, картинки, комоды, маленькие кухни, фарфоровые сервизы, овечки и собачки на катушках обозначали владения девочек; столы с оловянными солдатами, картонная тройка серых коней, с глазами страшно выпученными, увешанная бубенчиками и запряженная в коляску, большой
белый козел, казак верхом, барабан и медная труба, звуки которой приводили всегда в отчаяние англичанку мисс Бликс, — обозначали владения мужского пола.
Но особенно он любил играть
английским матросам с коммерческих судов. Они приходили гурьбой, держась рука об руку, — все как бы на подбор грудастые, широкоплечие, молодые, белозубые, со здоровым румянцем, с веселыми, смелыми, голубыми глазами. Крепкие мышцы распирали их куртки, а из глубоко вырезанных воротников возвышались прямые, могучие, стройные шеи. Некоторые знали Сашку по прежним стоянкам в этом порту. Они узнавали его и, приветливо скаля
белые зубы, приветствовали его по-русски...
Но мне все-таки удалось увидеть ее смеющиеся розовые губы и веселое сверкание
белых зубов в то время, когда, не замечая моего приближения, она продолжала рассказывать на
английском языке что-то, вероятно, очень забавное своей соседке.
Я стоял сконфуженный. Однако и бумажки принесли некоторую пользу. После долгих увещеваний хозяин согласился на раздел: он оставил себе в виде залога мой прекрасный новый
английский чемодан из желтой кожи, а я взял
белье, паспорт и, что было для меня всего дороже, мои записные книжки. На прощанье хохол спросил меня...
А длиннокосый торгаш-китаец, с желтым оплывшим лицом и узкими глазами, в
белой кофте и широких штанах, уже стоял у комнаты Володи и разложил свой товар, и чего-чего только не предлагал он на ломаном
английском языке, выкладывая ящик за ящиком.
Зато Паоло пытался что-то сказать на своем ломаном
английском языке, и то и дело показывал на свой костюм, весело скалил свои
белые зубы и прижимал руки к сердцу.
Но лучшей рукодельницей во всем приюте считалась Паланя, «цыганка»… Перед нею в пяльцах была растянута великолепно исполненная полоса
английского шитья, наложенного на клеенку. Хитрый, замечательно искусно выполненный рисунок
белым шелком по французскому батисту не мог не восхищать «понимающую» публику, знатоков дела. Паланя сама великолепно сознавала цену подобной работе и очень гордилась ею. Она с особенной тщательностью разгладила пальцами прошивку и загоревшимися глазами любовалась ею.
До появления героини Теркин озирался и невнимательно слушал то, что говорилось на сцене. Его тотчас же начало раздражать нетвердое, плохое чтение тяжелых
белых стихов актрисой, игравшей няньку королевы, напыщенно — деревянные манеры актера, по-провинциальному одетого
английским сановником.
На разговенье внезапно явился Виктор Мироныч. Станицына только что села за стол с Тасей и Рубцовым — больше никого не было, — как вошел ее муж, во фраке и
белом галстуке, улыбающийся своей нахальной усмешкой, поздоровался с ней
английским рукопожатием, попросил познакомить его с Тасей, с недоумением поглядел на Рубцова и, когда Анна Серафимовна назвала его, протянул ему два пальца.
Он наметил у стола биржевиков молодого брюнета с лицом, какие попадаются в магазинах
белья и женских мод, в узких бакенбардах, с прической «капульчиком», в темно-красном шарфе, перехваченном матовым золотым кольцом. Пиджак из
английского шевиота сидел на нем гладко и выказывал его округленные, падающие, как у женщины, плечи.
У Козлова был замечательный
белый арабский жеребец, которого он впоследствии продал генералу Скобелеву и, кроме того, еще чудная бурая,
английская чистокровная лошадь, которой залюбовался Савин, знаток и любитель лошадей.
Одевался он по-заграничному, носил высокую цилиндрическую шляпу,
белый фуляр на шее, светлое,
английского покроя пальто и башмаки с гетрами на толстых подошвах. Он упирался на палку с серебряным матовым набалдашником.
Кто это — давно, давно загорелый и не отошедший старичок с крупными прямыми рабочими морщинами особенного склада, такого склада, какого не бывают морщины, приобретенные в
английском клубе, с
белыми как снег волосами и бородой, с добрым и гордым взглядом и энергическими движениями?