Неточные совпадения
Но тут новая беда: развело порядочную зыбь, и лодочники-гиляки не соглашаются везти
ни за
какие деньги.
Чтобы скоротать время, я и механик удили с палубы рыбу, и нам попадались очень крупные, толстоголовые бычки,
каких мне не приходилось ловить
ни в Черном,
ни в Азовском море.
Ни сосны,
ни дуба,
ни клена — одна только лиственница, тощая, жалкая, точно огрызенная, которая служит здесь не украшением лесов и парков,
как у нас в России, а признаком дурней, болотистой почвы и сурового климата.
— Я разрешаю вам бывать, где и у кого угодно, — сказал барон. — Нам скрывать нечего. Вы осмотрите здесь всё, вам дадут свободный пропуск во все тюрьмы и поселения, вы будете пользоваться документами, необходимыми для вашей работы, — одним словом, вам двери будут открыты всюду. Не могу я разрешить вам только одного:
какого бы то
ни было общения с политическими, так
как разрешать вам это я не имею никакого права.
Ни песен,
ни гармоники,
ни одного пьяного; люди бродили,
как тени, и молчали,
как тени.
Сами они, кроме солдат,
ни мещане,
ни купцы,
ни духовные, не распространяются насчет своего утерянного звания,
как будто оно уже забыто, а называют свое прежнее состояние коротко — волей.
Незаконное, или,
как называют здесь, свободное, сожительство не встречает себе противников
ни в начальстве,
ни в духовенстве, а, наоборот, поощряется и санкционируется.
Где есть женщины и дети, там,
как бы
ни было, похоже на хозяйство и на крестьянство, но всё же и там чувствуется отсутствие чего-то важного; нет деда и бабки, нет старых образов и дедовской мебели, стало быть, хозяйству недостает прошлого, традиций.
Ссыльное население смотрело на меня,
как на лицо официальное, а на перепись —
как на одну из тех формальных процедур, которые здесь так часты и обыкновенно
ни к чему не ведут. Впрочем, то обстоятельство, что я не здешний, не сахалинский чиновник, возбуждало в ссыльных некоторое любопытство. Меня спрашивали...
Луга и скот есть только у 8 хозяев, пашут землю 12, и,
как бы
ни было, размеры сельского хозяйства здесь не настолько серьезны, чтобы ими можно было объяснить исключительно хорошее экономическое положение.
Но, говоря о семейных каторжных, нельзя мириться с другим беспорядком — с нерасчетливостью администрации, с
какою она разрешает десяткам семейств селиться там, где нет
ни усадебной,
ни пахотной земли,
ни сенокосов, в то время
как в селениях других округов, поставленных в этом отношении в более благоприятные условия, хозяйничают только бобыли, и хозяйства не задаются вовсе благодаря недостатку женщин.
Как бы то
ни было, 56 тысяч еще не найдены и служат пока сюжетом для самых разнообразных фантастических рассказов.
При системе общих камер соблюдение чистоты в тюрьме невозможно, и гигиена никогда не выйдет здесь из той тесной рамки,
какую ограничили для нее сахалинский климат и рабочая обстановка каторжного, и
какими бы благими намерениями
ни была проникнута администрация, она будет бессильна и никогда не избавится от нареканий.
Чем выше поднимаешься, тем свободнее дышится; море раскидывается перед глазами, приходят мало-помалу мысли, ничего общего не имеющее
ни с тюрьмой,
ни с каторгой,
ни с ссыльною колонией, и тут только сознаешь,
как скучно и трудно живется внизу.
Залетела,
как птица, — и была такова,
ни слуху
ни духу.
Как бы
ни был красив и оригинален сахалинский пейзаж, но если он по неделям прячется в тумане или в дожде, то трудно оценить его по достоинству.]
А так
как долина здесь узка и с обеих сторон стиснута горами, на которых ничего не родится, и так
как администрация не останавливается
ни перед
какими соображениями, когда ей нужно сбыть с рук людей, и, наверное, ежегодно будет сажать сюда на участки десятки новых хозяев, то пахотные участки останутся такими же,
как теперь, то есть в 1/8, 1/4 и 1/2 дес., а пожалуй, и меньше.
Контроля над постройками со стороны администрации нет, вероятно, по той причине, что между чиновниками нет
ни одного, который знал бы,
как нужно строить избы и класть печи.
Но Сахалин — не Финляндия, климатические, а главным образом почвенные условия исключают
какую бы то
ни было культуру на здешних горах.
А между тем каторжник,
как бы глубоко он
ни был испорчен и несправедлив, любит всего больше справедливость, и если ее нет в людях, поставленных выше его, то он из года в год впадает в озлобление, в крайнее неверие.
Вынужденное безделье мало-помалу перешло в привычное, и теперь они, точно у моря ждут погоды, томятся, нехотя спят, ничего не делают и, вероятно, уже не способны
ни на
какое дело.
Как это
ни странно, в В. Армудане картежная игра процветает, и здешние игроки славятся на весь Сахалин.
Здесь,
как бы то
ни было, все-таки теплее, тоны у природы мягче, и голодный, озябший человек находит для себя более подходящие естественные условия, чем по среднему или нижнему течению Тыми.
Постоянная заботливость г. Ливина о людях и в то же время розги, упоение телесными наказаниями, жестокость,
как хотите, сочетание
ни с чем несообразное и необъяснимое.
Почему-то еще, вероятно, по пословице — на бедного Макара все шишки валятся,
ни в одном селении на Сахалине нет такого множества воров,
как именно здесь, в многострадальном, судьбою обиженном Палеве.
Один из гиляков показывал Бошняку зеркало, подаренное будто бы Кемцем его отцу; гиляк не хотел продать
ни за что этого зеркала, говоря, что хранит его,
как драгоценный памятник друга своего отца.
Ведомости об инородцах составляются канцеляристами, не имеющими
ни научной,
ни практической подготовки и даже не вооруженными никакими инструкциями; если сведения собираются ими на месте, в гиляцких селениях, то делается это, конечно, начальническим тоном, грубо, с досадой, между тем
как деликатность гиляков, их этикет, не допускающий высокомерного и властного отношения к людям, и их отвращение ко всякого рода переписям и регистрациям требуют особенного искусства в обращении с ними.
Так
как этот переводчик
ни одного слова не знает по-гиляцки и аински, а гиляки и айны в большинстве понимают по-русски, то эта ненужная должность может служить хорошим pendant'ом к вышеупомянутому смотрителю несуществующего Ведерниковского Станка.
Мне не приходилось слышать на Сахалине
ни про
какие эпидемии; можно сказать, что за последние 20 лет их не было тут вовсе, кроме, впрочем, эпидемического конъюнктивита, который наблюдается и в настоящее время.
Прямых наблюдений над болезненностью гиляков у нас нет, но о ней можно составить себе некоторое понятие по наличности болезнетворных причин,
как неопрятность, неумеренное употребление алкоголя, давнее общение с китайцами и японцами, [Наши приамурские инородцы и камчадалы получили сифилис от китайцев и японцев, русские же тут
ни при чем.
В «Истории Сибири» И. Фишера говорится, что известный Поярков приходил к гилякам, которые тогда «
ни под
какою чужою властью не состояли».
Корреспондент «Владивостока», не дальше
как 5 лет назад, сообщал, что «
ни у кого не было полрюмки водки, табак маньчжурский (то есть вроде нашей махорки) до 2 р. 50 к. за фунт; поселенцы и некоторые надзиратели курили байховый и кирпичный чай» (1886 г., № 22).]
Над огнем висит на крюке большой черный котел; в нем кипит уха, серая, пенистая, которую, я думаю, европеец не стал бы есть
ни за
какие деньги.
Как бы то
ни было, аинка сильно отстала в физическом развитии; она старится и блекнет раньше мужчины.
Японская вежливость не приторна и потому симпатична, и
как бы много ее
ни было перепущено, она не вредит, по пословице — масло каши не портит.
В 1888 г. в одном из своих приказов (№ 280) генерал Кононович, ввиду того что
ни в Тымовском,
ни в Александровском округах нет уже места для отвода участков, между тем
как число нуждающихся в них быстро возрастает, предложил «немедленно организовать партии из благонадежных ссыльнокаторжных под надзором вполне расторопных, более опытных в этом деле и грамотных надзирателей или даже чиновников, и таковые отправлять к отысканию мест, годных под поселения».
Эти партии бродят по совершенно не исследованной местности, на которую никогда еще не ступала нога топографа; места отыскивают, но неизвестно,
как высоко лежат они над уровнем моря,
какая тут почва,
какая вода и проч.; о пригодности их к заселению и сельскохозяйственной культуре администрация может судить только гадательно, и потому обыкновенно ставится окончательное решение в пользу того или другого места прямо наудачу, на авось, и при этом не спрашивают мнения
ни у врача,
ни у топографа, которого на Сахалине нет, а землемер является на новое место, когда уже земля раскорчевана и на ней живут.
Прелести сахалинского климата с его пасмурностью, почти ежедневными дождями и низкою температурой нигде не чувствуются так резко,
как на этих работах, когда человек в продолжение нескольких недель
ни на одну минуту не может отделаться от чувства пронизывающей сырости и озноба.
Даже такой, несомненно, заботливый человек,
как А. М. Бутаков, начальник Тымовского округа, сажает людей на участки как-нибудь, не соображаясь насчет будущего, и
ни в одном округе нет такого множества совладельцев или сверхкомплектных хозяев,
как именно у него.
Радостное известие было принято всеми 25 поселенцами молча;
ни один не перекрестился, не поблагодарил, а все стояли с серьезными лицами и молчали,
как будто всем им взгрустнулось от мысли, что на этом свете всё, даже страдания, имеет конец.
Как бы то
ни было, страшно быть на их месте.
Как бы то
ни было, женщин поступает в колонию меньше мужчин, и даже несмотря на ежегодно прибывающие партии женщин свободного состояния, мужчины все-таки дают подавляющий перевес.
Человеческое достоинство, а также женственность и стыдливость каторжной женщины не принимаются в расчет
ни в
каком случае;
как бы подразумевается, что всё это выжжено в ней ее позором или утеряно ею, пока она таскалась по тюрьмам и этапам.
Члены подобных семей чужды друг другу до такой степени, что
как бы долго они
ни жили под одною крышей, хотя бы 5 — 10 лет, не знают, сколько друг другу лет,
какой губернии,
как по отчеству…
Как бы то
ни было, развитие семейного начала среди ссыльных считается чрезвычайно слабым, и
как на главную причину, почему колония до сих пор не удалась, указывают именно на большое число бессемейных.
Из двадцатилетков, родившихся на Сахалине,
как я говорил уже, не осталось
ни одного.
Если ребенок плачет или шалит, то ему кричат со злобой: «Замолчи, чтоб ты издох!» Но все-таки, что бы
ни говорили и
как бы
ни причитывали, самые полезные, самые нужные и самые приятные люди на Сахалине — это дети, и сами ссыльные хорошо понимают это и дорого ценят их.
При таких тощих урожаях сахалинский хозяин, чтобы быть сытым, должен иметь не менее 4 дес. плодородной земли, ценить свой труд
ни во что и ничего не платить работникам; когда же в недалеком будущем однопольная система без пара и удобрения истощит почву и ссыльные «сознают необходимость перейти к более рациональным приемам обработки полей и к новой системе севооборота», то земли и труда понадобится еще больше и хлебопашество поневоле будет брошено,
как непроизводительное и убыточное.
Цифр или каких-нибудь документальных данных, относящихся к питанию поселенцев, нет
ни в литературе,
ни в канцеляриях; но если судить по личным впечатлениям и тем отрывочным сведениям,
какие можно собрать на месте, то главную пищу в колонии составляет картофель.
Как-то, освящая иконостас в анивской церкви, он так выразился по поводу этой бедности: «У нас нет
ни одного колокола, нет богослужебных книг, но для нас важно то, что есть господь на месте сем».