Искусство есть деятельность, посредством которой осуществляет человек свое стремление к прекрасному, — таково обыкновенное
определение искусства; мы не согласны с мим; но пока не высказана наша критика, еще не имеем права отступать от него, и, подстановив впоследствии вместо употребляемого нами здесь определения то, которое кажется нам справедливым, мы не изменим чрез это наших выводов относительно вопроса: всегда ли пение есть искусство, и в каких случаях становится оно искусством?
Неточные совпадения
Об этом качестве художественного произведения придется говорить при
определении сущности
искусства.
Здесь же считаю не излишним заметить, что в
определении красоты как единства идеи и образа, — в этом
определении, имеющем в виду не прекрасное живой природы, а прекрасные произведения
искусств, уже скрывается зародыш или результат того направления, по которому эстетика обыкновенно отдает предпочтение прекрасному в
искусстве перед прекрасным в живой действительности.
Напротив того, из
определения «прекрасное есть жизнь» будет следовать, что истинная, высочайшая красота есть именно красота, встречаемая человеком в мире действительности, а не красота, создаваемая
искусством; происхождение
искусства должно быть при таком воззрении на красоту в действительности объясняемо из совершенно другого источника; после того и существенное значение
искусства явится совершенно в другом свете.
кажется, будет совершенно полным
определением трагического в жизни и в
искусстве.
Тот же самый недостаток в произведении
искусства во сто раз больше, грубее и окружен еще сотнями других недостатков, — и мы не видим всего этого, а если видим, то прощаем и восклицаем: «И на солнце есть пятна!» Собственно говоря, произведения
искусства могут быть сравниваемы только друг с другом при
определении относительного их достоинства; некоторые из них оказываются выше всех остальных; и в восторге от их красоты (только относительной) мы восклицаем: «Они прекраснее самой природы и жизни!
Но если под прекрасным понимать то, что понимается в этом
определении, — полное согласие идеи и формы, то из стремления к прекрасному надобно выводить не
искусство в частности, а вообще всю деятельность человека, основное начало которой — полное осуществление известной мысли; стремление к единству идеи и образа — формальное начало всякой техники, стремление к созданию и усовершенствованию всякого произведения или изделия; выводя из стремления к прекрасному
искусство, мы смешиваем два значения этого слова: 1) изящное
искусство (поэзия, музыкант, д.) и 2) уменье или старанье хорошо сделать что-нибудь; только последнее выводится из стремления к единству идеи и формы.
Нисколько не думая, чтобы этими словами было высказано нечто совершенно новое в истории эстетических воззрений, мы, однако же, полагаем, что псевдоклассическая «теория подражания природе», господствовавшая в XVII–XVIII веках, требовала от
искусства не того, в чем поставляется формальное начало его
определением, заключающимся в словах: «
искусство есть воспроизведение действительности».
Здесь прежде всего заметим, что словами: «
искусство есть воспроизведение действительности», как и фразою; «
искусство есть подражание природе», определяется только формальное начало
искусства; для
определения содержания
искусства первый вывод, нами сделанный относительно его цели, должен быть дополнен, и мы займемся этим дополнением впоследствии.
Итак, справедливо, что фраза: «
искусство есть воспроизведение действительности», должна быть дополнена для того, чтобы быть всесторонним
определением; не исчерпывая в этом виде все содержание определяемого понятия,
определение, однако, верно, и возражения против него пока могут быть основаны только на затаенном требовании, чтобы
искусство являлось по своему
определению выше, совершеннее действительности; объективную неосновательность этого предположения мы старались доказать и потом обнаружили его субъективные основания.
Прежде, нежели перейдем к
определению существенного содержания
искусства, чем дополнится принимаемое нами
определение его формального начала, считаем нужным высказать несколько ближайших указаний об отношении теории «воспроизведения» к теории так называемого «подражания».
Определение формального начала
искусства, нами принимаемое, сходно с воззрением, господствовавшим в греческом мире, находимым у Платона, Аристотеля, и, по всей вероятности, высказанным у Демокрита.
Едва ли надобно вдаваться в более подробные доказательства принимаемого нами понятия о содержании
искусства; потому что если в эстетике предлагается обыкновенно другое, более тесное
определение содержания, то взгляд, нами принимаемый, господствует на самом деле, т. е. в самих художниках и поэтах, постоянно высказывается в литературе и в жизни.
Мы упомянули об этом, чтобы показать, как нашим
определением обнимается и фантастическое содержание
искусства.
После такого решения надобно было исследовать понятия возвышенного и трагического, которые, по обыкновенному
определению прекрасного, подходят под него, как моменты, и надобно было признать, что возвышенное и прекрасное — не подчиненные друг другу предметы
искусства.