Неточные совпадения
Самый даровитый сподвижник Невельского, Н. К. Бошняк, открывший Императорскую гавань, когда ему было еще только 20
лет, «мечтатель и дитя», — так называет его один
из сослуживцев, — рассказывает
в своих записках: «На транспорте „Байкал“ мы все вместе перешли
в Аян и там пересели на слабый барк „Шелехов“.
— Позвольте, однако, — сказал один
из чиновников, —
в 82
году пшеница уродилась сам-40. Я это отлично знаю.
Через десять, а при благоприятных условиях, оговоренных
в уставе о ссыльных, через шесть
лет поселенец получает звание крестьянина
из ссыльных.
Для меня было особенно важно получать верные ответы от тех, которые пришли сюда
в шестидесятых и семидесятых
годах; мне хотелось не пропустить ни одного
из них, что, по всей вероятности, не удалось мне.
Из 22 семей, живущих здесь, только 4 незаконные. И по возрастному составу населения Слободка приближается к нормальной деревне; рабочий возраст не преобладает так резко, как
в других селениях; тут есть и дети, и юноши, и старики старше 65 и даже 75
лет.
Из сидящих
в одиночных камерах особенно обращает на себя внимание известная Софья Блювштейн — Золотая Ручка, осужденная за побег
из Сибири
в каторжные работы на три
года.
Арестант, имеющий и любящий деньги и пришедший из-за них на каторгу, кулак, скопидом и мошенник, берет на откуп у товарищей-каторжных право монопольной торговли
в казарме, и если место бойкое и многолюдное, то арендная плата, поступающая
в пользу арестантов, может простираться даже до нескольких сотен рублей
в год.
Вот цифры, взятые наудачу:
в начале
лета, 3 мая 1890 г., довольствовалось
из котла и ночевало
в тюрьме 1279,
в конце
лета, 29 сентября, 675 человек.
В одной избе уже
в сумерках я застал человека
лет сорока, одетого
в пиджак и
в брюки навыпуск; бритый подбородок, грязная, некрахмаленная сорочка, подобие галстука — по всем видимостям привилегированный. Он сидел на низкой скамеечке и
из глиняной чашки ел солонину и картофель. Он назвал свою фамилию с окончанием на кий, и мне почему-то показалось, что я вижу перед собой одного бывшего офицера, тоже на кий, который за дисциплинарное преступление был прислан на каторгу.
Рассказывают, что
в прежние
годы, когда бедность
в Ново-Михайловке была вопиющая,
из селения вела
в Дуэ тропинка, которую протоптали каторжные и свободные женщины, ходившие
в Дуйскую и Воеводскую тюрьмы продавать себя арестантам за медные гроши.
Те
из жителей, которые, подобно корсаковцам, имеют большие пахотные участки, от 3 до 6 и даже 8 десятин, не бедствуют, но таких участков мало и с каждым
годом становится всё меньше и меньше, и
в настоящее время больше половины хозяев владеют участками от 1/8 до 1 1/2 дес., а это значит, что хлебопашество дает им одни только убытки.
Земля здесь не служит приманкой и не располагает к оседлой жизни.
Из тех хозяев, которые сели на участки
в первые четыре
года после основания селения, не осталось ни одного; с 1876 г. сидят 9, с 1877 г. — 7, с 1878 г. — 2, с 1879 г. — 4, а все остальные — новички.
На одном
из листов, который был
в книге заглавным, едва разборчивым почерком было написано: «Мы, Иван, Данила, Петр, Сергей и Василий, высажены
в анивском селении Томари-Анива Хвостовым 17 августа 1805
года, перешли на реку Тыми
в 1810
году,
в то время, когда пришли
в Томари японцы».
Приблизительно этак
лет через 15 Мицуль уже писал, что число всех гиляков на Сахалине можно принять до 1500, а по новейшим данным, относящимся к 1889 г. и взятым мною
из казенной «Ведомости о числе инородцев»,
в обоих округах гиляков всего только 320.
Тут идет речь о том, что Маука есть главное местопребывание компании, получившей от русского правительства право
в течение 10
лет собирать морские водоросли, и что население его состоит
из 3 европейцев, 7 русских солдат и 700 рабочих — корейцев, айно и китайцев.
Тут я записал девять стариков
в возрасте от 65 до 85
лет. Один
из них, Ян Рыцеборский, 75
лет, с физиономией солдата времен очаковских, до такой степени стар, что, вероятно, уже не помнит, виноват он или нет, и как-то странно было слышать, что всё это бессрочные каторжники, злодеи, которых барон А. Н. Корф, только во внимание к их преклонным
летам, приказал перевести
в поселенцы.
Затем следует Вторая Падь,
в которой шесть дворов. Тут у одного зажиточного старика крестьянина
из ссыльных живет
в сожительницах старуха, девушка Ульяна. Когда-то, очень давно, она убила своего ребенка и зарыла его
в землю, на суде же говорила, что ребенка она не убила, а закопала его живым, — этак, думала, скорей оправдают; суд приговорил ее на 20
лет. Рассказывая мне об этом, Ульяна горько плакала, потом вытерла глаза и спросила: «Капустки кисленькой не купите ли?»
На четвертой версте от поста находится Соловьевка, основанная
в 1882
году.
Из всех сахалинских селений она занимает наиболее выгодное положение: она при море, и, кроме того, недалеко от нее находится устье рыбной речки Сусуи. Население держит коров и торгует молоком. Занимается также хлебопашеством. Жителей 74: 37 м. и 37 ж. Хозяев 26. Все они имеют пахотную и покосную землю,
в среднем по одной десятине на душу. Земля хороша только около моря, по скатам берега, дальше же она плоха, из-под ели и пихты.
Встречаются такие, которым еще только 20–25
лет, а они уже отбыли каторгу и сидят на участках, и немало крестьян
из ссыльных
в возрасте между 30 и 40
годами.
Весною и осенью, да и
летом в дождливую погоду, Найба, капризная, как все вообще горные реки, разливается и затопляет Сиянчу; сильное течение запирает вход для Такоэ, и эта тоже выходит
из берегов; то же происходит и с мелкими речками, впадающими
в Такоэ.
Летом айно ходят
в рубахах, сотканных
из травы или луба, а раньше, когда были не так бедны, носили шёлковые халаты.
В 1806 г.,
в год подвигов Хвостова, на берегу Анивы было только одно японское селение и постройки
в нем все были
из новых досок, так что было очевидно, что японцы поселились тут очень недавно.
Из нее видно, что осужденный, положим, на 17 1/2
лет проводит на каторге
в действительности 15
лет и 3 месяца, если же он попал под манифест, то только 10
лет 4 месяца; осужденный на 6
лет освобождается через 5
лет и 2 мес., а
в случае манифеста через 3
года и 6 мес.]
За леность, нерадение и нежелание устраиваться хозяйством его обращают
в общественные, то есть каторжные работы на один
год и переводят
из избы
в тюрьму.
В настоящее время большинство сахалинских поселенцев
в продолжение первых двух и редко трех
лет по освобождении
из каторжных работ получают от казны одежное и пищевое довольствие
в размере обычного арестантского пайка.
Бродяги тоже устраиваются на семейную ногу, и один
из них, бродяга Иван, 35
лет,
в Дербинском, даже заявил мне с улыбкой, что у него две сожительницы: «Одна здесь, другая по билету
в Николаевске».
Хохлушка
лет 50
в Ново-Михайловке, пришедшая сюда с сыном, тоже каторжным, из-за невестки, которая была найдена мертвой
в колодце, оставившая дома старика мужа и детей, живет здесь с сожителем, и, по-видимому, это самой ей гадко, и ей стыдно говорить об этом с посторонним человеком.
На вопрос, сколько ее сожителю
лет, баба, глядя вяло и лениво
в сторону, отвечает обыкновенно: «А чёрт его знает!» Пока сожитель на работе или играет где-нибудь
в карты, сожительница валяется
в постели, праздная, голодная; если кто-нибудь
из соседей войдет
в избу, то она нехотя приподнимется и расскажет, зевая, что она «за мужа пришла», невинно пострадала: «Его, чёрта, хлопцы убили, а меня
в каторгу».
Еще
в трюме парохода многие арестанты пишут домой, что на Сахалине и тепло, и земли много, и хлеб дешевый, и начальство доброе;
из тюрьмы они пишут то же самое, иногда по нескольку
лет, придумывая всё новые соблазны, и расчет их на темноту и легковерие жен, как показали факты, часто оправдывается.
В Тымовском округе
в том же
году из 194 каторжных женщин 11 жили с законными мужьями, а 161 состояли
в сожительстве.
Из метрических книг пока видно лишь, что за последние десять
лет наибольшее число браков было совершено
в январе; на этот месяц падает почти треть всех браков.
Но
в возрасте от 15 до 20
лет девушек свободного состояния больше, чем мужчин, которые обыкновенно оставляют остров до наступления брачного возраста; и, вероятно, за недостатком молодых женихов и отчасти
из экономических соображений было совершено много неравных браков; молодые свободные девушки, почти девочки, были выдаваемы родителями за пожилых поселенцев и крестьян.
В Андрее-Ивановском я видел чрезвычайно красивую татарку 15
лет, которую муж купил у ее отца за 100 рублей; когда мужа нет дома, она сидит на кровати, а
в дверь
из сеней смотрят на нее поселенцы и любуются.
Когда его родителей присылают на Сахалин, то ему бывает уже 5-8-10
лет; пока они отбывают каторгу и поселение, он выходит
из детского возраста, и пока потом родители хлопочут о крестьянских правах, становится уже работником, и прежде чем совсем уехать на материк, успевает несколько раз побывать на заработках во Владивостоке и
в Николаевске.
В отчете инспектора сельского хозяйства приводится таблица урожаев за последние пять
лет, составленная по данным, которые начальник острова называет «праздными вымыслами»;
из этой таблицы можно заключить приблизительно, что средний урожай зерновых хлебов на Сахалине составляет сам-три.
О том, каких размеров могут
в наших северных морях достигать китоловный и тюлений промыслы, видно
из страшной цифры, приводимой одним
из авторов: по вычислениям американских китоловных арматоров,
в продолжение 14
лет (до 1861 г.) вывезено
из Охотского моря жиру и уса на двести миллионов рублей (
В. Збышевский.
Покойный профессор, как видно
из его рапорта, находил неудобным «ограничивать размер пищи, уже столько
лет выдаваемой ссыльнокаторжным, не входя
в ближайшее изучение тех условий работы и содержания,
в которые эти арестанты поставлены, так как едва ли можно составить здесь точное понятие о качествах того мяса и хлеба, которые на месте выдаются»; тем не менее все-таки он находил возможным ограничение
в году употребления дорогих мясных порций и предложил три табели: две скоромных и одну постную.
Каторжным, как мужчинам, так и женщинам, выдается по армяку и полушубку ежегодно, между тем солдат, который работает на Сахалине не меньше каторжного, получает мундир на три, а шинель на два
года;
из обуви арестант изнашивает
в год четыре пары чирков и две пары бродней, солдат же — одну пару голенищ и 2 1/2 подошв.
При мне еще на Сахалине находился иеромонах Ираклий, родом бурят, без бороды и усов,
из Посольского монастыря, что
в Забайкалье; он пробыл на Сахалине 8
лет и
в последние
годы был священником
в Рыковском приходе.
Раз
в год приезжает
из Владивостока ксендз, и тогда ссыльных католиков
из обоих северных округов «гоняют»
в Александровск, и это бывает как раз
в весеннюю распутицу.
В тюрьме до сих пор еще возможны такие беспорядки, что два арестанта почти
год считаются
в безвестной отлучке, между тем всё это время они получают довольствие
из котла и даже употребляются на работы (приказ № 87-й 1890 г.).
«
В начале моей деятельности, когда мне еще было 25
лет, пришлось мне однажды напутствовать
в Воеводской тюрьме двух приговоренных к повешению за убийство поселенца из-за рубля сорока копеек. Вошел я к ним
в карцер и струсил с непривычки; велел не затворять за собой дверей и не уходить часовому. А они мне...
А вот и любовь. Ссыльнокаторжный Артем, — фамилии его не помню, — молодой человек
лет 20, служил
в Найбучи сторожем при казенном доме. Он был влюблен
в аинку, жившую
в одной
из юрт на реке Найбе, и, говорят, пользовался взаимностью. Его заподозрили как-то
в краже и
в наказание перевели
в Корсаковскую тюрьму, то есть за 90 верст от аинки. Тогда он стал бегать
из поста
в Найбучи для свидания с возлюбленной и бегал до тех пор, пока его не подстрелили
в ногу.
Эти цифры относятся к одному отчетному
году, но если взять наличную массу каторжных за всё время ее пребывания на острове, то отношение бегавших
в разное время к общему составу выразится не менее, как
в 60 %, то есть
из каждых пяти человек, которых вы видите
в тюрьме или на улице, наверное, трое уже бегали.
Еще
в двадцатых
годах наши каторжные бегали
из охотского солеваренного завода на «теплые», то есть Сандвичевы острова.
Летом 1889 г.
из 131 каторжных, работавших
в Тарайке на дороге, было 37 больных, а остальные явились к приехавшему начальнику острова «
в самом ужасном виде: ободранные, многие без рубах, искусанные москитами, исцарапанные сучьями деревьев, но никто не жаловался» (приказ 1889 г., № 318).
В 1858
году на Сахалине была настоящая оспа, чрезвычайно злокачественная: один старый гиляк говорил д-ру Васильеву, что
из троих двое умирало.]
Помимо таких причин, как паралич сердца, разрыв сердца, апоплексия, общий паралич тела и т. п.,
в метрических книгах показаны еще «скоропостижно» умершими 17 человек;
из них больше половины было
в возрасте от 22 до 40
лет, и только одному было больше 50.