Неточные совпадения
Он прошел вдоль восточного берега и, обогнув северные мысы Сахалина, вступил в
самый пролив, держась направления с севера на юг, и, казалось, был уже совсем близок к разрешению загадки, но постепенное уменьшение глубины до 3 1/2 сажен, удельный вес воды, а главное, предвзятая мысль заставили и
его признать существование перешейка, которого
он не видел.
Если
они не открыли входа в Амур, то потому, что имели в своем распоряжении
самые скудные средства для исследования, а главное, — как гениальные люди, подозревали и почти угадывали другую правду и должны были считаться с ней.
Авторитет
его предшественников, однако, был еще так велик, что когда
он донес о своих открытиях в Петербург, то
ему не поверили, сочли
его поступок дерзким и подлежащим наказанию и «заключили»
его разжаловать, и неизвестно, к чему бы это повело, если бы не заступничество
самого государя, который нашел
его поступок молодецким, благородным и патриотическим.
Самый даровитый сподвижник Невельского, Н. К. Бошняк, открывший Императорскую гавань, когда
ему было еще только 20 лет, «мечтатель и дитя», — так называет
его один из сослуживцев, — рассказывает в своих записках: «На транспорте „Байкал“ мы все вместе перешли в Аян и там пересели на слабый барк „Шелехов“.
На
самом мысу, на горе, стоит одиноко избушка, в которой живет морской офицер г. Б., ставящий знаки на фарватере и имеющий надзор за
ними, а за избушкой непроходимая дремучая тайга.
И в
самом деле неинтересно глядеть: в окно видны грядки с капустною рассадой, около
них безобразные канавы, вдали маячит тощая, засыхающая лиственница. Охая и держась за бока, вошел хозяин и стал мне жаловаться на неурожаи, холодный климат, нехорошую, землю.
Он благополучно отбыл каторгу и поселение, имел теперь два дома, лошадей и коров, держал много работников и
сам ничего не делал, был женат на молоденькой, а главное, давно уже имел право переселиться на материк — и все-таки жаловался.
Когда случалось спрашивать про отсутствующего, то земляки давали о
нем самые подробные сведения.
Слова «женат, вдов, холост» на Сахалине еще не определяют семейного положения; здесь очень часто женатые бывают обречены на одинокую безбрачную жизнь, так как супруги
их живут на родине и не дают
им развода, а холостые и вдовые живут семейно и имеют по полдюжине детей; поэтому ведущих холостую жизнь не формально, а на
самом деле, хотя бы
они значились женатыми, я считал не лишним отмечать словом «одинок».
Чаще всего я встречал в избе
самого хозяина, одинокого, скучающего бобыля, который, казалось, окоченел от вынужденного безделья и скуки; на
нем вольное платье, но по привычке шинель накинута на плечи по-арестантски, и если
он недавно вышел из тюрьмы, то на столе у
него валяется фуражка без козырька.
Одни говорили, что, вероятно, высшее начальство хочет распределить пособие между ссыльными, другие — что, должно быть, уж решили наконец переселять всех на материк, — а здесь упорно и крепко держится убеждение, что рано или поздно каторга с поселениями будет переведена на материк, — третьи, прикидываясь скептиками, говорили, что
они не ждут уже ничего хорошего, так как от
них сам бог отказался, и это для того, чтобы вызвать с моей стороны возражение.
В следующих главах я буду описывать посты и селения и попутно знакомить читателя с каторжными работами и тюрьмами, поскольку я
сам успел познакомиться с
ними в короткое время.
В настоящее время Александровск занимает на плане площадь около двух квадратных верст; но так как
он уже слился со Слободкой и одною своею улицей подходит к селению Корсаковскому, чтобы в
самом недалеком будущем слиться с
ним, то размеры
его в
самом деле более внушительны.
И в
самом деле, какую цену может иметь для каторжного собственная
его чистоплотность, если завтра приведут новую партию и положат с
ним бок о бок соседа, от которого ползут во все стороны насекомые и идет удушливый запах?
Общая камера не дает преступнику одиночества, необходимого
ему хотя бы для молитвы, для размышлений и того углубления в
самого себя, которое считают для
него обязательным все сторонники исправительных целей.
Она отучает
его мало-помалу от домовитости, то есть того
самого качества, которое нужно беречь в каторжном больше всего, так как по выходе из тюрьмы
он становится самостоятельным членом колонии, где с первого же дня требуют от
него, на основании закона и под угрозой наказания, чтобы
он был хорошим хозяином и добрым семьянином.
Во всяком случае, в 1890 г., когда я был на Сахалине, все чиновники, даже не имеющие никакого отношения к тюремному ведомству (например, начальник почтово-телеграфной конторы), пользовались каторжными для своего домашнего обихода в
самых широких размерах, причем жалованья этой прислуге
они не платили, и кормилась она на счет казны.
Здесь, на каторге,
он сам построил себе избу, делает ведра, столы, неуклюжие шкапы. Умеет делать всякую мебель, но только «про себя», то есть для собственной надобности.
Сам никогда не дрался и бит не бывал; только когда-то в детстве отец высек
его за то, что горох стерег и петуха впустил.
На горе же, в виду моря и красивых оврагов, всё это становится донельзя пошло и грубо, как
оно и есть на
самом деле.
Владивостокский городской голова как-то сказал мне, что у
них во Владивостоке и вообще по всему восточному побережью «нет никакого климата», про Сахалин же говорят, что климата здесь нет, а есть дурная погода, и что этот остров —
самое ненастное место в России.
По
его рассказу, жена у
него была красавица и
он очень любил ее, но как-то раз, повздорив с ней,
он поклялся перед образом, что убьет ее, и с этого времени до
самого убийства какая-то невидимая сила не переставала шептать
ему на ухо: «Убей, убей!» До суда
он сидел в больнице св.
Николая; вероятно, поэтому
сам считает себя психопатом, так как не раз просил меня похлопотать о том, чтобы
его признали сумасшедшим и заточили в монастырь.
Вся
его каторга заключается в том, что в тюрьме
ему поручено делать колышки для прикрепления привесков к хлебным порциям — работа, кажется, не трудная, но
он нанимает вместо себя другого, а
сам «дает уроки», то есть ничего не делает.
Знаешь, где луна?» А когда мы поздно вечером возвращались пешком в Александровск,
он несколько раз, что называется, ни к селу ни к городу, повторил: «Месть есть
самое благородное чувство».
Это оттого, что
они приезжали на Сахалин, находясь еще под свежим впечатлением цейлонской и японской или амурской природы, и оттого, что
они начинали с Александровска и Дуэ, где природа в
самом деле жалка.
Веселее и приветливее всех смотрит казенный дом, где живет надзиратель Убьенных, маленький, тщедушный солдатик, с выражением, которое вполне подходит к
его фамилии; на лице у
него в
самом деле что-то убиенное, горько-недоумевающее.
Семена, взятые из казны в долг для посева, значатся в подворной описи посеянными, на
самом же деле
они наполовину съедены, и
сами поселенцы в разговоре не скрывают этого.
11 хозяев сидят на участке с
самого основания селения, и 5 из
них уже имеют крестьянское звание.
Для
них не обязательны хлебопашество и урожаи,
они предоставлены
самим себе и
сами выбирают для себя занятия и промыслы.
Одно из
самых приятных воспоминаний у
него то, как
он когда-то в дни молодости вытащил часы у
самого полицеймейстера.
На очень многие вопросы, ежедневно возбуждаемые практикой,
он совсем не дает ответа, отсюда широкое поле для произвольных толкований и незаконных действий; в
самых затруднительных положениях
он является часто совершенно бесполезною книгой, и отчасти поэтому, вероятно, г. Власов в некоторых управлениях при каторжных тюрьмах совсем не нашел устава. е) Отсутствие единства в управлении каторгой.
Стало быть, если, как говорят, представителей общества, живущих в Петербурге, только пять, то охранение доходов каждого из
них обходится ежегодно казне в 30 тысяч, не говоря уже о том, что из-за этих доходов приходится, вопреки задачам сельскохозяйственной колонии и точно в насмешку над гигиеной, держать более 700 каторжных,
их семьи, солдат и служащих в таких ужасных ямах, как Воеводская и Дуйская пади, и не говоря уже о том, что, отдавая каторжных в услужение частному обществу за деньги, администрация исправительные цели наказания приносит в жертву промышленным соображениям, то есть повторяет старую ошибку, которую
сама же осудила.
В
самую Пасху
он притаился в уголке (гиляцкой) юрты, решительно выбившись из сил.
В исследованиях Бошняка
самое интересное, конечно, личность
самого исследователя,
его молодость, —
ему шел тогда 21-й год, — и
его беззаветная, геройская преданность делу.
Ей видно, как перед
самым домом из открытого парника глядят уже созревшие арбузы и около
них почтительно, с выражением рабского усердия, ходит каторжный садовник Каратаев; ей видно, как с реки, где арестанты ловят рыбу, несут здоровую, отборную кету, так называемую «серебрянку», которая идет не в тюрьму, а на балычки для начальства.
Они оборваны, вымокли на дожде, забрызганы грязью, дрожат;
они хотят выразить мимикой, что
им в
самом деле больно, но на озябших, застывших лицах выходит что-то кривое, лживое, хотя, быть может,
они вовсе не лгут.
Тут улицы не называются, по-сибирски, слободками, как в Александровске, а улицами, и большинство
их сохраняют названия, данные
им самими поселенцами.
Обстановка у
него приличная, вполне хозяйственная, даже есть два портрета, написанных масляными красками: на одном
он сам, на другом
его покойница жена с цветком на груди.
Свои настоящие годы
он скрывает, говорит, что
ему только 61, на
самом же деле
ему больше 70.
Оба
они кончили жизнь не совсем обыкновенно: утонули в Неве, через которую торопились перейти в то
самое время, когда разводили мост.
Даже
самая теплая одежда скроена и сшита так, чтобы не стеснять
его ловких и быстрых движений на охоте и во время езды на собаках.
Сами гиляки издают тяжелый, терпкий запах, а близость
их жилищ узнается по противному, иногда едва выносимому запаху вяленой рыбы и гниющих рыбных отбросов.
К приезду новых людей
они относились всегда подозрительно, с опасением за свое будущее, но встречали
их всякий раз любезно, без малейшего протеста, и
самое большее, если
они при этом лгали, описывая Сахалин в мрачных красках и думая этим отвадить иностранцев от острова.
Часто приходится видеть, как
они,
их семьи и собаки гусем пробираются по трясине около
самой дороги.]
Вышеупомянутый приказ о разрешении принимать инородцев в окружной лазарет, выдача пособий мукой и крупой, как было в 1886 г., когда гиляки терпели почему-то голод, и приказ о том, чтоб у
них не отбирали имущества за долг, и прощение
самого долга (приказ 204-й 1890 г.), — подобные меры, быть может, скорее приведут к цели, чем выдача блях и револьверов.
Сравнение Сахалина со стерлядью особенно годится для
его южной части, которая в
самом деле похожа на рыбий хвост.
Он рассказывал мне потом, что в ту пору
ему пришлось пережить нравственно три долгих фазиса: первый,
самый долгий и мучительный, — уверенность в неминуемой гибели; каторжниками овладела паника, и
они выли; детей и женщин пришлось отправить в шлюпке под командой офицера по тому направлению, где предполагался берег, и шлюпка скоро исчезла в тумане; второй фазис — некоторая надежда на спасение: с Крильонского маяка донесся пушечный выстрел, извещавший, что женщины и дети достигли берега благополучно; третий — полная уверенность в спасении, когда в туманном воздухе вдруг раздались звуки корнет-а-пистона, на котором играл возвращавшийся офицер.
Годом основания Корсаковского считается 1869 год, но это справедливо лишь по отношению к
нему как к пункту ссыльной колонии; на
самом же деле первый русский пост на берегу бухты Лососей был основан в 1853-54 гг.
Лежит
он в пади, которая и теперь носит японское название Хахка-Томари, и с моря видна только одна
его главная улица, и кажется издали, что мостовая и два ряда домов круто спускаются вниз по берегу; но это только в перспективе, на
самом же деле подъем не так крут.
Утром было холодно и в постели, и в комнате, и на дворе. Когда я вышел наружу, шел холодный дождь и сильный ветер гнул деревья, море ревело, а дождевые капли при особенно жестоких порывах ветра били в лицо и стучали по крышам, как мелкая дробь. «Владивосток» и «Байкал», в
самом деле, не совладали со штормом, вернулись и теперь стояли на рейде, и
их покрывала мгла. Я прогулялся по улицам, по берегу около пристани; трава была мокрая, с деревьев текло.
Пищиков
сам носил письма к этому турку, уговаривал
его приходить на свидание и вообще помогал обеим сторонам.