Неточные совпадения
Правда, безобразное бывает возвышенным, когда оно ужасно;
правда, туманная неопределенность усиливает впечатление возвышенного, производимое
ужасным или огромным; но безобразное, если оно не страшно, бывает просто отвратительно или некрасиво; туманное, неопределенное не производит никакого эстетического действия, если не огромно или не ужасно.
Ужасное очень часто бывает возвышенным, это
правда; но не всегда оно бывает возвышенным: гремучая змея, скорпион, тарантул
ужаснее льва; но они отвратительно ужасны, а не возвышенно-ужасны.
Правда, что большая часть произведений искусства дает право прибавить: «
ужасное, постигающее человека, более или менее неизбежно»; но, во-первых, сомнительно, до какой степени справедливо поступает искусство, представляя это
ужасное почти всегда неизбежным, когда в самой действительности оно бывает большею частию вовсе не неизбежно, а чисто случайно; во-вторых, кажется, что очень часто только по привычке доискиваться во всяком великом произведении искусства «необходимого сцепления обстоятельств», «необходимого развития действия из сущности самого действия» мы находим, с грехом пополам, «необходимость в ходе событий» и там, где ее вовсе нет, например, в большей части трагедий Шекспира.
До побежденных женщинам нет дела! Видите, какая я предательница для женщин; я вам напоминаю то, о чем должна бы стараться заставить вас позабыть, потому что Байрон этими словами, действительно, говорит
ужасную правду, и дает советы против женщин:
Было ли то безумие, которое овладевает иногда так внезапно самыми сильными и спокойными умами, или действительно — под визг пьяной скрипки, в стенах публичного дома, под дикими чарами подведенных глаз проститутки — он открыл какую-то последнюю
ужасную правду жизни, свою правду, которой не могли и не могут понять другие люди.
Неточные совпадения
— Потому что Алексей, я говорю про Алексея Александровича (какая странная,
ужасная судьба, что оба Алексеи, не
правда ли?), Алексей не отказал бы мне. Я бы забыла, он бы простил… Да что ж он не едет? Он добр, он сам не знает, как он добр. Ах! Боже мой, какая тоска! Дайте мне поскорей воды! Ах, это ей, девочке моей, будет вредно! Ну, хорошо, ну дайте ей кормилицу. Ну, я согласна, это даже лучше. Он приедет, ему больно будет видеть ее. Отдайте ее.
— Это
правда, — говорила она, бледнея всё более и более и обнимая его голову. Всё-таки что-то
ужасное есть в этом после всего, что было.
Бывало, он меня не замечает, а я стою у двери и думаю: «Бедный, бедный старик! Нас много, мы играем, нам весело, а он — один-одинешенек, и никто-то его не приласкает.
Правду он говорит, что он сирота. И история его жизни какая
ужасная! Я помню, как он рассказывал ее Николаю — ужасно быть в его положении!» И так жалко станет, что, бывало, подойдешь к нему, возьмешь за руку и скажешь: «Lieber [Милый (нем.).] Карл Иваныч!» Он любил, когда я ему говорил так; всегда приласкает, и видно, что растроган.
— Ужели он не поймет этого никогда и не воротится — ни сюда… к этой вечной
правде… ни ко мне, к
правде моей любви? — шептали ее губы. — Никогда! какое
ужасное слово!
— О, об этой черной,
ужасной интриге я узнала бы и без него! Я всегда, всегда предчувствовала, что они вас доведут до этого. Скажите,
правда ли, что Бьоринг осмелился поднять на вас руку?