Неточные совпадения
[В гегелевской философии понятие
прекрасного развивается таким
образом...
Из этого основного воззрения следуют дальнейшие определения:
прекрасное tcnm идея в форме ограниченного проявления;
прекрасное есть отдельный чувственный предмет, который представляется чистым выражением идеи, так что в идее не остается ничего, что не проявлялось бы чувственно в этом отдельном предмете, а в отдельном чувственном предмете нет ничего, что не было бы чистым выражением идеи, Отдельный предмет в этом отношении называется
образом (das Bild).
Итак,
прекрасное есть совершенное соответствие, совершенное тожество идеи с
образом.
Совершенно другой смысл имеет другое выражение, которое выставляют за тожественное с первым: «
прекрасное есть единство идеи и
образа, полное слияние идеи с
образом»; это выражение говорит о действительно существенном признаке — только не идеи
прекрасного вообще, а того, что называется «мастерским произведением», или художественным произведением искусства: прекрасно будет произведение искусства действительно только тогда, когда художник передал в произведении своем все то, что хотел передать.
Здесь же считаю не излишним заметить, что в определении красоты как единства идеи и
образа, — в этом определении, имеющем в виду не
прекрасное живой природы, а
прекрасные произведения искусств, уже скрывается зародыш или результат того направления, по которому эстетика обыкновенно отдает предпочтение
прекрасному в искусстве перед
прекрасным в живой действительности.
Что же такое в сущности
прекрасное, если нельзя определить его как «единство идеи и
образа» или как «полное проявление идеи в отдельном предмете»?
В млекопитающих животных, организация которых более близким
образом сравнивается нашими глазами с наружностью человека,
прекрасным кажется человеку округленность форм, полнота и свежесть; кажется
прекрасным грациозность движений, потому что грациозными бывают движения какого-нибудь существа тогда, когда оно «хорошо сложено», т. е. напоминает человека хорошо сложенного, а не урода.
Проводить в подробности по различным царствам природы мысль, что
прекрасное есть жизнь, и ближайшим
образом, жизнь напоминающая о человеке и о человеческой жизни, я считаю излишним потому, что [и Гегель, и Фишер постоянно говорят о том], что красоту в природе составляет то, что напоминает человека (или, выражаясь [гегелевским термином], предвозвещает личность), что
прекрасное в природе имеет значение
прекрасного только как намек на человека [великая мысль, глубокая!
И в самом развитии идеи
прекрасного слово «жизнь» очень часто попадается у Гегеля, так] что, наконец, можно спросить, есть ли существенное различие между нашим определением «
прекрасное есть жизнь» и [между определением его: ] «
прекрасное есть полное единство идеи и
образа»?
Что касается существенного различия прежнего и предлагаемого нами понятия о
прекрасном, оно обнаруживается, как мы сказали, на каждом шагу; первое доказательство этого представляется нам в понятиях об отношении к
прекрасному возвышенного и комического, которые в господствующей эстетической системе признаются соподчиненными видоизменениями
прекрасного, проистекающими от различного отношения между двумя его факторами, идеею и
образом.
[По гегелевской системе] чистое единство идеи и
образа есть то, что называется собственно
прекрасным; но не всегда бывает равновесие между
образом и идеею; иногда идея берет перевес над
образом и, являясь нам в своей всеобщности, бесконечности, переносит нас в область абсолютной идеи, в область бесконечного — это называется возвышенным (das Erhabene); иногда
образ подавляет, искажает идею — это называется комическим (das Komische).
Таким
образом, принимаемое нами понятие возвышенного точно так же относится к обыкновенному определению его, как наше понятие о сущности
прекрасного к прежнему взгляду, — в обоих случаях возводится на степень общего и существенного начала то, что прежде считалось частным и второстепенным признаком, было закрываемо от внимания другими понятиями, которые мы отбрасываем как побочные.
Ясно также, что определениями
прекрасного возвышенного, которые кажутся нам справедливыми, разрушается непосредственная связь этих понятий, подчиняемых одно другому определениями: «
прекрасное есть равновесие идеи и
образа», «возвышенное есть перевес идеи над
образом».
Если так, то для природы нет потребности поддерживать
прекрасным и то немногое
прекрасное, которое она случайно производит: жизнь стремится вперед, не заботясь о гибели
образа, или сохраняет его только искаженным.
Наконец, ближайшим
образом мысль о том, что
прекрасное есть чистая форма, вытекает из понятия, что
прекрасное есть чистый призрак; а такое понятие — необходимое следствие определения
прекрасного как полноты осуществления идеи в отдельном предмете и падает вместе с этим определением.
Но если под
прекрасным понимать то, что понимается в этом определении, — полное согласие идеи и формы, то из стремления к
прекрасному надобно выводить не искусство в частности, а вообще всю деятельность человека, основное начало которой — полное осуществление известной мысли; стремление к единству идеи и
образа — формальное начало всякой техники, стремление к созданию и усовершенствованию всякого произведения или изделия; выводя из стремления к
прекрасному искусство, мы смешиваем два значения этого слова: 1) изящное искусство (поэзия, музыкант, д.) и 2) уменье или старанье хорошо сделать что-нибудь; только последнее выводится из стремления к единству идеи и формы.
Итак, 1)
прекрасное как единство идеи и
образа вовсе не характеристическая особенность искусства в том смысле, какой придается этому слову эстетикою; 2) «единство идеи и
образа» определяет одну формальную сторону искусства, нисколько не относясь к его содержанию; оно говорит о том, как должно быть исполнено, а не о том, что исполняется.
Красота формы, состоящая в единстве идеи и
образа, общая принадлежность «е только искусства (в эстетическом смысле слова), но и всякого человеческого дела, совершенно отлична от идеи
прекрасного, как объекта искусства, как предмета нашей радостной любви в действительном мире.
15) Совершенство формы (единство идеи и формы) не составляет характеристической черты искусства в эстетическом смысле слова (изящных искусств);
прекрасное как единство идеи и
образа, или как полное осуществление идеи, есть цель стремления искусства в обширнейшем смысле слова или «уменья», цель всякой практической деятельности человека.
Сильной натуре, не занятой ничем особенно, почти невозможно оборониться от влияния энергической женщины; надобно быть или очень ограниченным, или очень ячным, или совершенно бесхарактерным, чтоб тупо отстоять свою независимость перед нравственной властью, являющейся в
прекрасном образе юной женщины, — правда, что, пылкий от природы, увлекающийся от непривычки к самообузданию, Бельтов давал легкий приз над собою всякой кокетке, всякому хорошенькому лицу.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Очень почтительным и самым тонким
образом. Все чрезвычайно хорошо говорил. Говорит: «Я, Анна Андреевна, из одного только уважения к вашим достоинствам…» И такой
прекрасный, воспитанный человек, самых благороднейших правил! «Мне, верите ли, Анна Андреевна, мне жизнь — копейка; я только потому, что уважаю ваши редкие качества».
Каким
образом об этих сношениях было узнано — это известно одному богу; но кажется, что сам Наполеон разболтал о том князю Куракину во время одного из своих petits levе́s. [Интимных утренних приемов (франц.).] И вот в одно
прекрасное утро Глупов был изумлен, узнав, что им управляет не градоначальник, а изменник, и что из губернии едет особенная комиссия ревизовать его измену.
Он видел, что Россия имеет
прекрасные земли,
прекрасных рабочих и что в некоторых случаях, как у мужика на половине дороги, рабочие и земля производят много, в большинстве же случаев, когда по-европейски прикладывается капитал, производят мало, и что происходит это только оттого, что рабочие хотят работать и работают хорошо одним им свойственным
образом, и что это противодействие не случайное, а постоянное, имеющее основание в духе народа.
И потому в мелькнувшем
образе Корделии, в огне страсти Обломова отразилось только одно мгновение, одно эфемерное дыхание любви, одно ее утро, один прихотливый узор. А завтра, завтра блеснет уже другое, может быть, такое же
прекрасное, но все-таки другое…
У него рисовались оба
образа и просились во что-то: обе готовые, обе
прекрасные — каждая своей красотой, — обе разливали яркий свет на какую-то картину.