Неточные совпадения
Говорили
каждый за себя или один за всё селение, и так как ораторское искусство процветает на Сахалине, то дело
не обошлось и без речей; в Дербинском поселенец Маслов в своей речи несколько раз назвал начальство «всемилостивейшим правительством».
Каждую женскую карточку я перечеркивал вдоль красным карандашом и нахожу, что это удобнее, чем иметь особую рубрику для отметки пола. Я записывал только наличных членов семьи; если мне говорили, что старший сын уехал во Владивосток на заработки, а второй служит в селении Рыковском в работниках, то я первого
не записывал вовсе, а второго заносил на карточку в месте его жительства.
Я сосчитал 161 хозяйство, которые ютятся со своими стройками и огородами на усадьбах, имеющих
каждая не более 20 кв. сажен.
Население здесь перебивается кое-как, но оно тем
не менее все-таки
каждый день пьет чай, курит турецкий табак, ходит в вольном платье, платит за квартиры; оно покупает дома у крестьян, отъезжающих на материк, и строит новые.
В углу стоит «парашка»;
каждый может совершать свои естественные надобности
не иначе, как в присутствии 20 свидетелей.
В 1872 г. на Каре, как писал г. Власов в своем отчете, при одной из казарм совсем
не было отхожего места, и преступники выводились для естественной надобности на площадь, и это делалось
не по желанию
каждого из них, а в то время, когда собиралось несколько человек.
Тюрьма вентилируется слабо, а между тем на
каждого ее обитателя приходится
не много воздуха.
Вся тягость работы
не в самой постройке, а в том, что
каждое бревно, идущее в дело, каторжный должен притащить из леса, а рубка в настоящее время производится за 8 верст от поста.
Например, нагрузка и выгрузка пароходов,
не требующие в России от рабочего исключительного напряжения сил, в Александровске часто представляются для людей истинным мучением; особенной команды, подготовленной и выученной специально для работ на море, нет;
каждый раз берутся всё новые люди, и оттого случается нередко наблюдать во время волнения страшный беспорядок; на пароходе бранятся, выходят из себя, а внизу, на баржах, бьющихся о пароход, стоят и лежат люди с зелеными, искривленными лицами, страдающие от морской болезни, а около барж плавают утерянные весла.
А так как казенные здания и службы при них
не могут оставаться без надзора и без удовлетворения, то к
каждому таковому зданию разрешаю назначать потребное число мужчин и женщин, показывая их по наряду по этим назначениям как сторожей, дровотасков, поломоек и проч., смотря по потребности» (приказ № 276).
Если
не бояться упрека в поспешности вывода и данными, относящимися к Корсаковке, воспользоваться для всей колонии, то, пожалуй, можно сказать, что при ничтожных сахалинских урожаях, чтобы
не работать в убыток и быть сытым,
каждый хозяин должен иметь более двух десятин пахотной земли,
не считая сенокосов и земли под овощами и картофелем.
Те из жителей, которые, подобно корсаковцам, имеют большие пахотные участки, от 3 до 6 и даже 8 десятин,
не бедствуют, но таких участков мало и с
каждым годом становится всё меньше и меньше, и в настоящее время больше половины хозяев владеют участками от 1/8 до 1 1/2 дес., а это значит, что хлебопашество дает им одни только убытки.
Каждому проезжающему через Ново-Михайловку
не миновать познакомиться с живущим здесь крестьянином из ссыльных Потемкиным.
С высокого берега смотрели вниз чахлые, больные деревья; здесь на открытом месте
каждое из них в одиночку ведет жестокую борьбу с морозами и холодными ветрами, и
каждому приходится осенью и зимой, в длинные страшные ночи, качаться неугомонно из стороны в сторону, гнуться до земли, жалобно скрипеть, — и никто
не слышит этих жалоб.
Это каторжный, старик, который с первого же дня приезда своего на Сахалин отказался работать, и перед его непобедимым, чисто звериным упрямством спасовали все принудительные меры; его сажали в темную, несколько раз секли, но он стоически выдерживал наказание и после
каждой экзекуции восклицал: «А все-таки я
не буду работать!» Повозились с ним и в конце концов бросили.
По контракту, заключенному в 1875 г. на 24 года, общество пользуется участком на западном берегу Сахалина на две версты вдоль берега и на одну версту в глубь острова; ему предоставляются бесплатно свободные удобные места для склада угля в Приморской области я прилегающих к ней островах; нужный для построек и работ строительный материал общество получает также бесплатно; ввоз всех предметов, необходимых для технических и хозяйственных работ и устройства рудников, предоставляется беспошлинно; за
каждый пуд угля, покупаемый морским ведомством, общество получает от 15 до 30 коп.; ежедневно в распоряжение общества командируется для работ
не менее 400 каторжных; если же на работы будет выслано меньше этого числа, то за
каждого недостающего рабочего казна платит обществу штрафу один рубль в день; нужное обществу число людей может быть отпускаемо и на ночь.
Стало быть, если, как говорят, представителей общества, живущих в Петербурге, только пять, то охранение доходов
каждого из них обходится ежегодно казне в 30 тысяч,
не говоря уже о том, что из-за этих доходов приходится, вопреки задачам сельскохозяйственной колонии и точно в насмешку над гигиеной, держать более 700 каторжных, их семьи, солдат и служащих в таких ужасных ямах, как Воеводская и Дуйская пади, и
не говоря уже о том, что, отдавая каторжных в услужение частному обществу за деньги, администрация исправительные цели наказания приносит в жертву промышленным соображениям, то есть повторяет старую ошибку, которую сама же осудила.
Без резерва же
не обойтись, так как в контракте оговорены на
каждый день «способные к труду» каторжные.
Каждый каторжный должен подняться вверх с санками
не менее 13 раз в день — в этом заключается урок.
Вся исключительная тяжесть
не в самом труде, а в обстановке, в тупости и недобросовестности всяких мелких чинов, когда на
каждом шагу приходится терпеть от наглости, несправедливости и произвола.
Так как в районе
каждой тюрьмы мне приходилось прежде всего пользоваться канцелярским материалом для справок и услугами грамотных людей, то во всем Тымовском округе, и особенно в Рыковском, я
не мог
не заметить на первых порах того обстоятельства, что здешние писаря хорошо подготовлены и дисциплинированны, как будто прошли специальную школу; подворные описи и алфавиты они ведут в образцовом порядке.
Там, где главная улица упирается в тюремный забор, находятся ворота, очень скромные на вид, и что это
не простые, обывательские ворота, а вход в тюрьму, видно только по надписи да по тому еще, что
каждый вечер тут толпятся каторжные, которых впускают в калитку поодиночке и при этом обыскивают.
На юге в обиходе совсем
не употребляется слово совладелец, или половинщик, так как здесь на
каждый участок полагается только по одному хозяину, но так же, как и на севере, есть хозяева, которые лишь причислены к селению, но домов
не имеют. Как в посту, так и в селениях совсем нет евреев. В избах на стенах встречаются японские картинки; приходилось также видеть японскую серебряную монету.
Находятся Кресты на реке Такоэ, как раз при впадении в нее притока; почва — суглинок с хорошим налетом ила, урожаи бывают почти
каждый год, лугов много, и люди, по счастью, оказались порядочными хозяевами; но в первые годы селение мало отличалось от Верхнего Армудана и едва
не погибло.
Обещали разных хозяйственных предметов на 1000 рублей и по 4 головы разного скота на
каждую семью, но когда отправляли переселенцев на «Манджуре» из Николаевска, то
не было ни жерновов, ни рабочих волов, лошадям
не нашлось места на судне, и сохи оказались без сошников.
Едят они понемногу, но часто, почти
каждый час; прожорливости, свойственной всем северным дикарям, у них
не замечается.
Пока несомненно одно, что колония была бы в выигрыше, если бы
каждый каторжный, без различия сроков, по прибытии на Сахалин тотчас же приступал бы к постройке избы для себя и для своей семьи и начинал бы свою колонизаторскую деятельность возможно раньше, пока он еще относительно молод и здоров; да и справедливость ничего бы
не проиграла от этого, так как, поступая с первого же дня в колонию, преступник самое тяжелое переживал бы до перехода в поселенческое состояние, а
не после.
Взрослых уроженцев Сахалина, для которых остров был бы родиной, еще нет, старожилов очень мало, большинство составляют новички; население меняется
каждый год; одни прибывают, другие выбывают; и во многих селениях, как я говорил уже, жители производят впечатление
не сельского общества, а случайного сброда.
Неблагоприятно отзывается на росте
каждого селения также еще пестрота иного рода: в колонию поступает много старых, слабых, больных физически и психически, преступных, неспособных к труду, практически
не подготовленных, которые на родине жили в городе и
не занимались сельским хозяйством.
В
каждом селении живет также надзиратель, чаще всего нижний чин местной команды, безграмотный, который докладывает проезжим чиновникам, что всё обстоит благополучно, и наблюдает за поведением поселенцев и за тем, чтоб они без спросу
не отлучались и занимались сельским хозяйством.
В Сибири женщины среди каторжных и поселенцев составляют менее 10 %, а если обратиться к нерусской депортационной практике, то встретим там колонистов, уже почтенных фермеров, которые до такой степени
не были избалованы в этом отношении, что с восторгом встречали проституток, привозимых из метрополии, и платили судовщикам 100 фунтов табаку за
каждую.
Если муж
не из таких, которые убивают или бегают, то все-таки
каждый день жене приходится бояться, как бы его
не наказали,
не взвели бы на него напраслины, как бы он
не надорвался,
не заболел,
не умер.
В том, что ссыльные
не вступают в законный брак, часто бывают виноваты также несовершенства статейных списков, создающие в
каждом отдельном случае целый ряд всяких формальностей, томительных, во вкусе старинной волокиты, ведущих к тому лишь, что ссыльный, истратившись на писарей, гербовые марки и телеграммы, в конце концов безнадежно машет рукой и решает, что законной семьи у него
не быть.
Рождение
каждого нового человека в семье встречается неприветливо; над колыбелью ребенка
не поют песен и слышатся одни только зловещие причитывания.
Количество разработанной земли до сих пор было показываемо в отчетах дутыми и подобранными цифрами (приказ № 366, 1888 г.), и никто
не скажет с точностью, сколько в среднем приходится земли на
каждого владельца.
По-видимому, количество пахотной земли абсолютно увеличивается
каждый год, средний же размер участка
не растет и как бы грозит остаться величиной постоянной.
Картофель вообще дает хорошие урожаи, и это подтверждается
не только цифрами, но и личным впечатлением; я
не видел закромов или мешков с зерном,
не видел, чтобы ссыльные ели пшеничный хлеб, хотя пшеницы здесь сеется больше, чем ржи, но зато в
каждой избе я видел картофель и слышал жалобы на то, что зимою много картофеля сгнило.
Если в саксонских и прусских тюрьмах заключенные получают мясо только три раза в неделю,
каждый раз в количестве,
не достигающем и 1/5 фунта, и если тамбовский крестьянин съедает 4 ф. хлеба в день, то это
не значит, что сахалинский ссыльный получает много мяса и мало хлеба, а значит только, что германские тюрьмоведы боятся быть заподозренными в ложной филантропии и что пища тамбовского мужика отличается большим содержанием хлеба.
Злоупотребления подобного рода совершаются тем легче, что чиновники
не могут целый день сидеть в пекарне и сторожить или осматривать
каждую порцию, а жалоб со стороны арестантов почти никогда
не бывает.
Каждый рабочий из второй категории, по окончании рабочего урока, варит для себя обед отдельно в жестяном котелке, если
не мешает дождь и если после тяжелой работы
не клонит ко сну; он устал, голоден и часто, чтобы
не хлопотать долго, съедает соленое мясо и рыбу в сыром виде.
Церкви вообще
не бедны, священникам полагается жалованья по тысяче рублей в год, в
каждом приходе есть хор певчих, поющих по нотам и одетых в парадные кафтаны.
Но на практике эта статья неудобоисполнима, так как духовное лицо пришлось бы приглашать
каждый день; да и подобного рода торжественность как-то
не вяжется с рабочею обстановкой.
Каторжные чернорабочие обыкновенно в церковь
не ходят, так как
каждым праздничным днем пользуются для того, чтобы отдохнуть, починиться, сходить по ягоды; к тому же церкви здешние тесны, и как-то само собою установилось, что ходить в церковь могут только одетые в вольное платье, то есть одна так называемая чистая публика.
Почти
каждый день в своих приказах он штрафует их, смещает на низшие оклады или же совсем увольняет: одного за неблагонадежность и неисполнительность, другого — за безнравственность, недобросовестность и неразвитие, третьего — за кражу казенного провианта, вверенного его хранению, а четвертого — за укрывательство; пятый, будучи назначен на баржу,
не только
не смотрел за порядком, но даже сам подавал пример к расхищению на барже грецких орехов; шестой — состоит под следствием за продажу казенных топоров и гвоздей; седьмой — замечен неоднократно в недобросовестном заведовании фуражным довольствием казенного скота; восьмой — в предосудительных сделках с каторжными.
Нигде старое так скоро
не забывается, как на Сахалине, именно благодаря чрезвычайной подвижности ссыльного населения, которое здесь меняется коренным образом
каждые пять лет, и отчасти отсутствию в здешних канцеляриях порядочных архивов.
На самом деле далеко
не всё число наказанных телесно попадает в ведомость: в ведомости Тымовского округа показано за 1889 г. только 57 каторжных, наказанных розгами, а в Корсаковском только 3, между тем как в обоих округах секут
каждый день по нескольку человек, а в Корсаковском иногда по десятку.
Длинная процедура: нужно надеть на
каждого саван, подвести к эшафоту. Когда наконец повесили девять человек, то получилась в воздухе «целая гирлянда», как выразился начальник округа, рассказывавший мне об этой казни. Когда сняли казненных, то доктора нашли, что один из них еще жив. Эта случайность имела особое значение: тюрьма, которой известны тайны всех преступлений, совершаемых ее членами, в том числе палач и его помощники, знали, что этот живой
не виноват в том преступлении, за которое его вешали.
В сахалинской тайге, где на
каждом шагу приходится преодолевать горы валежного леса, жесткий, путающийся в ногах багульник или бамбук, тонуть по пояс в болотах и ручьях, отмахиваться от ужасной мошки, — даже вольные сытые ходоки делают
не больше 8 верст в сутки, человек же, истощенный тюрьмой, питающийся в тайге гнилушками с солью и
не знающий, где север, а где юг,
не делает в общем и 3–5 верст.
О Сахалине, о здешней земле, людях, деревьях, о климате говорят с презрительным смехом, отвращением и досадой, а в России всё прекрасно и упоительно; самая смелая мысль
не может допустить, чтобы в России могли быть несчастные люди, так как жить где-нибудь в Тульской или Курской губернии, видеть
каждый день избы, дышать русским воздухом само по себе есть уже высшее счастье.
По словам Ядринцева, начальник завода при приеме
каждой новой партии обыкновенно выкрикивал: «Кто хочет оставаться, получай одежду, а кто в бега, тому незачем!» Начальство своим авторитетом как бы узаконивало побеги, в его духе воспитывалось всё сибирское население, которое и до сих пор побег
не считает грехом.